| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Как бы то ни было, Персидский залив по крайней мере привлек внимание Д. Дуарте. Остальная часть Португальской Азии, даже западное побережье Индии, по-видимому, представляла для него гораздо меньший интерес. Что касается Чаула, то он отстранил молодого капитана Энрике де Менезиша (которого назначил Диогу Лопиш де Секейра) и заменил его хорошо известным (даже печально известным) фидалгу Симаном де Андраде, чье главное право на этот пост, по-видимому, заключалось в том, что он недавно женился на незаконнорожденной дочери губернатора, донье Бритиш (8). Во внутренних районах Гоа Диогу Лопиш предпринял дипломатические усилия для сохранения статус-кво в отношении правителя Биджапура Исмаила Адил-шаха (годы правления 1510-1534), хотя его посланник Жуан Гонсалвиш де Каштелу-Бранко, направленный к его двору в феврале 1520 г., год спустя вернулся, почти ничего не добившись. Двумя годами позже, в 1523 г., воспользовавшись отсутствием губернатора в Ормузе, правитель Биджапура отправил армию численностью примерно в пять тысяч человек и, преодолев некоторое сопротивление португальцев, захватил танадарии Понды и Сальсетты, до этого времени находившиеся под португальским контролем. Капитан Гоа Франсишку Перейра Пестана, слишком озабоченный своими внутренними проблемами с фракцией португальских поселенцев, не смог оказать достойного сопротивления, и договорился о перемирии (9). Южнее, в Керале, положение португальцев в крепостях Каликут и Кочин также ухудшилось. Принц по имени Намбеадарим, которого Албукерки поощрил в 1513 г. принять титул Самудри, убив своего предшественника, по-видимому, умер в 1522 г., и теперь на троне находился его гораздо более воинственный преемник. Этот новый Самудри в письме к Д. Жуану III, написанном в январе 1523 г., достаточно ясно изложил свои жалобы. Вопреки договоренностям, достигнутым в то время, когда был заключен мир с Албукерки в 1513-1514 гг. и построен португальский форт в Каликуте, торговля в его порту не развивалась по сравнению с торговлей в Кочине и Каннануре. Кроме того, внутри страны против него восстал один из его "вассалов", некий "Таквамаюм"; и когда Самудри организовал карательную экспедицию, кочинский раджа пришел на помощь первому. Самудри едва скрывал свое раздражение:
"Во времена других наших предков короли Кочима никогда не претендовали на главенство над нами и не захватывали наши земли, а мы в те прежние времена всегда разоряли их порты и земли, и после того, как Ваше Высочество завладели землей, с вашими капитанами-майорами и капитанами крепостей, мы никогда больше не воевали с ними, и, кроме того, хотя король Кочима не является королем по праву, а стал таковым из-за милости Вашего Высочества, он все же пришел причинить нам зло".
Несмотря на эту провокацию, Самудри пишет, что решил не мстить, а просто навести порядок в своем доме и доме своих "вассалов". Но Д. Жуан III со своей стороны должен убедить правителя Кочина не вмешиваться в его дела. Затем в письме рассказывается о положении посланников, отправленных из Каликута в Португалию: первый посол, отправленный в 1513 г., обратившийся в христианство и получивший в Португалии имя Д. Жуан да Крус, вернулся домой в 1515 г., но оказался возмутителем спокойствия, в то время как следующий посланник, Маппила Койя Пакки, больше интересовался собственными делами, чем делами обоих правителей (10). Письмо заканчивается призывом к Д. Жуану III обратиться за советом к капитану форта в Каликуте Д. Жуану де Лима и фактору Перо Мусиньо (11).
Однако к следующему году отношения между Самудри и Д. Жуаном де Лимой стали не слишком сердечными. Каштаньеда сообщает, что "когда мавры Каликута увидели большую беспечность губернатора и то, что он не наказывает их, что бы они ни сделали, они решили вести войну с португальцами с большими силами". Таким образом, было принято решение отправить в Красное море восемь больших кораблей, нагруженных пряностями, под защитой флота меньших судов (paraos), все под командованием знатного маппила и алима из Танура (порт между Каликутом и Поннани), некоего Кутти-Али (12). Португальский капитан Каликута, узнав об этом, попросил Д. Луиша де Менезиша охранять побережье Кералы, но последний, как сообщается, отказался, предпочтя остаться в Кочине, а затем уехав в октябре 1524 г. в Гоа, чтобы дождаться возвращения своего брата-губернатора из Ормуза. К этому времени начался открытый конфликт между Д. Жуаном де Лимой, с одной стороны, и силами маппила и наяров Самудри, с другой.
Таким образом, ухудшение отношений между португальцами и маппила представляет собой вторую фазу конфликта между португальцами и мусульманскими общинами в Индийском океане. Первая фаза, достижению апогея которой отчасти способствовал Васко да Гама, была направлена ??против мусульманских купцов, которые вели торговлю с Красным морем, и, по мнению португальцев, происходили в основном с Ближнего Востока (Магриб, Египет, Йемен, Хадрамаут и Ирак), и которых они обычно называли "мавры из Мекки (Mouros de Meca)" (12). В первые пятнадцать лет своего присутствия в Керале португальцы нанесли значительный ущерб коммерческим интересам этих купцов, терроризировали их, а отчасти вытеснили из портов Кералы. Дуарте Барбоза, который не был полностью лишен симпатий к ним, описывает общину парадеси ("a que chamam pardetis") в своей обширной главе о Каликуте, отмечая, что в нее входили арабы, персы, гуджаратцы, хорасанцы и деканцы, и что у них имелся отдельный "губернатор", который улаживал их дела. Он продолжает (и мы должны помнить, что его текст был написан около 1518 г.):
"До того, как португальцы открыли Индию, их [парадеси] было так много, и они были настолько могущественны и свободны в городе, что язычники не осмеливались ходить по нему из-за их высокомерия; позже, видя решимость португальцев, они попытались изгнать их из Индии, но, не сумев состоянии сделать это, сами мало-помалу удалились в свои земли, оставив Индию и ее торговлю, так что те немногие, кто остался, не имеют никакой силы" (13).
Однако с появлением интереса португальцев к Мальдивским островам и портам западного побережья Шри-Ланки коммерческий конфликт вскоре втянул в свою орбиту и маппила, многие из которых (особенно Койя Пакки из Каликута, но даже Мамали из Каннанура до ограниченной степени) не были враждебны португальскому присутствию на ранней его фазе; действительно, первые португальские грузы в Кочине были доставлены им купцами-маппила. Волна реального и предполагаемого строительства крепостей в 1518-1521 гг., в основном по инициативе португальской Короны и направленная на установление контроля над торговлей в западной части Индийского океана, вызвала новые столкновения интересов и, следовательно, появление новых врагов. Ситуация еще больше усугубилась из-за разногласий между частными португальцами (в частности, касадуш Кочина) и маппила по поводу контроля над определенными ресурсами, такими как прибрежная торговля между Кералой, побережьем Тирунелвели с его промыслом жемчуга, южным Короманделем и Шри-Ланкой (14). Именно эта напряженность и растущие антипортугальские настроения маппила легли в основу осуждения хронистом семнадцатого века качества правительства при Д. Дуарте де Менезише:
"И хотя верно то, что его очень боялись мавры Берберии, он стал настолько мало уважаем жителями Индии, что однажды, когда он был в Кочине, они прошли в виду города и у него на глазах в своих прау и запустили в сторону берега фейерверки, которые взлетали к небу, чтобы показать свое презрение и пренебрежение к нам" (15).
В 1520-х гг. португальцы опасались, что эти конфликты с местными мусульманскими купцами ("Mouros da terra") перерастут в более крупное столкновение с Османской империей; ибо неминуемая угроза со стороны "руми" (будь то подчиненные мамлюков или османов), которая фактически уменьшилась примерно после 1510 г., тем не менее еще была свежа в их памяти. Как было убедительно продемонстрировано, по крайней мере, в последние годы короткого и энергичного правления Селима I (1512-1520 гг.), османы фактически не думали о том, чтобы бросить вызов португальцам в Индийском океане (16). Однако, с воцарением его сына Сулеймана в 1520 г. размах османских амбиций и, как следствие, их южная политика несколько изменились. Экспансия османов в Хабеш, начавшаяся в 1520-х гг., безусловно, является одним из показателей этого. Но османские планы можно увидеть гораздо яснее, например, в отчете, представленном знаменитым Салманом Раисом османскому правителю Египта Ибрагиму-паше в 1525 г. Салман Раис, родившийся на Лесбосе и бывший корсар в Сицилии, в июне 1515 г. был назначен адмиралом мамлюкского флота в Красном море и продолжал служить османам после поражения мамлюков. Его отчет начинается со списка кораблей и орудий в Джидде, которые будут использоваться против неверных португальцев (Portakal-i bedin); затем он утверждает, что с этим оружием "можно захватить и удерживать все крепости и порты в Индии, находящиеся под властью неверных". Затем описываются эти территории, начиная с Ормуза, затем Диу (где неверно указано, что португальцы имеют форт), затем Гоа (их "штаб"), затем Каликут и Кочин; наконец, упоминаются португальские форты в Коломбо и Пасаи (таким образом, отчет несколько устарел, поскольку в июне 1525 г. этих фортов больше не существовало). Затем следует длинный раздел, посвященный провинции Йемен, где вновь подчеркивается португальская угроза (17). Тем не менее, следует отметить, что дух этого документа носит не только оборонительный характер; он также предусматривает активную наступательную кампанию против португальцев и окончательное изгнание их из Индийского океана: ибо, как только Йемен будет завоеван, "можно будет овладеть землями Индии (vilayet-i Hindustan) и каждый год доставлять большое количество золота и драгоценностей в Стамбул (Devlet-i Asitane)". Венецианцы уловили отголоски этого плана, и в письме их консула-резидента в Стамбуле от декабря 1525 г. говорится, что он встречался с Салманом Раисом и обсуждал с ним его планы. Упоминаются корабли, строящиеся для этой цели, помимо других, которые уже находятся в Джидде ("Alziden"); Ибрагим-паша также, по-видимому, заявил венецианцам о своей поддержке этого проекта, принимая во внимание большие потенциальные дани (возможно, из Гуджарата?) (18). Таким образом, отчет является прелюдией к османской экспедиции в Гуджарат, фактически организованной под командованием Салмана Раиса в 1527-1528 гг., и продолженной с некоторыми трудностями, после его смерти во время восстания, его подчиненными Мустафой Байрамом и Сафаром ас-Салмани (19). Экспедиция должна была иметь глубокие последствия в среднесрочной перспективе для элитной политики султаната Гуджарат, поскольку многие османские военачальники, принимавшие в ней участие, стали могущественными магнатами в западной Индии.
НОВАЯ СИЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ
В то время как эти рейды и экспедиции планировались или осуществлялись в западной части Индийского океана (в ситуации, когда, по-видимому, Д. Дуарте де Менезиш имел мало контактов с метрополией), ситуация в Португалии значительно изменилась. Диого Лопиш де Секейра, покинувший Индию в декабре 1521 г. (том самом месяце, когда умер Д. Мануэл), обнаружил это, к своему огорчению, сразу же по возвращении в Лиссабон. Здесь его грубо встретил доктор Фернан де Альвариш де Алмейда, который конфисковал его личные вещи, заявив, что он находится под следствием, предположительно, за финансовые махинации (20). Диогу Лопиш, сначала склонный полагать, что это было просто самоуправство какого-то чрезмерно рьяного чиновника, пожаловался короне через своего брата, а затем отправил сообщение ведорес да фазенда, барону Алвиту и Д. Мартиньо де Каштелу-Бранку, но ему сказали, что Алмейда на самом деле действовал по королевскому приказу. Расспросы показали ему, что следователь был родственником и клиентом графа Пенелы, Д. Жуана Васконселуша (шурина Д. Франсишку де Алмейда), а также состоял в родстве с Д. Лопо де Алмейда, — всех этих людей Секейра не причислял к своим доброжелателям. Были подняты старые скандалы вокруг вернувшейся жены губернатора, что поставило его в неловкое положение; поэтому он попросил и получил аудиенцию у Д. Жуана III, но там ничего не было решено. Когда он удалился в свой дом в Аландроале в Алентежу, его преследовал там агент Короны Пэрис Диас, который конфисковал его имущество в связи с обвинением в том, что он тайно вывез из Индии частное состояние в размере 150 000 крузаду. К середине октября 1522 г. Секейра более или менее твердо решил покинуть Португалию, но, чтобы скрыть свои намерения, написал королю, что собирается совершить паломничество в Гваделупу.
Секейра утверждал, что он ничего не должен Короне, но, напротив, именно Корона задолжала ему сумму, эквивалентную стоимости 600 кинталов перца (которым ему разрешили торговать в Ормузе, но от которых он отказался, заявив, что такая торговля наносит ущерб интересах Короны) и шесть тысяч крузаду. Он также довольно подробно изложил встречное обвинение, направленное против некоего Жоржи Диаша и других людей, "которые были наказаны мной в Индии". И он был не единственной жертвой новой политики, которая очень быстро вводилась в действие в 1522-1523 гг. Дуарте Пашеку Перейра, автор "Esmeraldo de situ orbis" и льстец мессианским и имперским притязаниям Д. Мануэла, был награжден блестящей должностью капитана Сан-Жоржи-да-Мина в 1519 г., когда Д. Мануэл взял дело в свои руки после своего отступления в 1514-18 гг. (21). В 1522 г. Дуарте Пашеку был возвращен из Африки в оковах и заменен в должности капитана сыном графа Пенамкора, неким Д. Афонсу де Албукерки. Однако к концу 1523 г., после некоторого периода тюремного заключения, он был освобожден. Среди других жертв "чистки" 1522 г. были Д. Бернардо Мануэль, который был заключен в тюрьму в Сантарене после того, как его отозвали из Северной Африки; капитан пехоты Криштован Лейтао тоже утверждал, что стал жертвой смены правительства, но больше в смысле невыполненных обещаний, чем реальных репрессий (22).
Нашим лучшим источником для того, чтобы понять изменения рассматриваемого периода, является переписка посла Габсбургов Хуана де Зуниги, занимавшего эту должность в Португалии с марта 1523 г. и находившегося в тесном контакте с рядом ведущих политических деятелей. Миссия Зуниги была многоплановой: собирать информацию для своего хозяина, гарантировать, что мятежные коммунерос в Кастилии не получат португальской поддержки, и подготовить почву для переговоров по вопросу о Молуккских островах, состоявшихся в апреле и мае 1524 г. в Бадахосе-Элваше (23). В одном из этих писем Карлу V он заявил, что редко видел такое сильное недовольство в королевстве, и большая часть его была направлена ??не на кого иного, как на el conde almirante, Васко да Гаму, который, по-видимому, стал серым кардиналом, сильной личностью нового режима (24). В конце июля 1523 г. просочилась первая новость о том, что Гама снова отправляется в Индию, и теперь Зунига писал:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
