Аластер Рейнольдс "Вечная мерзлота"

— Пожалуйста, продолжайте, мисс Лидова, — сказал Дмитрий.

Чо придвинул микрофон к моей стороне стола, его расширяющееся основание раздвигало мусор, как снегоочиститель.

Я пересказала то, что произошло, стараясь не приукрашивать детали. Маргарет была права, что поторопила меня с этим, так как подробности были еще свежи в памяти. Чо позволил мне говорить без перерыва минуту или две, прервав меня только тогда, когда больше не мог сдерживаться. Я рассказала им, что мне запомнилось: зелено-серый коридор, инвалидное кресло, я смотрела на свои колени.

Маргарет, сидевшая рядом со мной, кивнула, когда я повторила подробности своего опыта.

— Цвет кожи? — спросил Чо.

— Бледный.

— А вы уверены, что это были женские руки?

— Это был всего лишь мимолетный взгляд, но я уверена, насколько это возможно. — Я предприняла тщетную попытку изобразить легкомыслие. — Я не помню ни больших волосатых пальцев, ни татуировок с якорями. Разве мы не договорились, чтобы вы превратили меня в женщину?

— Это всего лишь наше предположение, основанное на неполных данных, — сказал Чо. — Кроме того, мы, вероятно, отбросили вас примерно на пятьдесят лет назад, плюс-минус — не слишком далеко от 2030 года. Вы сказали, что вас везли в отделение радиологии, а не увозили из него?

— Это была просто табличка над дверью. Я не могу знать, что они планировали для меня, когда мы туда попадем.

— Вы смогли прочитать эту надпись? — вмешалась Маргарет. — Она точно была написана кириллицей?

— Да. — Мне пришлось на мгновение задуматься, осознавая, что воспоминание о прочитанном чем-то сильно отличается от самого действия. Но я выпрямилась, подбадривая себя. — Сомнений нет. Слово было на русском, но написано довольно старомодным шрифтом. Это должна была быть больница, где-то в России или в русскоязычном государстве.

— Это точно радиология? — подтолкнул Чо.

— То, что было написано над дверью.

В интеркоме раздался голос Алексея. — Хотя мы и рады успеху внедрения во времени, директор Чо, тем не менее, это событие вызывает беспокойство.

Чо снял свои круглые, похожие на бабочку очки и потер лоб. — Да, это очень тревожно. Конечно, вспышка — это признак того, что мы добились успеха, и это хорошо, очень хорошо — это означает, что структура управления внедрена, протокол функционирует, — но это также означает, что мы вступаем в период крайней уязвимости.

— Что должна делать Валентина? — спросила Маргарет.

— Сейчас она мало что может, — ответил Чо. — Только после того, как полностью овладеет сенсомоторной системой организма. Пока не научится ходить и говорить самостоятельно, она полностью зависит от милости окружающих ее людей. Нам просто нужно верить, что в отделении радиологии не произойдет ничего плохого. Братья?

— Мы слушаем, — сказал Иван.

— Если произойдет что-то неприятное, что-то, что проскочит через пороговые фильтры, я не хочу, чтобы мисс Лидова пострадала от каких-либо последствий, которые могут возникнуть в дальнейшем. Я бы попросил вас прервать связь, по крайней мере, на следующие двенадцать часов. Это понятно?

Дмитрий ответил: — Сейчас связь прервана, директор Чо. Тем не менее, мы будем отслеживать поступающий в сеть трафик и сообщать о нем соответствующим образом.

— Очень хорошо, — сказал Чо, направляясь к выключателю внутренней связи. — Мы восстановим связь утром. Тем временем мисс Лидова представит свой письменный отчет.

* * *

Кроме тысячи двухсот человек, собравшихся на эксперимент, и избранного числа высокопоставленных чиновников, никто в мире не знал, что в настоящее время реализуется проект путешествий во времени.

В тот день, когда они прибыли вербовать меня, я, конечно, понятия не имела об этом. Первым признаком их приближения был низкий двойной барабанный гул, когда их большой военный вертолет с двумя винтами низко пронесся над равнинами вокруг Когалыма. Я услышала звук, доносившийся из-за тонких стен класса, где пыталась вести урок математики. Естественно, я предположила, что вертолет прилетел по каким-то другим делам, которые меня совершенно не касались. Возможно, в свое время я и доставила немало хлопот, заступаясь за одного ребенка, а не за другого, наживая врагов в одной семье, а не в другой, но на самом деле не стоила того, чтобы меня посещали представители Всемирного здравоохранения.

Так я говорила себе, пока этот человек не вошел в мой класс.

Время близилось к концу урока, так что я продолжила его, моя рука лишь слегка дрожала. Мужчина стоял в конце помещения в окружении двух охранников. Он внимательно наблюдал за мной, как будто оценивал качество моего преподавания.

Наконец ученики потянулись к выходу, и мужчина вышел вперед. Он сел за одну из передних парт и подал мне знак пододвинуть стул. Это было неудобно, так как стулья были слишком маленькими и низкими для нас обоих, особенно для моего крупного, дородного посетителя.

— Вы превосходная учительница, мисс Лидова, — сказал он в качестве приветствия. — Жаль, что вас не было со мной, когда я был моложе. Не думаю, что Пифагор показался бы мне таким уж загадочным.

— Чем могу вам помочь, сэр?

— Я Лео Чо, — представился он, сложив руки перед собой. — Директор Всемирного здравоохранения. — Несмотря на его крупное телосложение, у него был мягкий голос, а руки с длинными пальцами выглядели изящными, как у хирурга или пианиста. — Я приехал в Когалым, потому что верю, что вы могли бы мне помочь.

— Не уверена, что смогу вам помочь, — сказала я с должным уважением.

— Позвольте мне судить об этом. — Он не был русским; возможно, китайцем, но на самом деле очень хорошо говорил на нашем языке, даже слишком педантично, чтобы сойти за настоящего носителя языка. Присутствие иностранцев в региональных администрациях уже не было чем-то необычным: после Расчистки Всемирное здравоохранение перемещало своих высокопоставленных сотрудников, не обращая внимания на прежние национальные границы. Какой смысл в странах, когда цивилизацию отделяло от полного исчезновения всего одно поколение? — Что у меня есть, — продолжил Чо, — так это предложение — работа, так сказать.

Я оглядела класс, пытаясь взглянуть на него с точки зрения постороннего человека. Там были геометрические диаграммы и фотографии известных математических и научных деятелей из истории, но также были и необычные личные штрихи, например, диаграмма, на которой были изображены различные виды бабочек и мотыльков, и еще одна, с огромной микрофотографией фасеточного глаза осы.

— У меня уже есть работа, сэр.

Он кивнул на дверь, через которую только что прошли ученики. — В чем, по-вашему, главная трудность, с которой сталкиваются эти дети, мисс Лидова?

Мне не пришлось долго раздумывать над этим.

— Недоедание.

Чо кивнул, по-видимому, довольный моим ответом. — Я полностью согласен. Они все полуголодные. Мы, взрослые, можем с этим смириться, но дети — это развивающиеся личности. Эти трудности наносят ущерб целому поколению.

— Это было бы проблемой, — тихо ответила я, — если бы кто-то беспокоился о том, что появится еще одно поколение.

— Все, по общему признанию, довольно сложно. — Он достал из кармана рубашки сложенный листок бумаги, держа его между пальцами, как игральную карту. Я ожидала, что он покажет мне то, что было написано на бумаге, но он просто держал ее как личный талисман. — Ни один из подходящих сортов семян не прошел Расчистку невредимым. Национальные и международные семенные хранилища должны были стать нашей защитой от глобальной катастрофы, но одно за другим они выходили из строя, разрушались или разграблялись. Те, что уцелели, не содержали нужных нам семян. Теперь у нас осталось всего несколько генетически бедных источников. Ничто не приживется, ничто не вырастет в новых условиях. Поэтому мы копаемся в запасах пайков, которые скоро закончатся.

Я почувствовала, как по мне пробежал холодок.

— Всемирное здравоохранение обычно не столь откровенно.

— Я могу позволить себе откровенность. Мы обнаружили несколько генетически модифицированных семян, которые, по нашему мнению, очень хорошо приживутся даже в практически стерильной почве. Нам нужен только их образец, чтобы наши агрономы-производственники могли поработать с ним; затем они смогут клонировать и распространять семена в необходимых количествах по организациям Всемирного здравоохранения. — Он постучал бумагой по столу. — Я изучил вашу карьеру. Вы проявили большую самоотверженность и преданность к своим ученикам. Это ваш шанс по-настоящему помочь им, оказав содействие в усилиях по сохранению этих образцов.

Я виновато улыбнулась ему, испытывая неопределенное смущение, чувствуя, что зря потратила его время, хотя в этом не было моей вины.

— Вы ошиблись с Валентиной Лидовой.

— Вашей матерью была математик Люба Лидова?

— Да, — ответила я, застигнутая врасплох.

Чо кивнул. — Тогда я совершенно уверен, что нашел то, что нужно.

* * *

Антти был прав насчет облачности. После часа полета, который был далеко не пределом дальности полета Сессны "Денали", мы вырвались в чистое небо. Впереди, на горизонте, виднелась очень четко очерченная линия коричневых холмов. GPS-навигатор над приборной панелью показывал цветную линию с намеченной траекторией. Антти переводил взгляд с устройства на циферблаты и индикаторы на главной консоли. Мы летели на несколько градусов восточнее северного направления, направляясь в более холодный воздух и, в конечном счете, к водам Енисейского залива, которые все еще находились более чем в тысяче километров от нас.

Он почти ничего не сказал с тех пор, как мы поднялись в воздух.

— С тобой все будет в порядке? — спросила я, пытаясь нарушить его молчание.

— Побеспокойся о себе. Это не я должен был приставлять пистолет к Викраму.

Я старалась забыть об этом как можно глубже, но слова Антти вернули это событие с шокирующей ясностью, как будто в моей голове вспыхнули вспышки стробоскопа. Холод полей, запах оружия, вороны, кружащие в небе, стоны и выдохи, когда Викрам упал, сделав несколько прерывистых глотков воздуха перед своим последним мгновением.

— Это нужно было сделать, — сказала я, как будто это могло все исправить. — Не хочешь рассказать мне, что произошло на взлетно-посадочной полосе?

— Там был Мигель.

— Да, я сама до этого додумалась.

— У него был нож, а не пистолет. Полагаю, он беспокоился о том, что поднимет слишком большой шум, что его потом поймают, и о том, что он поднимет шум из-за парадокса. С ножом было намного проще. — Антти поерзал на месте пилота, подавляя стон дискомфорта. — Он попал в меня, но не слишком глубоко. Возможно, задел ребро. Не думаю, что задел что-то жизненно важное. Я был готов и вырвал у него нож.

— Затем на взлетно-посадочной полосе обнаружат тело. Которое кто-нибудь наверняка уже обнаружил.

— По этой причине у меня не включены радио и транспондер, — сказал Антти. — Все, что они попытаются сделать, — это убедить нас повернуть назад. В реальности власти сейчас мало что могут сделать. Я надеюсь, что план полета сбил их со следа, но даже если они поймут, что мы направляемся на север, мы летим слишком быстро, чтобы кто-то мог нас опередить.

Перед нами стояло два уровня сложности. Враждебно настроенные оперативники, такие как Мигель, которые пытались действовать против интересов "Вечной мерзлоты", и местные власти, которые могли причинить почти столько же неприятностей, просто выполняя свою работу.

— Они могут предупредить по радио, чтобы кто-нибудь ждал нас на земле?

— Там будет слишком много возможных точек приземления, которые следует осмотреть. Нам нужно всего несколько часов, чтобы доставить семена в безопасное место. — Он взглянул на меня, мышцы его лица были напряжены. — С нами все будет в порядке.

— Как ты думаешь, что нашло на Мигеля?

Несколько мгновений он летел молча, обдумывая мой вопрос. — Мы должны были спросить его. Но я думаю, что, должно быть, то же самое произошло и с Викрамом, ближе к концу. Что-то еще пытается проникнуть в наши головы, что-то еще пытается взять верх над нашими структурами управления. Я тоже это почувствовал. Проблески, похожие на первые вспышки, которые у нас были в прошлом.

— Расскажи мне об этих вспышках, Антти.

— Это всего лишь проблески. Я думаю, что что-то происходит дальше по течению, за пределами "Вечной мерзлоты", за пределами того, что мы знаем о "Ваймире" и "Адмирале Нерва". За пределами всего эксперимента, за пределами 2080 года. У Викрама были видения.

Я почти не решалась спросить его, не была уверена, что хочу знать ответ.

— Какого рода?

— Белизна. Белое небо, белая земля. Машины, огромные, как горы, парящие над всем. Белые небоскребы, похожие на квадратные облака. Ничего больше. Ни людей. Ни городов. Никаких следов того, что мы когда-либо были здесь, что когда-либо существовали.

— Мы затеяли что-то действительно плохое.

— Открыли коробку со змеями, — сказал Антти, поворачивая ручку управления, пока корректировал курс, следуя за светящейся нитью на экране GPS. — Но, в таком случае, не вини Чо во всем этом. Он всегда шел только по крошкам, которые бросала твоя мама.

Я подумала о том, что моя мать все еще где-то там, о телефонном звонке, о долгом молчании, пока она переваривала незнакомый голос на том конце провода. Теперь я задавалась вопросом, поверила ли она хоть одному моему слову, или мне удалось лишь еще глубже вонзить иглу в ее сердце.

* * *

Утром, после того как я впервые увидела больничный коридор — инвалидное кресло и табличку с надписью "Радиология", — мы с Чо пошли поговорить с Братьями. В офисе Чо была прямая линия, позволяющая передавать голос, видео и данные, но иногда было быстрее и проще поговорить с ними напрямую. Для этого требовалось пройти по переходному мостику с "Ваймира" на "Адмирала Нерву", а затем совершить долгую прогулку в темные недра авианосца, под главной ангарной палубой, где мы хранили зонды времени.

Когда мы приблизились к ним, Братья издали низкое, мощное гудение, похожее на протяжную органную ноту. Чо задрал подбородок и заложил руки за спину, выглядя кротким и похожим на школьника, несмотря на свой высокий рост.

Каждый из них представлял собой черный цилиндр высотой два метра и диаметром около пятидесяти сантиметров с глянцевым внешним корпусом. Пол вокруг каждого цилиндра был выложен решетчатыми пластинами, которые можно было приподнимать для доступа. Под Братьями находилась сияющая корневая система электроники, холодильных систем и волоконно-оптических соединений, невидимо простиравшаяся далеко под нашими ногами.

— Доброе утро, — сказал Чо.

— Доброе утро, директор, — ответил Дмитрий, стоявший ближе всех к нам. — Мы надеемся, вы хорошо спали прошлой ночью?

— Хорошо, если не считать небольшого беспокойства о благополучии нашей хозяйки.

Павел спросил: — Что вас конкретно беспокоило, директор Чо?

— Валентина — мисс Лидова — отчетливо видела больничный коридор, ведущий в радиологическое отделение. Это вполне может быть частью ижевского отделения, учитывая то, что мы знаем об истории зонда времени номер восемнадцать, но пока еще слишком рано исключать два других возможных местоположения. Мы надеемся, что при более глубоком погружении у нас появится более четкое представление. Однако, прежде чем я рискну отправить ее обратно, мне нужно получить категорические гарантии того, что пациентка не пострадала из-за чего-либо, что могло произойти в радиологическом отделении.