Immortal Beloveds

— Я должен тебе кое-что сказать. Лассе... он больше не приедет.

Крис вытер рот тыльной стороной ладони, размазав краску, и отступил на шаг, вглядываясь в полотно.

— Из-за меня? — спросил он без отрыва от созерцания. Потом сделал быстрый шаг, ткнул кисточкой куда-то в угол и снова отступил, довольный результатом.

— Что ты, нет, конечно, — я старался контролировать голос, но Крису, похоже, было не до меня вообще. — Ты ни в чем...

— Тогда из-за чего?

— Дела... у него какие-то дела, и...

— Пап, это невозможно. — Он сказал это рассеянно-ласково, как взрослые говорят с неразумными детьми. — У него не может быть дел важнее меня.

Я не знал, что ответить на это. Потому немного постоял и просто пошел к выходу, не оглядываясь — мне не нужно было всматриваться в картину, чтобы понять, кто на ней изображен.

После этого ничего не изменилось, включая Криса, — он ни разу не упоминал Лассе и жил в прежнем режиме. Разве что стал больше молчать — но он и раньше был немногословен. Я некоторое время наблюдал за ним — недолго, потому что забот у нас хватало выше крыши. Если Крис учился хорошо и ровно, хотя не интересовался ни одним из предметов, то Джереми чуть не каждый день преподносил нам сюрпризы в виде неудовлетворительных баллов и выговоров. Мы с Кирой по очереди навещали директора, выслушивая многочисленные претензии, проводили с младшим воспитательные работы и вообще жили полной жизнью. Скучать было решительно некогда, поэтому три года пролетели незаметно — вплоть до выпускного вечера.

Телефон зазвонил у меня в кармане, когда Крис уже должен был собраться, и я услышал потусторонний голос Лассе.

— Перри, можно я приеду?..

— А как же твоя... должность?

— Все оказалось не так сложно... может, впервые за тысячу лет. Перри, пожалуйста...

Со стороны могло казаться, что Лассе вообще невозможно сдвинуть с места, тем неестественнее было слышать его сейчас. Он просил — действительно. Я взглянул вверх на лестницу.

Тема бала была что-то типа "светский раут" — парни в смокингах, девушки в коктейльных платьях. И когда Крис спустился вниз, чтобы поехать за своей парой — лапочкой из параллельного класса по имени Синтия О`Мерфи, у меня просто пропал дар речи.

— У него выпускной, — сказал я почти без голоса. — Ты знаешь, где школа?

— Спасибо.

Лассе повесил трубку.

С каждым годом своей жизни наш сын становился все красивее, не раз и не два нам доводилось слышать за спиной что-то вроде "перерастет" — но он все не перерастал. Мы-то, конечно, привыкли... однако сейчас я будто увидел его заново, может, из-за смокинга, может, из-за того, что не так уж часто разглядывал его в последнее время... Высокий, тонкий, чуть волнистые волосы едва доставали до воротничка, а глаза сияли как новые медные монеты на лице такой убийственной красоты, что захватывало дух. Аристократ — первое слово, что пришло мне в голову, и когда я взглянул на Киру, она произнесла то же одними губами. Она резко побледнела, и я взял ее под руку. Рассказывать о Лассе было уже некогда, и в который раз пришлось пустить все на самотек.

— Я готов, — сказал Крис.

Я не хотел так думать, однако знал, что он прав.

Мы завезли Джереми ночевать к семейству Лот и отправились на официальную часть, она длилась недолго и переросла в вечеринку — бал удался на славу. Актовый зал был больше, чем среднестатистический найт-клаб, но людей хватало, так что среди них можно было свободно потеряться. Родители присутствовали в достаточном количестве, однако мы ни с кем не общались — просто сидели за столиком и пили пунш, рассматривая вовсю веселящихся вчерашних детей... В какой-то момент я заметил Синтию, танцующую с каким-то другим парнем, завертел головой в поисках Криса и вдруг увидел — он шел сквозь толпу к выходу. Шел целенаправленно, чем так живо вызвал в моей памяти картинку из его детства, что я, не задумываясь, выскочил за ним, а Кира — следом.

В школьном коридоре было непривычно пусто и тихо — музыка билась о стены с другой стороны, но сюда проникали лишь глухие удары. У входа на лестницу стоял Лассе, неподвижно, похожий на жутковато-прекрасный призрак под лампами дневного света. Крис рванул навстречу со скоростью искры... потом резко затормозил футах в шести от него и снова застыл... а когда Лассе отмер и сделал шаг, Крис упал к его ногам на колени.

И Лассе, в своем тысячедолларовом костюме, тоже опустился на пол... а я не мог дышать, потому что наш Крис, который никогда не плакал даже от боли, даже когда врезал дверцей машины себе по пальцам; наш Крис, так похожий на взрослого, сейчас рыдал едва не в голос на его руках. Лассе лишь взглянул на нас — он просил разрешения, но дал его не я, а Кира. Она взяла меня под руку и почти силой потащила назад в зал. И лишь мельком, оглянувшись, я увидел, как Лассе чуть отстранился, и в это время Крис вдруг припал к его губам, неловко, обмирая от затопивших эмоций... и как резко тот вздрогнул, а его пальцы медленно сжались в растрепанных медных прядях.

У меня без остановки текли слезы, но Кира была спокойна. Она усадила меня обратно за столик и достала из сумки маленькую бутылочку из нашего домашнего бара, чтобы щедро разбавить пунш.

— За Криса.

— За Криса, — послушно повторил я и чуть не закашлялся — коктейль получился что надо.

— Знаешь, я, наверное, не типичная мать, — сказала Кира, глядя мимо меня куда-то в толпу танцующих, — и начала понимать это только после рождения Джереми... Я не желаю своим детям удачной семейной жизни, престижной работы и спокойной старости... Я просто желаю им счастья... В конце концов, все мы рожаем детей для кого-то другого, не для себя, и должны быть готовы рано или поздно отпустить их, чтобы потерять навсегда...

Я молчал, полностью подавленный, и внезапно она спросила:

— Ты никогда не думал... что Джошу было бы лучше остаться с Заком?

Такой поворот был сродни резкой пощечине — в голове даже чуть посветлело.

— Ты о чем?

— О чем я?.. да о том, что сильное чувство драгоценно, как бы мало оно ни длилось... это дар, без которого ты — не ты, и нельзя терять его, нельзя менять на стабильность... А что если Джошу суждено было стать не-мертвым, чтобы остаться живым?

— Насколько я помню, это было решение не Джоша...

— Да... но сейчас я говорю не только о нем. Возможно, так было бы лучше для них обоих, но чтобы принять правильное решение необходимо мужество и ответственность... а этого, увы, не гарантируют ни десятки лет за спиной, ни даже сотни...

— Думаешь, он... недостаточно жив?

— Мы не знаем... — Кира мотнула головой, словно отгоняя какой-то морок, — он любит Имоджен, обожает Лиззи, Фрэнси и Престона... однако, по сути, мы не знаем... ничего. Реанимирован и жив — не одно и то же... люди в коме ведь тоже формально не мертвы... Имоджен собрала его по кусочкам, отстроила заново... но насколько то, что вышло, наш прежний Джош — это еще вопрос... Кстати, я ведь так тебе и не рассказала, что он виделся с Заком?

Я покачал головой.

— Когда?

— Года три назад, Престон еще не родился. Помнишь, я дежурила, и Джош привез парня с укусом? Я еще подумала — почему к нам, а не к себе, и лишь потом поняла — он очень хотел кого-то из нас увидеть, поговорить... но не смог. Спустя время он все-таки выложил мне все, будто не мог держать в себе, у него была какая-то потребность выговориться... впервые за много лет. На самом деле он был спокоен, даже холоден, когда рассказывал, просто констатировал факт... не зная, что за пару дней до этого мне звонила Имоджен и спрашивала, не случилось ли чего. Сказала, Джош уехал среди ночи, вернулся через час, скурил на кухне полпачки ее сигарет и уехал снова. Возвратился уже засветло, измученный, с покрасневшими глазами... не сказал ни слова и уснул в комнате девочек... Тогда я успокоила Имоджен как могла, да и Джош-то выглядел как новенький, но позже, когда он рассказывал мне... так, в двух словах, будто просто встретил на улице кого-то из прошлой жизни и прошел мимо... мне вдруг захотелось обнять его, как тогда. Когда он вернулся после всего, помнишь? Он не выглядел живым... нет, совсем не выглядел... Да, я купила ему три упаковки пива давным-давно, как обещала... но в тот момент, клянусь богом, была близка к тому, чтобы потребовать их назад. Где-то в то же время ты сказал мне про Лассе... и я вдруг так испугалась за Криса... так сильно испугалась, что пройдут годы, у него будет трое детей, собака, дом за белым забором, и он станет таким же счастливым, как Джош.

Кира открыла сумку и достала еще две бутылочки, однако в бокалы лить не стала. Просто открыла и протянула одну мне.

— И вот я думаю, Перри... о том, как мало знаю счастливых семей, а некоторые настолько несчастны, что даже не имеют терпения это скрывать. И о том, что счастье порой выглядит так неприглядно... так пугающе, что больше напоминает кошмар... бесконечную боль... а у нас не хватает ни сил, ни желания бороться за него... потому что мы так боимся... что в результате не остается ничего кроме сожаления.

— Ки, а о нас... ты тоже жалеешь? — спросил я медленно.

И тут она впервые улыбнулась, прикусив губу, совсем как та девочка, которая столкнулась со мной на улице вечность назад.

— Дурак ты.

И от этого искреннего "дурак ты" меня вдруг разобрал смех, я начал хохотать, снова до слез, и Кира смеялась тоже, а потом просто села мне на колени и обняла крепко-крепко. И хотя это не было ответом на вопрос, я знал, что никогда не задам его снова.

Мы поехали домой и просто сидели на кухне, разговаривали и пили кофе, как в старые добрые времена. Крис явился через несколько часов, задолго до рассвета. Он нерешительно остановился в дверном проеме, и нам вполне хватило выдержки, чтобы просто встать — не подскочить как ужаленные, а встать и сделать к нему пару шагов. Вот уж кто выглядел живым на все сто процентов... Волосы чуть растрепаны, губы припухли, а в еще человеческих глазах изнывало такое беспредельное счастье, что многие вопросы отпадали сами собой.

— Вы всегда знали? — спросил он тихим хрипловатым голосом.

Я кивнул — Кира тоже. Никто и не собирался лгать.

— И когда хотели сказать?

— Ждали момента. Такого... как вчера.

— Это ведь твое решение и больше ничье.

Крис кивнул. Да одного взгляда на него хватало, чтобы понять — решение было принято еще в тот момент, когда Лассе впервые взял его на руки.

Он шагнул, потянулся к нам — мы крепко сжали его холодные пальцы, будто не решаясь коснуться как-то еще. Я взглянул — кольца не было. Пока что.

— Мам...

Его губы внезапно дрогнули, глаза налились слезами, но Кира мягко прервала его:

— Где Лассе?

— На крыльце...

— Позови его, не будь невежливым. И беги собирать вещи.

Крис просиял сквозь слезы и тут же исчез, как вспышка света.

Через минуту вошел Лассе и стал точно на то же место, где до этого стоял наш сын. Он выглядел... иначе, будто ненадолго пошатнулась его вековая выдержка. Те же припухшие губы, истома в глазах, и в целом он казался совсем юным, чуть ли не ровесником Криса.

— Спасибо тебе, — сказала Кира, и глаза ангела чуть расширились, будто он ожидал услышать что-то совсем другое.

— За что?..

— За то, что столько ждал. За то, что разрешил подольше побыть его родителями.

Он смотрел, будто не вполне понимая, и в этот момент Кира взяла и сделала то, что я хотел, но не решался — обняла его. И он ее тоже — именно так, а не просто позволил себя обнять. Лассе прижимал ее к себе обеими руками, но смотрел на меня, и будь я проклят, если не почувствовал щекой прикосновение этих пушистых волос.

— Вам всегда ими быть.

Позже Кира отправилась наверх помогать Крису, и мы с Лассе вышли на улицу. Ночь была такая теплая — одна из ночей, когда в зиму уже совсем, совсем не верится.

— Береги моего сына, — сказал я.

— Ты же знаешь — я не могу обещать. — В свете луны его волосы казались молочно-серебряными. — Да и сам ты не можешь, если на то пошло.

— А я все думал, когда ж ты меня упрекнешь...

— Я тебя не упрекаю. Я просто говорю правду.

— Лассе, я его отец. Мне не нужна правда. Мне нужно, чтобы ты сказал: да, Перри, я сделаю все возможное.

— Да, Перри. Я сделаю даже больше, чем в моих силах.

— Вот это разговор.

Нет, никаких иллюзий — то, что нам известно о Лассе и на что он способен — лишь верхушка айсберга, и, по сути, мы весьма слабо представляли, кому отдали своего ребенка. Утешало одно — другие родители тоже по большинству не имеют об этом ни малейшего понятия...

Звонил Крис редко, где-то раз в неделю — однако не чаще, чем если бы он просто уехал в колледж. В следующий раз мы увидели его только через пять лет, чуть позже дня рожденья младшего.

Джереми они не застали — он уехал обкатать новую машину вместе со своей девушкой, Лиззи Лот. Она, как в свое время ее отец, взяла от родителей самое лучшее — от Джоша рост, смуглую кожу и чуть раскосые глаза, а от Имоджен белокурые волосы, фигуру танцовщицы и железный характер семейства Утор. В смысле норова младшая сестра ей значительно уступала, вследствие чего была любимой папиной дочкой, а Престон вообще небесное создание, копия Анн-Мари — по крайней мере, пока что. Однако все мы дружно считали, что нашему с Лиззи несказанно повезло. По крайней мере, она неплохо умела держать его в узде.

Крис не очень-то расстроился — для него Джереми всегда был абстракцией, так что он скорее приехал повидать нас, и мы это понимали. Привез Кире целый кейс суматранского кофе, мне — "Реми Мартен" в хрустальной бутылке, а брату — мяч с автографом самого Руди, от чего впоследствии младший впал в восторженный ступор и чуть ли не взял подарок с собой в кровать. Когда я из интереса взглянул, сколько этот мячик стоит на интернет-аукционе, у меня тоже был ступор, но другого порядка.

Пробыли они недолго, и все это время я не мог отвести от Криса глаз. Наш мальчик изменился, и дело было даже не в том, что он попробовал крови и уже не увидит дня. И не в том, что мы, может, недостаточно его любили. Он был прекрасен, ослепительно, даже жутко, и этот его взгляд, как и запах океана, я не спутал бы ни с чем. Взгляд существа, избалованного такой большой любовью, что на ее фоне даже день безнадежно меркнет. Взгляд Эли. Чистейшая, безупречная иллюстрация того, что сказала мне Кира на выпускном, — про бесценный дар, и сколько за него ни предлагай — все будет мало.

— Мы думаем вернуться в Европу, — сказал Крис, когда мы вышли их провожать. — Эркхам не повредит смена обстановки.

— Надолго? — спросила Кира.

Он переглянулся с Лассе, глаза их одинаково сверкали в расчерченном фонарями полумраке знакомыми, но от этого не менее далекими звездами. Все это время Крис держал его за руку — даже не за руку, а за кончики пальцев, перебирая, то и дело соскальзывая и снова хватаясь. Кольцо было на месте — там, где ему и положено быть.

— Надолго.

Без лишних слов я понял — то, что для них надолго, для нас вполне может оказаться навсегда.