Йети и Сундуков

В фургоне на каждой из стен крепилось по откидному столику и по две откидные лавочки по краям. На одну из них сел Сундуков, продолжающий успокаивать йети. Внутри клетки тоже была лавочка, довольно прочная, привинченная к полу, примыкающая к одной из решётчатых стен. Наружная дверь фургона захлопнулась, и их куда-то повезли. Ехали довольно долго. Снежный человек понятия не имел, куда его везут. За время жизни среди людей он понял, что от них можно ожидать любого коварства. Тем более сейчас, когда все вокруг него выглядели возбуждёнными и тревожными (помощницы Сундукова нервно перешёптывались где-то в глубине фургона). Поражённый необычной обстановкой он почему-то решил, что его везут на казнь, которую хотят обставить максимально торжественно.

Ещё он заметил, что ключ от клетки Сундуков спрятал в карман (на связке с другими ключами). Неизвестно сколько они будут ехать. Может быть ему удастся переместиться в тело Сундукова, открыть клетку, после чего снова поменяться с профессором телами и сбежать во время дороги. Дорогу йети представлял себе, как нечто очень долгое. По крайней мере, судя по его опыту, так оно и было. Его долго везли в лабораторию после того, как поймали в горах.

С другой стороны — иного выхода, как ему казалось, у него не было. Поэтому снежный человек не прекращал процесс обмена телами с Сундуковым. При этом йети знал, что с какого-то момента (на заключительных стадиях) перенос становиться необратимым, даже если увеличить расстояние между участвующими в нём существами. Процесс невозможно прервать на этом этапе. Так его учили наставники, мастера переноса.

Но дорога оказалась не столь долгой, как ожидал йети.

Вскоре они приехали, и клетку с лесным человеком выкатили перед большим ярко освещённым зданием под восторженное улюлюканье немалой толпы досужих зевак.

Дело в том, что йети, сам того не догадываясь, стал 'звездой' в мире людей. Его неоднократно фотографировали и снимали на камеру в лаборатории; о нём писали в газетах и в интернете, его неоднократно показывали в телепередачах, о нём рассказывало радио. И сейчас сотни людей собрались на относительно небольшом пятачке перед демонстрационным залом палеонтологического музея только для того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на прославленного узника сундуковской лаборатории. Ещё около тысячи человек, в основном учёных и журналистов, ожидали йети в самом зале, куда его и повезли. Причём на стенах коридоров и в главном зале палеомузея висели большие художественно-оформленные фотографии йети в разных ракурсах вперемешку с картинами, изображающими всяких синантропов-питекантропов и прочих троглодитов — наших дальних родственников.

Вскоре клетку с вкрай испуганным лесным человеком поставили на освещённую специальными прожекторами сцену. Неподалёку от йети была трибуна для выступлений. Но Сундуков поначалу был не на трибуне, а находился позади клетки, рядом с йети. Он разместился так, что был невидим широкой публике — прожектор был направлен на йети, а профессор находился поначалу как бы в тени своего питомца. Хотя длилось это недолго. Вначале на трибуну взобрался седовласый учёный, президент Академии наук, который вкратце описал важность открытия Сундукова и вскоре предоставил слово виновнику торжества. Сундуков вышел из тени клетки, величаво поднялся на трибуну и начал прочувственную речь. Предваряя её главную часть (рассказ о поимке живого йети) он коротко упомянул о том, что начал с исследований ископаемых остатков снежных людей и вскоре сумел доказать их родство с людьми нашего вида, а также установить непрерывную эволюционную линию йети за последние двадцать тысяч лет. Причём ещё десять лет назад он нашёл черепа, которым не более пары веков. Сия находка основательно подкрепила его уверенность в том, что йети существуют и поныне. Много лет поиски живых йети Сундуков совмещал с исследованиями их остатков. В основной части своего выступления профессор рассказал о поимке уникального создания. Он долго и самозабвенно описывал свою многолетнюю охоту на йети различных популяций. Рассказывал о том, как в густых дебрях и у заснеженных вершин он гонялся за бигфутами, за сасквочами, за снежными и лесными людьми. Красочно описывал перенесённые трудности, повествовал о том сколько раз он бывал на волоске от гибели, но никогда не отступал от намеченной цели...

Публика слушала героического исследователя с восторгом, перебивая его речь восхищёнными возгласами и бурными продолжительными аплодисментами. В конце выступления профессору вручили огромный букет цветов и посадили на стул рядом с клеткой. А на трибуну выходили друг за другом всё новые и новые учёные, коллеги (и конкуренты) Сундукова, которые в своих пятиминутных выступлениях раскрывали значимость открытия снежного человека.

Сундуков много лет ждал этого. Ждал, что те, кто десятилетиями критиковали и недооценивали его, наконец признают его правоту, его высокое место в науке и незыблемый авторитет. Ведь несмотря на то, что он имел признание у определённой части учёных-биологов — немало представителей биологического научного сообщества были его непримиримыми противниками. Настолько непримиримыми, что даже то направление в науке, которое возглавлял Сундуков окрестили презрительным термином 'сундуковщина'. Несмотря на популярность у дилетантов, у далёкой от серьёзной науки публики — немалая часть учёных считали сундуковщину маргинальным направлением, а некоторые даже тщились доказать, что сундуковщина — это лженаука.

И вот пришёл долгожданный час триумфа. Наконец-то, Сундуков смог утереть нос своим оппонентам!

Он неоднократно во всех подробностях представлял себе момент торжества, даже проигрывал (здесь от слова 'играть', а не 'проигрывать':)) в уме все его детали. И вдруг с удивлением заметил, что когда вожделенный триумф настал — он слушает невнимательно. Что у него кружиться голова.

'Наверное это головокружение от успехов, — подумал Сундуков. — Вот уж не так я представлял себе величие славы. Наверное, это потому, что не привык к ней. К настоящей и незыблемой славе'.

Наивный! Голова у него кружилась от того, что йети запустил процесс переноса. Вернее, он запустил его немного раньше. Но сейчас, когда понял, что немедленная казнь ему не грозит, что после церемонии его повезут скорей всего назад в лабораторию — остановить процесс уже не мог и с ужасом ожидал, что будет дальше. Если учёные не успеют закончить свои выступления за несколько минут, то йети окажется в центре внимания в теле Сундукова. К этому лесной человек был совсем не готов. Он планировал попасть в тело своего пленителя, находясь с ним один на один, а не посреди огромной толпы.

'Что же я буду делать?' — в страхе думал йети. Он начал прикидывать своё примерное поведение, злясь на то, что недостаточно внимания уделял запоминанию человеческих слов. Хотя, если честно, он только первые несколько дней профилонил (пробездельничал), предаваясь тоске по родине — зато потом, привыкнув к плену, учился добросовестно. Но сейчас, пребывая в панике, йети был готов винить себя во всех грехах. Ему было настолько страшно, что даже место его заключения и злоключений — институтская лаборатория — казалась теперь уютным, привычным и милым домом... Но делать было нечего, возврата назад не предвиделось, и йети лихорадочно набрасывал новый план. Ох и страшно будет на первых порах...

И тут, в процессе обдумывания, он понял, что не только ему будет неуютно после переноса. Есть существо, которому вскоре тоже будет неуютно. И скорей всего гораздо неуютнее, чем ему — ведь Сундуков ничего не знает о переносе, не поймёт, где он оказался и как отсюда выбраться. Сундуков не знает, что это ненадолго, что процесс обратим!

Когда йети подумал о профессоре он сразу же начал представлять, что тот будет делать, оказавшись в клетке. Наверное, он будет рычать (понятно, профессор будет пытаться говорить на человеческом языке, но люди услышат лишь рычание) и постарается выбраться наружу.

А наш йети всё время пребывания на сцене смиренно сидел на лавочке, забившись в дальний уголок демонстрационной клетки, как донельзя запуганная зверюшка. 'Значит... значит, — подумал йети, — мне сейчас надо начать рычать и дрыгаться, чтобы не был заметен результат переноса. Заодно погляжу на реакцию агрессора (так он называл профессора на своём языке) и постараюсь копировать её, оказавшись на его месте'.

Приняв решение, йети максимально реально представил себя Сундуковым в клетке, встал и громко завопил. Это было так неожиданно, что очередной выступающий оратор осёкся на полуслове, Сундуков упал со стула, многие из публики повскакивали со своих мест, а женщины ещё и завизжали вдобавок. Йети даже не ожидал такого эффекта. Он ошеломлённо стоял в клетке. У себя в долине йети перекликаются подобным образом и не считают данные возгласы сколь-нибудь громкими. Наш йети и вопил-то вполсилы. Он сразу опомнился и понял, что стоит чуточку поубавить громкость, чтобы не травмировать людей лишний раз. Он снова завыл, начал стучать себя огромными кулаками в шерстистую грудь и что есть силы дёргать прутья клетки. (Кулаками в грудь стучат гориллы, а не йети; но наш йети подумал почему-то что Сундуков будет делать это — и йети не ошибся).

Вскоре опомнился и Сундуков. Он поднялся с пола, подошёл к клетке и начал утешать питомца, тихо что-то шепча — то что казалось ему успокоительным. Затем протянул шоколадку.

Если читатель подумает, что йети гордо отказался от подачки, то читатель будет неправ. Если бы снежный человек демонстрировал свою гордость, пренебрегая пищей, он бы давно умер от голода и данного повествования просто не было бы. Тем более, пребывая в плену йети очень полюбил шоколадки (и ещё бананы). Поэтому он с готовностью взял угощение, но есть не стал, а положил на краешек привинченной к полу и прутьям клетки массивной лавки. Он оставил шоколадку для Сундукова, когда тот через несколько минут войдёт в его тело. Йети понимал, что на первых порах профессору будет совсем не до шоколадки, но потом возможно ему и пригодится сей продукт человеческой цивилизации. Оставшееся до переноса время йети то успокаивался, то снова шумел (правда не столь буйно, как первый раз), чтобы приучить людей к тому, что такое поведение нормально, чтобы зрители не заметили ничего необычного в его поведении, когда они с Сундуковым поменяются телами.

Микрофон включили громче и выступления продолжались под аккомпанемент рёва йети. Правда теперь выступления получались какими-то скомканными — видно было, что каждый оратор хочет быстрее закончить. Неуютно им было говорить под этот 'зов первобытного леса', как окрестил сей вой один из выступающих.

Одновременно снежный человек присматривался к поведению профессора, запоминая его слова и жесты, чтобы после переноса в точности скопировать их — возможно никто ничего и не заметит подозрительного. А потом надо будет снова дождаться, когда они с Сундуковым останутся одни, открыть клетку — снова поменяться телами и убежать.

Возможно и повезёт на этот раз. Так думал йети, отсчитывая последние секунды до переноса...

Глава 2. Неравный обмен

И вот он произошёл. Долгожданный, вожделенный перенос личности снежного человека в тело Сундукова прошёл успешно. Сознание йети на секундочку прервалось, глаза залил туман, а уши — неясный равномерный шум. В молодости он несколько раз отрабатывал процесс переноса с наставниками и знал, что всё идёт нормально.

Сундуков испытывал ощущения аналогичные тем, что и йети, но что с ним происходит, понять не мог. Профессор подумал, что от волнения испытанного под сенью славы он оказался на грани потери сознания и всеми силами старался не упасть в обморок...

Обморока не произошло. Наоборот, когда помутнение прошло он почувствовал себя гораздо лучше прежнего — краски стали ярче, звуки отчётливее, запахи сильнее, ощущения рельефнее — всё это было бы просто замечательно... Только вот смотрел профессор на сцену не с того места, с которого несколько секунд назад — до того, как началось помутнение. Да и решётки появились между ним и сценой, да и ростом он стал вроде бы выше, да и...

'О Боже!!! Что это?!' — неистовый ужас молнией пронзил душу Сундукова. Он ещё ничего не мог понять, но ощущение чего-то безвозвратно-страшного, неизбежно-жуткого овладело всем его естеством!

Профессор в смятении почти машинально посмотрел на свои руки. Две огромные раскрытые ладони... 'Что это?' ... Он пошевелил пальцами. Пальцы огромных рук выполнили команду. Йети и люди устроены довольно схоже, хотя и не совсем. Но тем не менее снежные люди являются самыми нашими ближайшими родственниками из ныне живущих существ. Они даже ближе к нам, чем шимпанзе с бонобо, не говоря уже о гориллах и орангутанах. Но то, что схожи 'не совсем' довольно важное уточнение, которое профессор сразу же ощутил на себе. Ещё ничего не понимая, он сжал пальцы. Два огромных кулачища — кувалды (как говорят о таких в народе) дрожали перед его лицом (он весь дрожал от волнения). В отчаянии профессор закрыл лицо руками. Это он выполнил на уровне подсознания — и тут проявились отличия йети от людей. Дело в том, что йети гораздо сильнее, их движения быстрее, да и ладони у них больше, а пальцы длиннее. Поэтому профессор не успел до конца раскрыть кулаки и с силой стукнул себя по лицу. Он почувствовал лёгкую боль. Но сейчас Сундукову было не до этого.

— Тише-тише-тише, — услышал он донельзя знакомый голос, — ну-ну... успокойся, мой милый... на-ка — кушай свою шоколадку.

Йети сейчас старательно повторял то, что говорил ему Сундуков несколько минут назад. Он не всё понимал в сказанном, но в целом смысл фразы уловил. Понимал, что этими словами профессор его успокаивал, так же он знал точный смысл слова 'шоколадка' и не точный, но близкий к настоящему смысл слов 'милый' и 'тише'. Так же он знал, что повторение слова усиливает его воздействие (в языке самих йети было то же самое).

Другое дело, что артикуляционный аппарат йети, как уже говорилось выше, не совсем похож на людской и слова звучали не совсем правильно. Потому что снежный человек ещё не скоординировал команды, подаваемые мозгом, с мышцами гортани и языка (он сделает это довольно скоро). И сейчас Сундуков (в которого вселился йети) говорил, как бы с некоторым акцентом. Благо говорил он тихо, и никто из посторонних ничего не слышал. Снежные люди имеют очень тонкий слух, и наш йети уже по ходу первых сказанных им человеческих фраз исправлял ошибки, хотя и был в человеческом облике. Высоту и тональность звука он координировал при помощи своих знаний, как бы внесённых в тело Сундукова (на самом деле, как уже отмечалось, знания поступали из его мозга, оставшегося в его теле через первичное информационное поле планеты, но мы будем в нашем повествовании опускать такие детали, чтобы не усложнять текст). Таким образом человеческое тело немного меняло свои свойства под воздействием того, кто в этом теле находился.

Очень существенной была разница ощущений. Гормоны йети играли как у ребёнка, даже сильнее, и Сундуков, оказавшись в чужом теле, испытывал очень сильные впечатления. Огорчался он сильнее, но коль уж бы ему пришлось радоваться — это чувство тоже было бы сильнее. А для йети в теле Сундукова всё выглядело как бы приглушённым. Когда в молодости он проходил обязательный курс переноса — он переносился лишь в тела других йети, причём исключительно своего пола (мужского). Преподаватели (мастера переноса) рассказывали ученикам, что впечатления у людей слабее, чем у йети; а у медведей, наоборот — сильнее. Но на своём опыте наш герой прочувствовал это впервые. По крайней мере он впервые стал человеком (настоящим человеком, а не каким-то там лесным или снежным).