— Да, как раз когда съезжали по мосту с плотины, говорят, что увидели синюю вспышку какую-то, и тут дорога вдруг куда-то пропала из-под передних колёс, и машина носом провалилась, врезалась в какие-то кусты, бойцы в кабине чуть не расквасили носы об лобовое стекло, а там сразу подъём, начали выезжать, тут жопа машины провалилась, и зенитный расчёт чуть из кузова не вылетел на хрен, и темно же, как у негра в жопе, дороги ни хрена нет, кусты только эти грёбаные в свете фар — обосрались бойцы, конечно. Водила с перепугу дал по газам — спасибо хоть, дерева впереди не оказалось, и на кусты эти мощи ихнему движку хватило. Когда выехали из кустов на траву — самочувствие у всех, говорят, было настолько хреновым, шо водила остановил машину для передышки.

— Стой! Куда прёшься! — орал полицейский старшина водителю рафика, — Жить надоело!? Провала не видишь, что ли?! Рухнешь — костей же не соберёшь! Заворачивай на хрен обратно! Туда, на Хортицу, по Преображенским мостам! Ой, пробачтэ, пан гэнэрал! Воны ж туточки уси кацапня, тильки россыйскою мовою и розмовляють!

— Всё нормально, старшина, говори по-русски, — успокоил его Кысько, — Скоро дорожники должны подъехать. Как подъедут, сменят вас. О, вот это да! — заценил генерал провал, — Тут даже не полтора, а ближе к двум метрам! Вот об этот обрыв, капитан, как раз твоя ЗУшка и звезданулась жопой. Так что, говоришь, на какую-то голубую вспышку и на недомогание потом жаловались твои зенитчики? А ты сам как?

— Ну, я-то в голове колонны ехал, пан генерал. Вроде бы, шо-то такое позади и полыхнуло, так я решил, шо показалось. Плохого самочувствия не ощущал, но на заднем бензовозе водила и вспышку сзади заметил чётко, и похреновело ему потом. Тоже отстал из-за этого от колонны, но доехал.

— Ясно. — докурив сигарету, Кысько выбросил окурок в провал, — Тогда, значит, и недомогание настоящее — у бензовозчика этого твоего не было ведь такого испуга, как у зенитчиков? Так, а это что за хрень? — он указал рукой на травянистую прогалину между кустами, — Ну ни хрена же себе!

— Млять, целый страус! — Бойко тоже увидел крупную птицу, — Откуда он тут?

— Ну, не страус — дрофа это. Но млять, ты прав — откуда она посреди города? Я её живьём раньше только один раз по молодости ещё видел в Аскании-Нова. Редкая она уже давно. Говорю же, такое впечатление, будто кусок совершенно нетронутой степи!

Достав телефон, генерал сфотографировал на него дрофу и задумался над этим очевидным, но невероятным фактом. Нет, в принципе-то дрофы хоть и редко, но могут и у них в области встретиться, иногда даже на сельскохозяйственных полях гнездятся, но то на полях, подальше от человеческого жилья, и людей они старательно избегают, отчего и редко кто их увидит. А тут — мало того, что посреди города, так ещё и ни полицейские эти, полканом Грыщаком сюда присланные, ни их джип, ни они сами её не спугнули. Странно это для дрофы, очень странно. Непуганая она какая-то им попалась.

— Пан генерал, дозвольте и мне сфотографировать, — попросил его Бойко, тоже доставая свой телефон.

— Дрофу-то? Да фотографируй, конечно, мне разве жалко? Ты ведь, наверное, и не видел её вот так живьём ни разу в жизни?

— Да нет, пан генерал, не дрофу. Шо мне та дрофа? Разве спасёт эта дрофв мою бедную задницу? Мне бы провал этот сфотографировать, да степь эту, да колею от КрАЗа, пока её не затоптали и не заездили. Вы же видите, пан генерал, шо колея только от одной машины. Значит, от ЗУшки, которая шла последней, а два бензовоза и пожарка с плотины съехали перед ней, но следов здесь не оставили. Так с фоткой-то я это начальству докажу, а без неё — кто мне поверит на слово? Вот вы бы поверили, если бы не увидели сами?

— Понял. Конечно, жопу тебе надо прикрыть, да только смотри, какая хрень тут выходит. Явление-то — необъяснимое, чертовщина какая-то, а такое разве по моей части? Это — по части СБУ, и для съёмок тебе дозволение Пелина нужно, а не моё.

— А если он не дозволит? И как мне тогда быть?

— Да не паникуй, капитан. Не дозволит — я отвернусь и не замечу, как ты фотки свои щёлкаешь самовольно. Но тогда СБУ на тебя обидеться может. Оно тебе надо? Вот и не обижай Пелина без крайней необходимости. Сейчас мы ему позвоним и очень хорошо его попросим, — Кысько выбрал в контактах начальника областной СБУ и нажал на вызов.

— Да, слушаю, — донеслось из телефона.

— Александр Николаич, это Кысько. Мы тут с капитаном Бойко сейчас у съезда с плотины стоим, тут провал и следы машины, последней их его колонны, а три других — как корова языком слизала, и никаких следов, а с него их спрашивают, и что ему отвечать?

— Артём Иваныч, у нас тут с тобой и два городских квартала как корова языком слизала, и я не представляю, что мы с тобой отвечать будем, когда нас из Киева запросят, как мы с тобой их прогребать умудрились. А ведь спросят, и не позднее обеда. А ты тут с этими несчастными машинами.

— Так о том ведь и речь, Александр Николаич. Два квартала прогрёбаны, парк, школа, дворец этот детский — кусок города. Рассчитываешь ты такую чертовщину скрыть? Есть смысл секретить её и запрещать капитану фотографировать?

— Секретить, конечно, смысла нет, — донеслось из генеральского телефона после минутной паузы, в течение которой капитан Бойко весь изнервничался, — Со спутников всё видно — и русня будет знать, и американцы. Да и из окон же всё видать — весь город будет знать уже сегодня. Так что пусть капитан фотографирует и прикрывает свой зад, но потом ко мне, покажете всё и расскажете.

— Так понятно же, Александр Николаич, благодарим тебя за понимание, всё так и сделаем. Слыхал, капитан? Вот теперь — снимай и никого не бойся, СБУ дозволяет.

— Благодарю, пан генерал! — осчастливленный Бойко сразу же отщёлкал снимки обрыва моста, провал, склон, изломанные кусты на нём и проложенную сквозь них колею единственного КрАЗа на месте пропавшей автодороги.

Затем, подумав, он сфотографировал и заросли, которых здесь вообще быть не должно было. А усевшись с Кысько в джип и проехав через них, капитан остановился ещё раз и старательно отснял и продолжение колеи на степной траве, и сам этот кусочек степи, за которым на заднем плане нелепо, зато узнаваемо громоздились детский сад, областной детский санаторий, стадион Арена, да типовые многоэтажки Соцгорода возле него и такие же по ту сторону Соборного проспекта. Сюрреализм ведь, кто понимает! Зато — наглядно и вполне доходчиво, а с начальством так и надо. Пускай это и не бумажка, без которой ты букашка, но по нынешним электронным временам — тоже документ.

Конечно, пришлось ещё потратить время на показ отснятых снимков Пелину и подробный рассказ обо всех приключениях его злополучной автоколонны, но в результате в его кармане к визитке Кысько добавилась и визитка Пелина с телефонами и электронной почтой, которые наверняка уймут и начальство, и военную полицию, и особиста. Точнее — значительно облегчат неизбежное общение с ними и сберегут ему немало нервов. Так что о потерянном на это времени капитан Бойко абсолютно не жалел и весело катил со своим бойцом-водителем обратно на "Запорожсталь". Могло ведь быть многократно хуже!

— Что вы тут разглядываете? — Фёдоров обратил внимание на обоих генералов, увлечённо обсуждавших что-то на экране ноутбука Пелина.

— Да вот, Иван Сергеич, взгляните тоже — скопировали у вояки-бензовозчика, — ответил ему Пелин, — И я абсолютно с Артёмом Иванычем согласен — чертовщина какая-то непонятная. Такого не может быть, но вот оно, прямо перед глазами.

— Вояке-то зачем фотографировать разрешили?

— А какой смысл был запрещать? Оглянитесь за спину, Иван Сергеич. Вот хотя бы этот дом — четыре жилых этажа, не считая магазинчиков на первом, — хмыкнул Пелин, — И ещё куча таких же домов. А я не господь бог и не могу занавесить все их окна. Десяток жильцов снимут всё это на свои смартфоны или два десятка, нам это уже без разницы. Вот увидите, уже к обеду на Ютубе появится не один видеоролик поподробнее этих фоток.

— Ясно. Мне тоже перебросьте. Нам всем не поздоровится, если в Киеве узнают обо всём этом из этих роликов на Ютубе раньше, чем от нас. Да нет меня, нет! — Фёдоров раздражённо отключил то и дело трезвонящий телефон, — Сам бы в администрацию уехал доклад для Киева сочинять, но ведь журналюг же сейчас нелёгкая принесёт!

Губернатор — как в воду глядел. Первыми, правда, не журналюги появились, а Оксана Грищенко, местная урря-патриотическая активистка, со своими подпевалами. Без неё ни одно событие в городе не обходится, и всегда во всех невзгодах у неё виновата или русня, или её наймиты, или администрация, не проявляющая достаточного по её мнению державного украинского патриотизма. И ладно бы по делу выступала, как официальные околовластные урря-патриоты, когда это нужно, но эта — идейная, она сама всё решает и за державу, и за народ, и за власть. И обычно вместо конструктива только истерические страсти нагнетает. Арестовать бы за нарушение режима комендантского часа, чтобы под ногами не путалась, да только ведь журналюги к ней благоволят, и вони только больше выйдет. А сейчас — даже интересно, на кого она вот эту чертовщину валить будет?

Но визг урря-патриотическая неадекватка подняла вовсе не по поводу пропажи куска города, а по поводу нехватки врачей и машин скорой помощи. Как будто бы не сама же в своё время яростно обличала администрацию за невнимание к нуждам фронта, куда по её мнению требовалось передать намного больше врачей из гражданской медицины. А теперь, значит, Фёдоров виноват ей уже в том, что передал воякам слишком много, оголив медицину города? Да только стерва ведь есть стерва. Напомни ей её же тогдашние слова — только ещё яростнее развоняется. И кажется, на сей раз, как ни странно, судя по звуковым сигналам скорой помощи, да характерному гвалту за домами, визжит она по делу. Что-то и сигналов за ближайшими домами уж очень много, и по проспекту ещё три машины туда же несутся. Обычно же как-то равномерно по жилым районам города эти вызовы бывают, а тут такое впечатление, будто с доброй четверти города все сюда съезжаются. И похоже, один хрен не хватает — судя по характерному бабьему завыванию, к кому-то медицинская помощь опоздала, и не к одному. Да что же все больные-то такие стали, да ещё и все, как нарочно, в одном и том же месте?

— Обласный голова Иван Фёдоров розвалыв усю мэдыцыну Запорижжя! Люды вмырають, и никому их врятуваты! Дэ уси ликари, панэ голова?! Дэ мвшины швыдкойи допомогы?! Цэ так вы дбаетэ про здоровья и жыття довирэных вам людэй?!

— Дэ машины? — передразнил её губернатор себе под нос, — Как будто бы сама их сигналов не слышишь! Как глухарь, млять, токующий!

— И то же самое возле домов у стадиона, — сообщил Кысько, которому об этом уже доложил полковник Грыщак, — В основном сердечные приступы, инфаркты, инсульты. Это по вызовам. Ещё — массовые жалобы на головную боль и психозы у неврастеников.

— Слышу, вопят истерички, — кивнул Фёдоров, — Из-за чего такое может быть, и почему так массово именно здесь?

— Бывает в очень сильные магнитные бури. А именно здесь — странно, конечно, но такое впечатление, что как раз по периметру вот этого аномального безобразия.

— А почему тогда мы ничего такого не ощущаем?

— Мы же не сразу подъехали, Иван Сергеич. Электромагнитный импульс был, скорее всего, в тот момент, когда это случилось. Капитан Бойко, который успел проехать это место и был уже далеко от него, сам тоже ничего такого не ощутил, а вот его бойцы из последних машин все жаловались на плохое самочувствие. Ну, они-то моложе и здоровее этих пенсионеров, так что прочухались и без медицины, а эти — им много ли надо? Ну, тут учёных ещё, конечно, надо бы спросить, они-то получше меня во всём этом понимают, но пока у меня вот такая версия складывается.

— Согласен, — поддержал его Пелин, — Ничего другого в голову не приходит.

Одна из машин скорой помощи отчаянно сигналила, требуя освободить ей путь в проулок между двумя соседними домами, но что-то, видимо, надолго блокировало заезд, и водитель, отчаявшись, сдал назад и поехал в обход. А в проулке показалась медицинская каталка, на которой везли кого-то занемогшего к другой машине, как раз и преградившей доступ во двор. И судя по чьей-то истерике за углом, к кому-то снова помощь опоздала. А по ругани ещё дальше можно было догадаться, что там медики сгружают со своей каталки кого-то свежепомершего, дабы освободить её под кого-то ещё живого и не безнадёжного. Родня покойника обвиняла их во всех смертных грехах, родня ещё живого ругала их же за нерасторопность, те вяло отругивались, но всех их перекрикивала Оксана Грищенко своей проповедью "за всё хорошее против всего плохого".

— А, ось вы дэ, панэ обласный голова?! Навищо вид народу ховаетэся?! Ликари топчуться, на ногы одын одному наступають, алэ врятуваты людэй нэ можуть! Тут люды вмырають, и хто за цэ видповисть?1 — как всегда, в неизменном венке из искусственных цветов и ленточек на голове и с неизменным жовто-блакитным флажком на плече, дабы всем издали видна была её народность, активистка вышла со своей свитой к проспекту и ткнула пальцем в уже назначенного виновным во всём губернатора.

— Алэ хоча б знайшлыся ликари? — попытался отшутиться Фёдоров.

— Та знайшлыся, алэ що толку вид ных?! До чого вы довэлы нашу мэдыцыну?!

— Оксана Никитишна, та разуйтэ ж вы очи и погляньтэ сами, що тут диеться! — губернатор обвёл рукой пейзаж за своей спиной, а затем указал ей под ноги, поскольку мостовая обрывалась буквально в трёх шагах от неё, а за этой линией рос практически не тронутый степной ковыль.

— Та що ж цэ такэ диеться? — озадаченно проблеяла одна из её подпевал, — А дэ проспэкт, дэ уси будынкы, дэ полицэйська управа и виддилэння? Куды воны сгинулы?

— Так ось, сгинулы, як корова языком злызала, — Фёдоров развёл руками, — Мы сами ничого нэ розумиемо и губымося у здогадах. Ну хто ж з нас миг розраховуваты, що ось такэ тралыться?

— Цэ мы вже вид вас чулы килька разив писля Мелитополя! — главная местная активистка по инерции продолжила начатый уже наезд на губернатора, но затем, осознав увиденное, растерянно захлопала глазами, — А дэ ж усэ, що було?

— Я нэ миг бы вкрасты усэ цэ за одну ничь, навить якбы хотив, — хмыкнул тот, предаосхищая вполне возможное развитие наезда этой неадекватки, — В мэнэ тэж нэмае ничого з цього, и я нэ знаю, в кого воно усэ е. Ось и пановэ генералы тэж нэ знають, — он указал на Кысько и Пелина, которые кивком подтвердили своё полное с ним согласие.

— Иван Сергеич! А чи нэ могла цэ буты якась росыйска дывэрсия? — местная репортёрша Галина Остапенко из проправительственных СМИ подоспела первой из всех журналюг и сразу же оценила обстановку, захватив инициативу.

— Та ни, нэ думаю. Сьогоднишний выпадок настилькы нэрозумилый, що нэ лизэ взагали ни у яки ворота. Мы нэ розумиемо, що цэ такэ сталося. Тилькы якбы цэ була якась дывэрсия, люды почулы б выбухи, и булы б руйины, и було б багато жертв. Алэ дэ уси ци выбухи? Никто ничого нэ чув.

— Так ось воно що! Цэ ж кляти рашысты застосувапы якусь сэкрэтну бэзшумну зброю! — взвилась активистка, переключившись с Фёдорова на отсутствующих и оттого не имеющих возможности возразить ей российских вояк, — Е ж в ных бэзшумна зброя?!