— И чего в этом такого, что японцев так зацепит?
— Просто английское "Ай" звучит как японское "Ай′k", хотя вы наверно даже разницы не услышали. И выходит, что английское "Я" для японца звучит как слово "Любовь", а дальше "Хочу" на английском, который большинство японцев знают. Поэтому уже название будет звучать красиво, загадочно и никто никогда так не делал. А потом эти мальчик с девочкой под фонограмму начинают красиво танцевать. Желательно им группу танцоров добавить и молодёжь Японии на их концерты или выступления на танцевальных площадках просто валом пойдёт. Музыку взять похожую как в клипе, только сделать её полегче, может чуть изменить темп. Я им первые три-четыре песни запишу и даже спеть согласна. Петь нужно на английском и мужчину мне с голосом для хорошего рэпа в пару на запись. Главное, чтобы про любовь и секс. И вам останется только кошелёк пошире распахнуть...
— И зачем нам такие сложности? Когда у нас уже есть готовая певица, которая всё это сможет спеть, и уже спела в клипе и вся Япония её уже видела...
— То есть, вы реально предлагаете мне надеть блестящие коротенькие шортики и начать вместе с мулатом скакать по сцене?
— А, что в этом страшного, даже красиво будет...
— Я не про это. Надо будет, и шорты одену. Я про то, что вы готовы угробить мой уже имеющийся сценический образ и в погоне за тремя сантимами затолкать меня в новый? Я-то в него влезу, а вот обратно уже не получится. И получится, что всё уже сделанное на помойку. Этот новый образ лет пять проживёт — хорошо будет. А меня зритель после такого обратно не примет, в старый образ возврата не будет... Решать вам, не смею вам мешать...
— Хорошо, мы подумаем...
Трансляцию прервали. А Фред как-то по-новому на меня посмотрел.
— Такую я тебя ещё не видел. Хорошо, что они всё от тебя услышали, а то бы мне ещё долго нервы мотали...
— А, что это был за придурок, который почти весь разговор провёл?
— Некий мсье де Рандоль.
— Ни о чём это имя не говорит.
— Да, никто его толком и не знает. Пришёл из головного офиса "Вивенди". Поставили одним из исполнительных директоров "UMG" и мы к нему попали. А он на новом месте рвётся революцию сделать. Вообще, раскручивать Японию — это его идея. Но ему уже объяснили, что ничего быстро не получится. Что любое движение в том направлении — это срыв контрактов на уже запланированные выступления. Так он готов был даже тебя просто самолётом в Японию отправить, чтобы ты там дала концерт или пару. Но его приземлили вопросом, а что ты на этом концерте петь будешь, кроме одной песни? У тебя даже на английском всего пара песен, как я помню и какие-то совершенно никакие...
— М-да. Везёт мне на идиотов с инициативой и на новом месте...
— В каком смысле?
— Да, не берите в голову, шеф. Это из прошлой жизни. Помните, герр Фишер упоминал, как в России судился на моей стороне...
— Что-то вскользь упоминали...
— Вот я на такого же рьяного в нашем министерстве культуры попала. На год запретил мне выступать и всё обещал, что я нефтяникам на крайнем севере буду на рояле играть. Я такая дура была, что контракт подписала кабальный. Еле выкрутилась. И ведь носит же земля идиотов. Я в их филармонии была единственная народная артистка, там ещё в оперном и драмтеатре были трое пенсионеров — заслуженные артисты, а это на ступень ниже народного, их даже на сцену уже не выпускали, но и на пенсию не выталкивали, чтобы они своими званиями в филармонии числились. Я ушла, и вместе со мной статус его филармонии упал на ступень. И чего, спрашивается, не сиделось дураку?
— Но ты же артистка Казахстана?
— Да, какая разница. И в СССР эти звания из соседних республик приравнивались автоматически. Тут вот в чём дело, Pasticcione,** нам нужно так выступить в Италии, чтобы все итальянцы и итальянки от мала до велика рыдали и рвали на себе волосы, а потом так обаять арабов, чтобы они ещё долго после нашего отъезда на ушах стояли, и свои столицы с Саган-бург переименовали.
— Ну, это вряд ли, но твой настрой мне определённо нравится
— А чего у вас вообще нового?
— Да, как-то без особенных потрясений. Вили перед тобой ещё не отчитался?
— Нет, не видела его ещё. А там какие-то сложности?
— Вроде нет, но он тебя жутко боится. Эриху жаловался, что ты ему пообещала сломать руки, выбить зубы и вырвать глаза. Он его начал заверять, что на такие зверства ты не способна. А Вили ответил, что ты всего несколькими словами и как-то очень привычно это пообещала. Эрих теперь ходит и думает, как можно парой слов всё это пообещать? Мне не расскажешь?
— Да, ну, разозлил он меня тогда, я и сказала, что он будет сломанными пальцами выбитые зубы собирать. А про глаза не говорила ничего. Это мы в детстве такую угрозу придумали.
— Жутковатое у вас было детство. Даже у меня мурашки по спине.
— Нормальное было детство. Как у всех. Акушерка пьяная, пол в роддоме скользкий и твёрдый, деревянные игрушки, коляска без дна, мячик к полу приколоченный...
С самым серьёзным видом начал монотонно перечислять я. Но когда у Фреда явно от ужаса глаза на лоб полезли, не выдержал и засмеялся. И долго объяснял Фреду, что это шутка, а он не верил, потому, что я это всё перечислял так обыденно и привычно. Ну, а как ещё перечислять, если столько раз так шутили? Блин! Немцы — как дети. Аккуратнее нужно с моими садистскими шуточками. И Вили сказать, что я не сержусь и простил его. Ишь, впечатлительный какой. Ну, ладно, пора мне танцоров на уши ставить, а то расслабились без страшной фройляйн Саган.
Но танцоры на удивление не расстроили. Вот, что значит, грамотную накачку устроить. Михель — вообще заинька. Вот ведь талант у пацана. А это я про племянника Ирэн. Шаги с отбиванием ритма освоили на хорошем уровне. Не переставая держать ритм останавливаются, меняют направление движения, поворачиваются. Отлично, теперь нужно вводить сольные отдельные движения и движения в паре и поодиночке по сцене. А у Михеля отдельное задание. Он у меня красиво со шпагатом прыгает, должен освоить присядку и найти, кто из ребят ему в компанию пойти сможет. А балетмейстер молодец, с ребятами действительно занимался. Включили уже ставший почти классическим танец гамбургских моряков. У того ансамбля ни на танец, ни на музыку прав нет, музыка моя, постановка тоже. Это уж по доброте моей и Фреда отдали им бесплатно право на этот танец и использование музыки. Впрочем, Фред сказал, что ансамбль уже распался. Фред спрашивал, что несколько ребят и девчонок подходили, спрашивали, не возьмут ли их в новый ансамбль. Но предателей обратно брать не хочу. Не хороший прецедент. Хотя любой из того ансамбля подготовку этого на порядок бы ускорил. Их ведь уговаривали, объясняли, но упёрлись как бараны, причём все. Ладно, фиг с ними, отрезанный ломоть. Мне сейчас от этой группы нужно не столько, чтобы они "яблочко" сплясали, мне нужно, чтобы они могли быстро и пластично ко мне почти в любую песню войти и какой-то фон создать. Даже просто прошедший по заднему плану пацан с вихляющейся хулиганской походкой — это уже дополнительный зрительный акцент на сцене и разнообразие. В первое время можно вообще не особенно мудрить. Пусть изображают прогуливающиеся парочки, пусть изобразят сценки ожидания пары к назначенному свиданию. Да много можно на сцене сделать. А у каждой песни есть ритм, есть мелодия, под них можно танцевать, можно по одному, можно парами, можно кучками, да много чего можно. И тогда песня — это не одинокий, пусть даже кривляющийся певец. А целая композиция, где певец главный, но не единственный и не так скучно, если уж называть всё своими словами...
На самом деле ничего особенно интересного. Нормальная муторная подготовительная работа. И это только кажется, что до конца февраля большой срок. На самом деле время летит неумолимо и ускользает между пальцев. Французы думали не долго, и ещё до Алиного отъезда известили, что согласны на фильм про съёмки клипа, а проект с парой танцоров-певунов на год отдают "Лореллее", а там посмотрят, подгребать его или оставить нам. Я под этот фильм решил добавить что-то вроде интервью с господином Арима и его сыном...
А потом был самый чёрный день в моей жизни, я посадил на поезд Валеру с моей Алечкой и даже не плакал при прощании, хотя Аля рыдала навзрыд и Валера её в вагон почти на себе утащил. А я всю обратную дорогу до Дюсселя просидел как замороженный. Странное такое ощущение, когда внутри нет сердца и только пустота внутри. К приезду в Дюссель немного очухался. Наверно помогло, что мы с Алечкой немного поговорили по телефону. И я нашёл какие-то правильные слова и уговорил её и себя тоже, что разлука закончится, а нам обеим нужно работать, нужно столько всего сделать. И когда она, наконец, закончила всхлипывать, и сам осознал, что мне тоже надо работать. Договорились с ней, что будем разговаривать каждый день, но не больше часа, а то будем болтать всё время. Вообще, до чего же классно — телефон и видеозвонок — это вообще что-то за гранью, когда можно видеть мою сладкую Мяку, которую я как-то незаметно для себя стал называть Алёнкой, а потом когда однажды оговорился, ей понравилось...
Жутко непривычно было видеть её родную моську высунувшую носик из меховой шапки и так обиженно говорящую: "Да-а-а! Тебе смешно, а тут между прочим холодно. Минус восемнадцать и это ещё только Москва."... Оказывается, не один я такой теплолюбивый. По скайпу поболтали с Ленкой и Виталием. Виталий планирует к концу весны закончить с фильмом. Ну, в крайнем случае до конца лета. Ленка визжит по поводу кимоно, что точно себе такое купит, ну, а чего я от Ленки хотел? Женька — лапочка, а Аля едет дальше. Во глубину сибирских руд... Нет, до сибирских руд не доедет, но направление указано точное. А на меня временами накатывает такое дикое, просто вынимающее душу одиночество. Рада только Хрюша. Эта толстушка у меня за плюшевого мишку и она теперь спит не на моих ногах, а у моей груди и я её обнимаю. И даже то, что теперь она храпит почти мне в ухо, мне гораздо легче пережить, чем отсутствие рядом моей любимой и сладкой Няши.
Для съёмок разговора с господином Аримой и моим родным Мико мы небольшой группой поехали в Мюнхен. Со мной Хрюша, звуковик, оператор и световик, ну, и водитель нашего микрика. Нас без проволочек пропустили в консульство, на служебную подземную стоянку и знакомая секретарша проводила нас к консулу. Так, как предполагается, что я несколько раз попаду в кадр, на мне прямое без каких-либо излишних красивостей строгое шерстяное платье синего цвета. Сапоги я поменял на удобные туфли и вполне готов к встрече. Ничего я не готов к встрече. Когда на меня налетел очаровательный вихрь по имени Мико, я сгрёб его в охапку, уселся, где он меня подкараулил и, обняв моего славного малыша, так разревелся, что в итоге меня утешали не только Мико, секретарша и господин Иосика, но и половина нашей бригады, а скотина оператор решил, что это следует снять. Ну, поплачет он ещё у меня. Мне всё-таки удалось взять себя в руки, но Мико я с рук так и не отпустил, впрочем, этот ласкуша и не собирался с них слезать и с удовольствием обнял меня за шею и изображал на мне маленького очароавательного шимпанзёнка.
Ради съёмок Арима-Сан надел торжественное кимоно и нас пригласили в гостиную оформленную в японском стиле. Я как положено женщинам в Японии присел на коленки, а потом на свои разведённые в стороны пяточки. На невысокий резной столик нам подали обед, и я без всякой задней мысли стал его кушать, вернее по нашу сторону стола мы с Мико лопали вдвоём. Только когда заметил на лице Иосико промелькнувшее удивлённое недоумение, а это, я замечу, профессиональный японский дипломат, который будет следить за своей мимикой, даже если будет падать с восьмого этажа, до меня дошло, что пусть и кореянка, но европейского воспитания просто обязана была наделать кучу ляпов. Но для меня здесь не было ничего нового и необычного. Во время наших гастролей с "Короной" нас во-первых готовили к возможности оказаться на официальном торжественном обеде. А во-вторых, мы дважды на таких обедах были и в первый раз допустили почти все возможные для иностранцев ляпы при такой церемонии, на которые нам потом указали. А тут я, не моргнув, правильно разобрался с салфеткой, правильно взял и разместил в подставке красивые нарядные палочки для еды. Это не одноразовый ширпотреб из бамбука, хотя и эти часто делают из бамбука, но они немного другой формы, более толстые, круглые на концевой половине и квадратного сечения на рукояточной части. Они покрашены, часто расписаны узорами или украшены надписями — какими либо изречениями, мудрыми или весёлыми пожеланиями за столом. Сверху обязательно покрыты лаком, защищающим еду от попадания на неё краски. Их принято ставить в специальные подставки, а не класть. Их категорически нельзя кусать и не стоит демонстративно облизывать. И ещё несколько хитрых мелочей. Пришлось поклониться уважаемому хозяину дома и извиниться, что возможно, мои манеры недостаточно изящны, но я готовился к этому обеду по книгам, поэтому вполне мог что-то упустить или выполнить не так, как это следует делать по строгому японскому этикету.
У меня не было задачи снимать полноценное интервью с консулом и мы с ним это оговаривали. Мне нужны были просто несколько маленьких сценок, что я был у него в гостях и как мы общаемся с консулом и его сыном в домашней обстановке. Обед закончился, оператор ещё немного поснимал, как я тискаю Мико, и как он с удовольствием чешет подставившую пузо Хрюшу. На время этого визита я словно оттаял в постоянной тоске по моей любимой. Но пришло время уезжать. Мико — умница теперь не плакал, а вот я не удержался и перемазал ему всё лицо своей помадой и слезами. А в машине накатила такая тоска, что я позвонил Дофине Елене, которая оказалась дома и не занята, чтобы принять меня в гости. Поэтому обратно мы поехали через Штутгарт, где меня оставили в королевской резиденции, а ребята поехали в Дюссель. Елена сразу поняла, что я сильно расстроен, и я рассказал, что очень скучаю по моей сестрёнке, с которой мы уже много лет практически не расстаёмся, а сейчас она уехала в Россию, и мне ужасно грустно и одиноко. Её Высочество повела себя, как и подобает мудрой взрослой женщине. Она не стала сюсюкать или причитать, а мы просто провели очень уютный вечер, в который поговорили о многом и моя печаль куда-то потихоньку отступила. Потом после душистой горячей ванны с пеной, в которой я, наконец, вроде бы согрелся. Вообще, не перестаю удивляться, как всё-таки необычно устроены девчонки. Могут взять и замёрзнуть без каких-то объяснимых причин и потом часами или даже днями ходить и зябнуть, пока вдруг так же непонятно не согреются. Чаще такое случается, когда нет особенных нагрузок и не забито всё время и мысли недоделанной работой, а так как такие периоды у меня выпадают не часто, то и приступы такой вот мёрзлости у меня не часто. Хотя я теперь девушка опытная и уже научился одеваться достаточно тепло и в соответствии с обстановкой, погодой и прочими факторами. Так, что теперь у меня почти не бывает ситуаций, как я мёрз в первые месяцы этой жизни, толком не в состоянии оценить коварство Сеульской погоды и соотнести его с непривычной для меня девчачьей одёжкой...
