— Позвольте мне пройти. Вы находитесь под наблюдением Брони, и я... — Ему пришлось замолчать, чтобы отдышаться. — Я не потерплю препятствий при исполнении моего долга!
— Слишком большой, слишком неуклюжий! — завопил один из горожан. — И от тебя не так пахнет!
Дрейфус почувствовал, как его рука тянется в направлении ищейки. Он надеялся, что этот жест будет замечен и понят орущей толпой.
Его браслет звякнул, достаточно громко, чтобы привлечь его внимание. Он поднес руку к микрофону на горле.
И прохрипел: — Дрейфус.
— С вами все в порядке, Том?
Он прочистил горло.
— Я в порядке, просто оказался среди двух тысяч капризных малышей.
— Малыши? — спросила Джейн Омонье.
— Большеголовые, с толстыми шеями, агрессивные малыши.
— Вы, должно быть, посещаете веретено Гревенбойх. Принудительное инфантильное состояние?
— Оно и есть.
По всей длине улицы — к счастью, позади него — малыши и несколько аниматронных роботов-помощников, по сути, более крупных игрушечных животных размером со взрослого человека, устанавливали передвижную сцену. На ней стояла приземистая машина, похожая на котел, с бункером наверху.
— Есть какие-то трудности?
— Нет ничего такого, чего не смогла бы решить ищейка.
— Хорошо. Я бы хотела, чтобы вы убрались оттуда как можно быстрее. У нас развивается тревожная ситуация.
Малыши суетились вокруг машины с бункером, карабкаясь по его стенкам с помощью лестниц. Бункер уже был забит извивающейся, умоляющей массой разумных пушистых игрушек. Малыши наклонялись над ним, используя тараны, чтобы придавить его отчаянно бьющееся содержимое.
— Что такое?
— Вот-вот пострадает Ингвар Тенч. Она решила в одиночку посетить охраняемое орбиталище. Стадлер-Кременев.
Ребенок потянул за рычаг на боковой панели машины, заставив ее пульсировать и скрежетать. Бункер опорожнялся в ее внутренности, и из носика посыпались разноцветные части тел.
— Напомните ей, что это запрещено.
— Тенч не отвечает, а Тиссен не может управлять ее кораблем. Все выглядит плохо.
— Она уже прибыла?
— Согласно нашим данным, близка к стыковке. Скорее всего, будет внутри в течение десяти минут, если ее кто-нибудь не остановит.
Бункер пустел, первая партия игрушек была почти уничтожена, но теперь толпа переходила ко второй фазе. В соответствии с формализованным ритуальным процессом, за которым Дрейфус не мог полностью уследить, из толпы выделяли младенцев и отбирали у них игрушки, а затем передавали их из рук в руки в машину для измельчения.
— Я прибуду так быстро, как только смогу. Есть еще кто-нибудь поближе?
— Нет. Благодаря вашему местоположению вы в двадцати минутах лета оттуда в ускоренном режиме.
Дрейфус кивнул, безрадостно готовясь к худшему. Он вытащил из кобуры свою ищейку, держа в руках похожую на дубинку рукоятку, в которой все еще была смотана нить. Дети окружили его, как живое, бурлящее море.
— Я сообщу, когда буду рядом со Стадлер-Кей.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ингвар Тенч вздохнула, закрыла свой компад и положила его в сумку рядом со своим сиденьем. По дороге сюда она занималась поиском, пытаясь найти проблеск интереса — малейший намек на вызов — в последнем дополнении к ее списку задач.
— Подтверждаю принятие обновленного расписания, — сообщила она во второй раз. — Стыковка проходит в штатном режиме. Сообщу о любых отклонениях, как только завершу проверку ядра.
Орбиталище выстроилось в линию впереди, его вращение было скомпенсировано, когда катер подчинился местным правилам захода на посадку и стыковки, кружась как муха перед языком.
Тенч думала, что такой визит для нее впервые. Не то чтобы вид из иллюминатора сказал ей многое: серые, колесообразные орбиталища вряд ли были редкостью в Сверкающем Поясе. Это было небольшим, но таких, как он, все равно были сотни, разбросанных по разным орбитам, одни ближе к Йеллоустоуну, другие дальше. Часть из них была богатой, другая бедной, в некоторых проживали относительно нормальные сообщества, другие функционировали как театры абсурда или гротеска. Название орбиталища — Транстромер — ни о чем не говорило. В какой-то момент это, должно быть, привлекло ее внимание — возможно, затерялось в быстро просматриваемом списке, — но она была уверена, что оно никогда не совершало ничего такого, что заслужить повышенную известность.
Учитывая, что это была обычная проверка, было немного странно, что ее включили в график работы в такой короткий срок, когда она уже должна была возвращаться в Броню. Тенч переживала из-за этого ровно столько, сколько потребовалось, чтобы откинуть упавшую на глаза прядь волос. Без сомнения, для этого была веская причина. Возможно, это была просто экономия времени и топлива, учитывая, что она уже была в нужном секторе, когда поступило новое назначение.
Она пришвартовалась к ступице колеса, заметив — не более чем с легким недоумением, — что других кораблей там не было. Любопытно, потому что в инструктаже было указано, что у Транстромера были хорошие связи с остальной частью Сверкающего Пояса, которые предполагали торговлю, поездки между населенными пунктами и даже небольшой туризм. Возможно, она просто пришла в тихий час.
Тенч отстегнулась, оказавшись в стыковочном узле почти в невесомости. Она оглядела стеллажи катера с ограниченным ассортиментом имеющегося снаряжения. Дыхательные аппараты, тактическая броня, скафандр для вакуума, принадлежности для неотложной медицинской помощи, пакеты для хранения вещественных доказательств. Ничего такого, что могло бы пригодиться ей при рутинном вызове.
Тенч протиснулась сквозь податливую мембрану м-шлюза и оказалась в холодном, сыром помещении, которое никоим образом не соответствовало ее ожиданиям.
Как ни странно, ее никто не встретил.
— Привет? — позвала она, чувствуя себя немного нелепо и гадая, не произошла ли какая-нибудь простая путаница — встречающая делегация не на той стороне узла или что-то в этом роде. Ее расписание было изменено в срочном порядке, это верно, но жителей Транстромера все равно предупредили о том, что вот-вот прибудет префект. Было время собрать по крайней мере нескольких гражданских чиновников, чтобы они встретили ее в центре, помогли ей добраться до ядра голосования и проявили немного гостеприимства.
— Хорошо, — сказала она себе. — Значит, они слишком заняты, чтобы кого-то прислать, или все еще в пути, или сообщение каким-то образом не дошло.
Это было логическое объяснение, но на данный момент оно отвечало ее потребностям.
Тенч двигалась через узел длинными дугообразными прыжками. Менее привычная к невесомости, чем дольше проработавшие в ее условиях коллеги, она, тем не менее, с каждым разом справлялась с этим все лучше.
Как она быстро установила, помещение было пустым. Мало того, что ее корабль был единственным пришвартованным, так еще и это место производило впечатление заброшенного, обветшалого, как будто им пользовались очень редко.
Было ясно, что никакой встречи по случаю приезда не предвиделось.
Тенч осмотрелась в поисках способа добраться до обода, где, как ей передали в ходе инструктажа, находилось ядро голосования. Из ступицы в противоположных направлениях выступали две соединительные спицы. Первая представляла собой просто уходящую вдаль пустую трубу с рядом параллельных направляющих, которые при удалении казались сходящимися. Из-за отсутствия опор для рук Тенч поняла, что в нее лучше просто не опускаться. Ей не пришлось бы отходить далеко, прежде чем внутренняя стенка спицы коснулась бы ее, и начала бы действовать центробежная сила. Если бы это произошло, ее ждал бы неконтролируемый спуск в одну сторону до самого дна. Как минимум, с переломанными костями.
Она подошла к другой спице, и ей повезло больше: там было простое, но функциональное транспортное средство, закрепленное на рельсах, похожих на те, что она только что видела. Тенч забралась в открытую кабину похожего на жука вагончика, пристегнулась к одному из двух по-спартански неудобных ковшеобразных сидений и нажала на единственную кнопку управления — громоздкую клавишу запуска. С жужжанием вагончик медленно тронулся с места.
Тенч все больше осознавала, что с этим назначением не все в порядке. Сведения Брони могли немного устареть, особенно в случае более изолированных орбиталищ, но обычно префекты посещали их не реже одного раза в течение последних двух лет. Если только Транстромер не был очень молодым, было бы трудно понять, как могут так сильно расходиться реальность и инструктаж.
Вероятно, сказала она себе, все это обретет смысл, когда она доберется до ядра.
Талия завершила осмотр третьего сегмента Сферы милосердия, зафиксировав случаи гибели людей, травм и повреждений конструкций. За пределами третьего сегмента ущерб, причиненный станции, был относительно незначительным. Она не сомневалась, что ее можно будет быстро починить, тем более что ни в одной части помещения не была нарушена герметичность. Гораздо труднее будет устранить психологический ущерб.
Картина зверства становилась все более отчетливой. Когда нищенствующие открыли капсулу, они обнаружили внутри четырех гиперсвинов живыми, но без сознания. Едва они начали отсоединять свинов от систем жизнеобеспечения капсулы, как сработали имплантированные бомбы. Это были зажигательные устройства, предназначенные для того, чтобы вызывать смерть, увечья и ужас, а не полное разрушение станции. Любой, у кого были средства организовать доставку свинов, транзитной капсулы и устройства м-маски, мог легко подложить более мощное оружие. То, что они этого не сделали, продемонстрировало отвратительную рептильную сдержанность.
— Спасибо, Броня, — сказала она, осознавая, что у нее больше нет прямой связи с Джейн Омонье. — Без дополнительной поддержки больше пользы от меня здесь не будет. Мне обещали, что сюда уже направляются усиленные технические и медицинские бригады. Это было десять минут назад. Где они?
— Это Клирмаунтин, — последовал ответ Гастона Клирмаунтина, старшего префекта и одного из самых высокопоставленных оперативников, подчиненных самой Омонье. — Нг, поддержка, о которой вы просили, прибудет вовремя. Но сейчас мы сталкиваемся с двоякой ситуацией. Правоохранительные, технические и медицинские ресурсы требуются и в других местах. Наши силы и средства были соответствующим образом перераспределены.
Талия выпалила: — Что может быть важнее, чем доставить префектов непосредственно на место террористического акта?
Ответ Клирмаунтина был обезоруживающе невозмутимым. — Вы тесно сотрудничали с Ингвар Тенч, не так ли?
— Ингвар? Какое отношение, черт возьми, имеет к этому Ингвар?
— Тенч решила войти в орбиталище, включенное в карантинный список, без дополнительного оборудования или прикрытия.
Холодок скользнул по ее спине.
— В какое орбиталище?
— Стадлер-Кременев.
Холод сжался, сжимая ее кости.
— О, нет. О, черт, нет.
— Вы были наставницей Тенч после ее перевода с внутренней работы на оперативную. Есть ли что-нибудь, что могло бы пролить свет на ее действия?
— Нет, сэр. — Талии пришлось взять себя в руки. — Это было почти четыре года назад, сэр. Я наблюдала за ней в течение шести месяцев, пока не стало ясно, что она больше не нуждается в руководстве. Это был обычный переходный период, и у нее за плечами уже были годы компетентной службы, как вы хорошо знаете по времени, проведенному с ней в тактическом кабинете. У нее уже было место за большим столом; все, что ей было нужно, — это немного переориентироваться на практические аспекты полевой службы.
— Значит, у вас не было никаких опасений?
Талия почувствовала какое-то слабое покалывание. Все еще окруженная работающими и получившими травмы в третьем сегменте, она понизила голос до шепота. — Сэр, при всем уважении, от меня требовалось всего лишь высказать замечания коллеге, который уже был моим непосредственным начальником. Я не принимала окончательного решения о будущем Ингвар Тенч. — Она вцепилась в свою руку, впиваясь ногтями в плоть. — Что происходит сейчас?
— Мы не узнаем, пока там не будет Дрейфуса. Он направляется на место происшествия, пытаясь перехватить Тенч до того, как она попадет в серьезную беду.
Теперь Талия разрывалась между двумя источниками тревоги. Беспокойство за женщину, которую она обучала, и за мужчину, который обучал ее.
— Я должна быть с ним, сэр. Если это подкрепление можно ускорить...
— Сидите смирно в Сфере милосердия, Нг. Я просто хотел узнать ваше мнение о Тенч.
— Сэр, у меня ничего нет. Она была не хуже любого из нас и вряд ли совершила бы что-то безрассудное или самоубийственное.
— Как бы то ни было, почти то же самое было сказано о Мизлере Кранахе. Другие могли бы сказать, что из этого следует вывод.
Талия воздержалась от ответа, который мог бы в дальнейшем навлечь на нее неприятности. Если Ингвар Тенч действительно вышла из-под контроля, то Талию можно было бы вывесить перед всеми за то, что она не сочла ее непригодной для самостоятельной работы в качестве полевого оперативника. Последнее, что ей было нужно, — это ухудшить ситуацию для себя, проявив грубость по отношению к Клирмаунтину.
Что этот ублюдок вообще хотел сказать? Что подопечным Тома Дрейфуса не везло с кандидатами, которых они сами же и наставляли?
Клирмаунтин закончил вызов. Нг огляделась, глаза ее все еще слезились от химического дыма, исходившего от сгоревших материалов и обгоревших тел.
Дрейфус дернулся вперед в своих ремнях безопасности, когда катер замедлил ход спустя восемнадцать минут после его вылета из Гревенбойха.
Впереди замаячило колесо Стадлер-К, направленное прямо на него и непрерывно вращающееся. Сигнал на его консоли означал, что автоматизированные системы комплекса ведут переговоры с его бортовым оборудованием.
— Джейн.
— Слушаю, Том.
— Приветствую вас от Стадлер-К. Ничего необычного. Есть ли какие-нибудь известия от Ингвар?
— Ничего, и Тиссен по-прежнему не может перехватить управление ее кораблем. Вы видите его?
Дрейфус щелкнул пальцами и увеличил изображение ступицы в середине колеса. Близ оси вращения находились несколько мест стыковки, и только одно транспортное средство отбрасывало угловатую тень в сторону. Он наблюдал, как проекция тени меняется в зависимости от угла поворота колеса.
— Вижу катер. Он уже пришвартован. Свет выключен, так что она, скорее всего, уже внутри.
Тихий вздох в нос: разочарование, но не удивление. — Продолжайте, если вас устраивает риск.
— Приступаю.
Дрейфус разрешил катеру принять процедуру стыковки.
Помимо навигационной системы, единственным сигналом, исходящим от Стадлер-К, был стандартный импульс абстракции, универсальный информационный протокол, который пронизывал весь Сверкающий Пояс. Слабый импульс указывал на минимально возможный уровень вовлеченности, ниже которого была только принудительная изоляция. Тем не менее, в этом потоке было достаточно информации, указывающей на то, что граждане все еще теоретически имели доступ к демократическому процессу, даже если это право почти полностью не реализовывалось.
