Гвардеец: Дороги Европы

Я заговорил. Тяжело объяснять вещи, о которых и сам-то имею весьма смутное представление, но все, что я рассказал, было чистой правдой, во всяком случай так мне представлялось. И что самое странное — баронесса поверила. Наверное, потому, что материнское сердце действительно способно отличить где правда, где ложь.

— Значит, Дитрих внутри вас? — спросила баронесса, осторожно касаясь моей груди.

— Да, — я не стал отстраняться, понимая, что ласка предназначается ее сыну. — Если быть точным — какая-то его частица, осколок души. Даже не знаю, как это объяснить.

— Тогда не пытайтесь... А он может что-то сказать мне?

— Нет, я лишь ощущаю его присутствие. Легкое раздвоение сознания в некоторых ситуациях. Он очень слаб и не может взять контроль над телом. Я не понимаю, почему он вообще остался. Если верить человеку, из-за которого это случилось, Дитрих умер, ушел на тот свет. Хотя, кажется, мы и в правду не исчезаем бесследно. Большего, извините, сказать не могу. Не потому, что не хочу, а потому что не знаю. Простите меня, пожалуйста.

— За что? — поразилась женщина. — Разве это ваша вина?

Я покачал головой:

— Нет, моего согласия не спрашивали, но я все равно чувствую себя виноватым.

Она поцеловала меня в лоб и сказала:

— Успокойтесь. Вы ни в чем не виноваты, молодой человек. Я буду молиться, чтобы вы довели до конца вашу миссию. Надеюсь, небеса смилостивятся, и мой сын вернется. Вы верите в это?

— Кто знает, — тихо произнес я.

Если Дитрих вернется, что станет со мной?

Уезжая, я оставил матери мешочек с полусотней дукатов и попросил позаботиться о дочке. Это все, что было в моих силах.

Проснулись мы утром от выстрелов и криков встревоженных людей.

— В чем дело? — Карл присел на кровати, вытирая кулаком заспанные глаза. — Какая сволочь шумит под окнами?

— Сейчас узнаем.

Я глянул в окно, пытаясь разобрать, что творится на улице, и увидел кавалькаду гарцующих всадников, палящих на всю округу из пистолетов. Похоже, они чему-то радовались и спешили возвестить об этом событии стрельбой. Прямо как ковбои из плохих вестернов.

В дверь постучали.

Я перевел взгляд на Чижикова, тот понимающе кивнул и осторожно, на цыпочках, подошел к двери, отведя за спину пистолет с взведенным курком.

— Кто?

— Служанка, — донесся тонкий женский голос. — Хозяин просил передать вам, что пан Потоцкий прибыл и призывает всех постояльцев к столу, чтобы выпить с ним за благополучное возвращение. Пан за все платит.

Мы переглянулись. Потоцких в Польше хватает, и далеко не все из них относятся к ветви знатных магнатов. Мне говорили, что всего насчитывается около шести разных шляхетских родов под этой фамилией. Тот Потоцкий, что занимался ввозом фальшивых денег, входит в какой-то из весьма захудалых, и по закону подлости, вполне мог прорваться сквозь все кордоны. М-да, ситуация не из приятных. Меня и Карла пан не знает, а вот Михая вполне мог запомнить, даже наверняка запомнил. Если не спустимся, не удивлюсь, если Потоцкий явится лично приглашать курляндских дворян отпраздновать его возвращение. Хочешь — не хочешь, а надо идти, садиться за стол и делать вид, что радуешься благополучному исходу, а Михай с гренадерами пускай запрутся в комнате и не "отсвечивают".

Я попросил Карла одеться, выйти первым и разведать обстановку, а сам остался, чтобы проинструктировать остальных. Приказ: "и носу не выказывать из комнаты" не вызвал у них пререканий.

— Да всегда пожалуйста, — пожал плечами Чижиков. — Будем сидеть как мыши.

— Токмо винца попросите кувшинчик принести. Все равно Потоцкий платит, — усмехнулся Михайлов.

— Ага, может еще и девах поразбитнее пригласить? — не удержался я от колкости.

— Отчего не пригласить, — подкрутил ус Михайлов. — Я б не отказался. Моя благоверная далече и ничего не узнает, ежели никто не расскажет, конечно.

Чижиков отвесил ему звонкий шлепок по макушке.

— Ты чего? — развернулся недоумевающий Михайлов.

— Того, — зло пояснил "дядька". — Не зарывайся, помни, что говоришь с унтер-офицером. Знай свое место, Мишка.

— Дык я ж шуткую, — попытался оправдаться незадачливый гренадер.

— Ты со мной шуткуй, а их благородие не трогай. Они пока милость к тебе проявляют, а то б давно зубы повыщелкали, — ощерился Чижиков.

Он был полностью прав. Нет ничего хуже для армии, чем панибратство. Стоит чуть ослабить поводья, и ситуация станет неуправляемой. Россия столько раз это проходила: в семнадцатом году, в середине восьмидесятых и начале девяностых прошлого века.

Карл стремительно взлетел по ступенькам и едва не сбил меня с ног.

— Это он, наш Потоцкий, — с трудом сдерживая сбившееся дыхание, сообщил кузен.

— Понятно, — процедил я сквозь зубы. — Хорошо, пойдем знакомиться. Врага полезно знать в лицо. Один пожаловал или с Сердецким?

С последним мы хоть и служили в одном капральстве, но никогда не виделись.

— Сердецкого нет, умчался к себе в имение. А у Потоцкого дела в городе, вот и колобродит. Девок каких-то на улице похватал, танцы устраивает.

— Танцы — это хорошо. Правда, из меня танцор никудышный, — сказал я чистую правду.

Для дискотеки мои дерганья, может, и сойдут, но вот ни польке, ни мазурке меня сроду не учили.

— Плюнь, Дитрих. Все такие пьяные, что им будет не до того, как ты пляшешь.

Внизу дым стоял коромыслом. Человек тридцать шляхтичей в рысьих шапках и жупанах лихо отплясывали под зажигательную музыку. Я не видел никого в европейском платье. Похоже, дворянство предпочитало национальные костюмы, и, к слову сказать, мне это было по душе. В патриотизме полякам точно не откажешь.

Дам на всех не хватало, к тому же некоторые пытались при удобном случае сбежать из корчмы, но бдительные кавалеры не давали им такой возможности. Беглянок под общий смех возвращали, чуть ли не силком заставляли выпить "штрафную". После этого красавицы не падали только потому, что их поддерживали. Ясновельможные веселились на всю катушку.

Пан Потоцкий восседал во главе залитого вином и пивом стола, вокруг него постоянно находился кто-то из трактирной прислуги, и шляхтич щедро швырялся деньгами направо и налево.

Увидев меня, он сделал приглашающий знак рукой.

— Милости прошу к моему скромному столу.

— С удовольствием, — не стал отказываться я. — Позвольте представиться — барон Дитрих фон Гофен.

— Очень рад. Пан Анджей Потоцкий, из шляхты местной. Пропустим по чарке?

— Как не пропустить, обязательно пропустим. Благодарю вас.

Мы выпили за знакомство. Я как следует рассмотрел нового "приятеля". Пан был смугл и красив той дикой красотой, которая так нравится женщинам — широкие плечи, узкие бедра, волнистые густые волосы цвета вороньего пера, бешено сверкающие глаза, прямой нос, правильные черты лица, где все гармонично и до того ладно, что не верится. Наверное, он как нельзя лучше подходил для роли демона-искуссителя. И в тоже время я ощущал в нем недюжинный ум и силу. Такого лучше держать в друзьях, а не во врагах, но так уж сложилась жизнь, что мы находимся по разные стороны одной реки, имя которой — служение Родине.

Бутылка закончилась, Потоцкий отбросил ее в сторону, даже не глядя, попадет в кого или нет.

— Еще вина! — закричал он. — Самого лучшего! Да побыстрее! Я вернулся всем смертям на зло!

Собравшиеся дружно подхватили, загалдели что-то в ответ. Видно было, что шляхтич пользовался популярностью, и отнюдь не только благодаря широким замашкам.

— Гуляем, ясновельможные! Все серебро спущу сегодня, ничего не оставлю! — вновь завопил Потоцкий. — Донага разденусь, но вином всех напою!

— Слава! Аминь! — гулко пронеслось по залу, и гульба продолжилась.

Я понял, что незаметно отсюда не выскользнешь, и решил принять участие в общем веселье, которое закончилось только под утро. Первый этаж постоялого двора к этому времени напоминал поле после побоища. Мертвецки пьяные люди лежали там, где застиг внезапный сон: на полу, подоконниках, на сдвинутых столах. Женщин почти не было, очевидно, их или отпустили, или растащили по "нумерам". Шатающиеся от бессонной ночи, похожие на призраков служанки наводили порядок, стараясь не разбудить постояльцев, чтобы не нарваться на неприятности. Буйные во хмелю паны были еще хуже на трезвую и больную голову.

Дверь в нашу комнату оказалась заперта, я с трудом разыскал ключ. Открыв замок, добрел до кровати и завалился спать. Сил не хватало даже на то, чтобы застрелиться, а именно такое желание возникло днем, когда кто-то настойчиво принялся меня будить, не скупясь на выражения.

Я заворчал, присел на перине и вперил злой взгляд на Чижикова.

— Чего пристал?

— Господин сержант, пора бы идти, лавку Микульчика искать. Скока ж можно в этом клоповнике помирать?

— Сколько нужно, — сказал я первое, что пришло в голову. — Буди Карла, скажи ему, что собираемся и идем.

— Дык это, — Чижиков вздохнул. — Нету Карла. Всю ночь его не было. Пропал ваш кузен, не знаю, куда запропастился.

Глава 2

Я окончательно проснулся. Известие оказалось не из приятных. Понятно, что Карл вполне взрослый и самостоятельный человек, который еще и любит поволочиться за юбками, но мы договорились, что будем держать друг друга в курсе всех планов, и если уж ему приспичило, то первым делом он был должен поставить меня в известность. Я отвечал за все: и за успех нашей поездки, и за жизни подчиненных, тем более за двоюродного брата.

Вчерашняя попойка даром не прошла. Я наморщил лоб и попытался восстановить события прошлого вечера. Увы, в памяти всплывали отдельные фрагменты, не желавшие выстраиваться в цельную картину. За стол к Потоцкому присели вместе, потом пили за знакомство, за что-то еще, поводов было предостаточно — упоминались: процветание Речи Посполитой, дружба народов и мир во всем мире. Вроде ничего лишнего не наболтал: о Катыни не говорил, замученных насмерть в польских лагерях красноармейцев не вспоминал, американское ПРО и подавно. А то, бывает, иногда заносит. Ляпну что-то такое, а потом думаю, как выкрутиться.

Кузен, кузен... Первое время Карл находился рядом, потом я танцевал с какой-то панночкой, надеюсь, она была не сильно страшной, ибо, накачавшись вина, дошел до такой кондиции, что пустился бы в пляс даже с крокодилом, выловленным из Нила.

Я решил поспрашивать у прислуги, вышел в коридор и сразу наткнулся на вялого и снулого, как рыба зимой, кузена. Он без особой уверенности брел к дверям нашей комнаты.

— Карл, где тебя носило? — с негодованием, смешанным пополам с радостью спросил я.

— Дитрих, — "пропажа" икнула и продолжила: — прости. Я так набрался, что ничего не соображаю. Мне плохо, попить бы...

Я окликнул служанку, велел принести для кузена чего-нибудь холодненького. Мы зашли в комнату и плотно притворили за собой дверь. Я приступил к расспросам:

— Где ты пропадал?

— Ночевал в апартаментах Потоцкого, — признался Карл.

Он схватился за голову и сокрушенно добавил:

— Ох, до чего башка болит, на половинки раскалывается.

— Прости, не понял. Повтори еще разок: где тебя всю ночь носило?

— Я же сказал — у Потоцкого был.

При этих словах Михай сморщился, будто надкусил лимон. Я понимал его чувства — как ни крути, этот шляхтич был его смертельным врагом.

— Вот это номер! Каким ветром тебя туда занесло?

— Не поверишь, сам ума не приложу, но факт остается фактом — на одной кровати дрыхли, хорошо хоть, не в обнимку. Саблю зачем-то мне подарил.

В подтверждение он показал саблю в украшенных узорами ножнах. Я взял ее в руки, покрутил. Ничего себе вещица, не из дешевых, точно.

— Чего с ней делать? — озадаченно спросил Карл.

— Раз подарили, забирай. Хорошее оружие, — произнес я, вытаскивая клинок из ножен и любуясь заточкой лезвия. — Грех такое возвращать. Да и обидеться могут, а проблем у нас и без того хватает: больше чем у собаки блох.

Я облегченно вздохнул и велел Карлу отдыхать, в таком состоянии пользы от него как от козла молока. Увы, главные неприятности были еще впереди.

В номер ввалилась целая делегация шляхтичей, к счастью для нас без Потоцкого. Незваные гости толпились, галдели, обсуждая только им понятные события.

— Господа, чем обязаны? — недоуменно вскинулся я.

Ничего хорошего от появления в комнате столь внушительного количества шумных и крикливых, а главное до зубов вооруженных людей ждать было нельзя. Я напрягся, поискал взглядом пистолеты. Прорываться так с музыкой. Огнестрельный аккомпанемент при таких обстоятельствах весьма кстати.

Вперед выступил чубатый поляк с длинными обвислыми усами и вместительным, выпирающим как у беременной женщины пузом.

— Добрый день, ясновельможные паны, — склонил голову он.

— И вам здравствуйте, — откликнулся я.

— Я очень извиняюсь, что потревожил, но обстоятельства таковы, что ждать далече никак не можно. Прошу господина барона фон Брауна проследовать с нами, — поглаживая выдающийся живот, сообщил шляхтич.

— К-к-к-куда проследовать? — заикаясь от беспокойства, спросил я.

В голове шумел морской прибой. Волны накатывались, с каждым приливом принося тупую, как шляпка гвоздя, боль.

— Готово все у нас, — не обращая на меня внимания, бодро отрапортовал поляк. — Ксендза привезли, скоро и пастора доставят. Чудом нашли, — похвастался он. — Всю округу облазали.

— Еще раз спрашиваю: куда вы зовете моего кузена и зачем понадобились ксендз с пастором? — разозлился я, чувствуя, что происходящее упорно не желает поддаваться логическому объяснению.

— Вестимо куда, — снизошел до ответа шляхтич. — На саблях рубиться с паном Потоцким, как вчера обговаривались. Мы и место подходящее нашли на пустыре, никто не помешает. А священники нужны, чтобы напутствие дать да грехи отпустить перед смертью.

— Ничего не понимаю! — взорвался я. — Какие сабли?! Какое напутствие?! Какая смерть?! У вас что — дуэль?!

— Все верно, любезный братец, — мрачно подтвердил почесывающийся Карл. — Утром было не до того, закрутился и позабыл обо всем, а сейчас вспомнил: мы же и впрямь собирались с паном Потоцким драться. Только не помню, кто кого на дуэль вызвал.

— Да тут и гадать нечего: пан Анджей вас вызвал, — с твердой, как гранит уверенностью заявил усатый шляхтич. — Он у нас такой, без рубки неделя прошла, почитай, что впустую прожита.

— Не, сдается мне, что это барон у пана Потоцкого кулаком перед носом махал, — безапелляционным тоном изрек другой шляхтич. — Я, правда, прилично накушавшись был, но что-то такое смутно припоминаю.

— Вовсе нет! Они и впрямь поначалу на кулачках сошлись, но пан Анджей опосля опомнился и предложил, как только завтра наступит, разрешить все честь-честью в сабельном поединке, — влез в разговор третий.

— Ничего подобного! — вмешался четвертый. — Панове, я хоть и выпил побольше вас, но мозги еще не пропил. Курляндец на дуэль вызвал, девой Марией клянусь!

Шляхтичи ожесточенно заспорили, началась словесная перепалка, грозившая перейти в нечто намного более серьезное. Паны разделились на две партии, каждая из которых не собиралась уступать другой и настаивала на своем мнении, как единственно верном.