Целью первой главы этой книги является рассмотрение португальской экспансии в более широком контексте. Предприимчивость Португалии можно понять только в контексте торговых отношений Европы с Востоком, неблагоприятного торгового баланса и поиска драгоценных металлов для покрытия дефицита платежей; упадка экономики Ближнего Востока и переноса производства сахара в западное Средиземноморье с последующим ростом спроса на землю и труд невольников; расширения Генуэзской торговой империи в Западной и Северной Европе и сопровождавшего его развития картографии, судоходства и коммерческой инфраструктуры; и, наконец, с точки зрения политической и социальной борьбы внутри самой Португалии, которая породила первый импульс к эмиграции — всегда мощный скрытый поток и часто одна из основных движущих сил экспансии.
К началу XV в., когда началась заморская экспансия, португальские институты не претерпели никаких изменений, связанных с возникновением государства раннего Нового времени. Правительство по-прежнему означало личное правление монарха; страна и большинство городов контролировались церковью, военными орденами и крупной знатью; финансовые учреждения состояли из частных сделок ростовщиков; вооруженные силы по-прежнему представляли собой контингенты служилой знати и ее вассалов. В процессе заморской экспансии португальское государство пыталось расширить и развить свои возможности по управлению огромным всемирным предприятием, но ключ к пониманию истории португальского империализма заключается в том, что этот переход к современному, профессиональному, бюрократическому государству не удался. То, что Португальская империя просуществовала так долго, объяснялось не способностью Португалии мобилизовать государственные ресурсы или частный капитал, а деятельностью лузо-африканцев и лузо-азиатов смешанного происхождения, которые создали совершенно новую португальскую идентичность в отдаленных частях мира и скрепили предприятие, которое, если бы оно полагалось только на усилия метрополии, рухнуло бы на ранней стадии.
Торговля на дальние расстояния до XV в.
К XV в. торговля на дальние расстояния через евразийскую территорию насчитывала уже тысячи лет. Цивилизации, которые развивались в великих аллювиальных долинах Китая и северной Индии, а также в Месопотамии и Египте, поддерживали контакты друг с другом по тому, что стало величайшей магистралью в мире. Эта магистраль, иногда называемая "Шелковым путем", пролегала из Китая к северу от Гималаев по долинам рек Сырдарьи и Амударьи, соединяясь с путями, идущими из северной Индии через афганские перевалы, прежде чем разделиться, причем одно ответвление вело к северу от Черного моря, а другое — через Персию и Месопотамию к Средиземноморью. На самом дальнем конце этих торговых путей лежали окраинные и относительно незначительные районы Северной и Западной Африки, а также Северной и Западной Европы.
По этому великому тракту торговцы перевозили не только товары, но и религии, технологии и идеи. Завоевательные армии Александра Македонского, Чингисхана и Тимура также использовали этот маршрут. Существование этой дороги, по которой следовали бесчисленные купцы, ученые, солдаты и паломники, означало, что большая часть Евразийского материка, как и большая часть северной, восточной и западной Африки, была хорошо известна образованным людям и любителям путешествий. В XIV в. мусульманский ученый-торговец Ибн Баттута (1304-1378 гг.) смог посетить Индонезию, Китай, Индию, Восточную и Западную Африку, в то время как труды таких ученых, как среднеазиатский философ Авиценна, были известны во всем мусульманском мире и, благодаря мусульманскому влиянию, на Сицилии, в Испании и даже в северо-западной Европе. Миссионеры и торговцы из Западной Европы и Московской России путешествовали на восток, в Китай, а китайцы — на запад. Генуэзцы побывали в Индии и плавали в Индийском океане. Большое количество паломников регулярно совершали путешествия из отдаленных частей Европы в Иерусалим и Каир 2. Кроме того, африканцы также принимали участие в этом огромном потоке религий и товаров. Монахи из высокогорной Эфиопии путешествовали в Каир и Иерусалим, а правители городов на Нигере отправлялись в качестве паломников в Мекку. Когда Васко да Гама в конце концов отплыл в Индию, он был не "первооткрывателем", а скорее посетителем известного мира. Он знал, куда направляется, много европейцев побывало там до него, он смог получить карты и проводников, которые помогли ему благополучно добраться до места назначения, а когда он прибыл туда, то встретил людей, которые говорили с ним на кастильском языке.
Итак, первое, что следует признать, — это то, что до путешествий португальцев мир был в значительной степени известен его жителям. Это один из примеров европоцентристской мысли, с которым труднее всего бороться, что европейцам в XV в. пришлось "открывать" мир.
Движение по великой среднеазиатской магистрали было в основном коммерческим, а ограничения, связанные с перевозкой грузов на верблюдах, означали, что оно предполагало обмен товарами небольшого объема и высокой стоимости. Самыми ценными товарами были китайские шелка и специи из Индии, Шри-Ланки и Индонезии, а в качестве платы за эти предметы роскоши Китай и Индия получали большое количество слитков, в основном серебра. Платежи слитками стали возможны благодаря большому количеству многосторонних коммерческих сделок в Азии и Европе, прибыль от которых позволяла торговым домам финансировать свою торговлю с Востоком. Драгоценности, фарфор, лошади, слоны, ароматное дерево, изделия из металла, слоновая кость и хлопчатобумажные ткани также переходили из рук в руки.
Дополнением среднеазиатского караванного пути служил морской путь, по которому товары из Индии и Индонезии доставлялись в Восточную Африку и порты Красного моря и Персидского залива. Эти корабли также перевозили специи, фарфор, ткани и другие предметы роскоши, но они могли быть загружены товарами низкой стоимости и большого объема, такими как древесина, камень, вино или занимающими много места продуктами питания, такими как соль или рис. Дешевая валюта, облегчающая процесс местного обмена, была обеспечена медными монетами из Китая и раковинами каури из Африки и Западной Азии — формой валюты, которая включила отдаленные общины прибрежной части Западной Африки и Мальдивских островов, где добывались раковины, в сеть мировой торговли. Однако именно золотые и серебряные слитки финансировали основные магистральные торговые потоки, наиболее важными источниками которых были Африка и Персия, где металлы получали в обмен на индийские хлопчатобумажные ткани и прекрасный фарфор.
Сухопутные пути всегда подвергались политическому вмешательству, поскольку расположенные вдоль караванных дорог великие города, такие как Бухара и Самарканд, привлекали завистливые взоры завоевателей и были объектом бесконечных споров между могущественными кланами Средней Азии. Море начинало казаться все менее опасным, и в XIII и XIV вв. поток морской торговли увеличился. Купцы, которые финансировали торговые суда и владели ими, базировали свою деятельность в ряде ключевых портовых городов, которые становились перевалочными пунктами торговли и привлекали судовладельцев и финансистов, от которых зависела торговля. Наибольшее значение среди этих торговых городов имели Камбей на северо-западе Индии, Малакка, Ормуз у входа в Персидский залив и Килва на восточном побережье Африки. Хотя они развивались как крупные порты международного обмена, они "подпитывались" торговлей многочисленных более мелких портовых городов, которые могли использовать продукты и мануфактурную продукцию своих ближайших внутренних районов.
У крупных портовых городов сформировались сложные отношения с политическими силами, доминировавшими в стране. Наиболее процветающие порты пользовались значительной степенью независимости, а их правители часто были связаны брачными узами, религией или покровительством с правящими династиями страны и торговыми семьями, которые контролировали судоходство и коммерческий кредит.
Невозможно подсчитать объем или стоимость этой международной торговли, но высокая степень специализированного товарного производства, существовавшая в Азии, свидетельствует о ее масштабах. Таким образом, специализированному производству шелка в Китае соответствовало столь же специализированное производство хлопчатобумажных тканей на северо-западе и юго-востоке Индии — в Гуджерате и Короманделе; производство перца было сосредоточено в Малабаре на юго-западе Индии и на Суматре; корицы — на Шри-Ланке, а гвоздики — на Молуккских островах. Лошадей разводили в Аравии и Персии; золото добывалось в Африке, серебро — в Персии.
Часть этой торговли предметами роскоши предназначалась для городов Средиземноморья — Каира, Константинополя, за которыми лежало Черное море и речные пути в Польшу и Россию, или Венеции и, в меньшей степени, Генуи и Барселоны. В порты Средиземноморья традиционно добирались караванами из Персии или Каспийского моря, но в XV в. Средиземноморье все чаще обслуживалось морским путем, по которому туда доставлялись товары через Басру или Суэц. Из Басры лодки поднимались по Евфрату, и товары доставлялись по суше в сирийские порты, а из Суэца был короткий путь по суше в Каир. Какой бы маршрут ни был выбран, европейцы оставались на периферии этой торговой системы. Частично это было вопросом географии, но это также отражало неблагоприятное коммерческое положение Европы: хотя европейцы стремились закупать специи (особенно перец), шелка, хлопчатобумажные ткани и другие экзотические товары, им не хватало дорогостоящих продуктов или мануфактурных изделий, пользующихся спросом на Востоке. Хотя оловянная посуда из Англии попала в Западную Африку, а бусы из венецианского стекла продавались на восточноафриканском побережье, на самом деле это было всего лишь свидетельством существования торговых отношений, а не доказательством какого-либо большого потока производства. Фактически, еще со времен Римской империи европейская торговля с Востоком должна была оплачиваться слитками — экспортом золота и серебра — и этот долгосрочный неблагоприятный торговый баланс был одним из наиболее решающих факторов в историческом развитии Европы.
Из-за постоянного оттока слитков на Восток средневековая Европа неоднократно страдала от нехватки, даже голода, драгоценных металлов, что замедляло торговлю, сдерживало экономический рост, удерживало большую часть населения в рамках местного натурального хозяйства и периодически приводило к поиску новых источников поставок или к инновациям в эксплуатации собственных ограниченных запасов золота и серебра в Европе. Даже когда платежи могли производиться в слитках, участие Европы в азиатской торговле зависело от доброй воли правителей Ближнего Востока. Хотя в течение полутора столетий Латино-Иерусалимское королевство поставило часть этого региона под контроль Европы, крестоносцев в конечном итоге сменили сарацины, а затем монголы, турки и мамлюки, которые взимали пошлины и чьи войны часто ставили под угрозу безопасность торговых путей. Затраты на защиту неуклонно росли.
С этими политическими конфликтами был связан устойчивый спад в экономике Ближнего Востока, спад, который к началу XVI в. приобрел глубоко структурный характер. В результате монгольских нашествий и "Черной смерти" XIII и XIV вв. многие районы Ближнего Востока пережили депопуляцию и спад как сельскохозяйственного, так и промышленного производства. Более того, правители региона, особенно монгольские и турецкие захватчики, извлекали богатство с помощью системы дани, поддерживаемой военной мощью, вместо того, чтобы полагаться на налоги и поборы, выплачиваемые процветающей экономикой. К XV в. Ближний Восток импортировал продукты питания из Южной Европы, а также промышленные товары, ткани, металлические изделия, оружие и даже нанимал торговые суда. Коммерческие круги Южной Европы отреагировали на эту ситуацию отчасти увеличением производства для удовлетворения спроса на рынках Ближнего Востока, и отчасти поиском способов обхода политических препятствий, чинимых на пути торговли правителями Ближнего Востока и их войнами 3.
Возвышение Генуи
Расцвет портовых городов западного Средиземноморья привел к сближению интересов торгового сообщества и государства, что редко можно было встретить на Ближнем Востоке, а в Азии наблюдалось лишь в нескольких крупных портовых городах. Контроль политических и военных ресурсов со стороны торговой элиты итальянских городов, таких как Генуя, Пиза и Венеция, должен был дать им то, что часто оказывалось доминирующим преимуществом в международной торговле. В течение XI и XII вв. конкуренция между итальянскими городами за существующую торговлю Греции и Леванта не только поощряла коммерческое предпринимательство, но и все чаще приводила к использованию военных средств для устранения конкурентов и завоевания большей доли рынка. После монгольских завоеваний Средней Азии в тринадцатом веке генуэзские и венецианские купцы начали расширять свою деятельность в России, Средней Азии, на Дальнем Востоке и в Индийском океане. К концу XIII в. генуэзцы, базирующиеся в торговых колониях на Черном море, торговали по русским рекам, спускали свои корабли на Волгу и Каспий и вели торговлю в Персии, где доминировали монголы, в то время как генуэзские корабли, построенные в портах Персидского залива, бороздили Индийский океан 4.
В XII в. генуэзские и каталонские купцы также основали торговые колонии в Северной Африке, а первое известное торговое путешествие генуэзцев через Гибралтарский пролив к атлантическому побережью Марокко состоялось в 1162 г.5 Привлекательность торговли в Северной Африке заключалась в золоте, которое привозили караванами через Сахару из Западной Африки и которое было нужно европейским купцам для оплаты покупок пряностей и других восточных товаров. Генуэзцы даже пытались открыть морской путь на Восток, и в 1291 г. братья Вивальди проплыли через Гибралтарский пролив и вдоль марокканского побережья именно в такой экспедиции — из которой, правда, они не вернулись 6.
Захват христианскими войсками Севильи в 1248 г. и Алгарве в 1249 г. дал итальянцам новые возможности для экономической экспансии в южных районах Пиренейского полуострова. Генуэзские общины были основаны в Лиссабоне и Севилье, и к 1270-м гг. их корабли отправлялись из этих портов во Фландрию и Англию, где были основаны торговые фактории 7. К концу века венецианцы также отправляли торговые суда во Фландрию, а во второй половине XIV в. генуэзские и венецианские галеры были наняты для ведения боевых действий в Ла-Манше.
В большинстве районов генуэзцы тесно сотрудничали с еврейскими торговыми общинами в Барселоне, Марселе и самой Генуе, которые также расширяли свою морскую и финансовую деятельность, часто используя свою способность проникать в мусульманские сообщества и торговые сети, которые оставались в значительной степени закрытыми для христиан 8. Североафриканские евреи, например, играли большую роль в торговле с Западной Африкой, и вполне вероятно, что к концу XIII в. некоторые из них, возможно, в сопровождении генуэзцев, пересекли Сахару и направились в торговые города Нигера 9. Антонио Мальфанте, генуэзец, посетивший оазис Туат в 1447 г., упоминает о "множестве евреев, которые ведут здесь хорошую жизнь, поскольку находятся под покровительством нескольких правителей, каждый из которых защищает своих клиентов. Таким образом, они занимают очень прочное социальное положение. Торговля находится в их руках, и многим из них можно полностью доверять"10.
