10. Пряный кофе

И не прогадала.

Спустя всего неделю у меня появилась новая подруга — "Железная Минни", как прозвали в обиходе относительно дешёвый заокеанский автомобиль некоего конструктора Гарри Уорда. Лайзо уверял, что в Колони эта "Минни" выпускается даже не тысячами, а едва ли не миллионами. Цена на эту малютку за океаном равнялась примерно пяти месячным жалованиям человека среднего достатка. В Аксонии тоже был завод Уорда, так что автомобиль обошёлся мне не так уж дорого, хотя я соблазнилась возможностью заказать особую отделку. Салон — замша, окрашенная под кофе с молоком, и атласные вставки. Кузов — тёмно-синяя эмаль; цвет строгий, но в то же время очень приятный глазу.

Лайзо от этой новой игрушки был, похоже, в восторге — крутился около неё целыми днями, мурлыча себя под нос песенки. Я тоже не осталась разочарована — ездила "Минни" гораздо тише той древности, которой мне приходилось довольствоваться почти две недели после гибели "Бейкера".

— Виржиния, прошу.

Я оглянулась, проверяя, нет ли рядом посторонних, и только потом вполголоса выговорила с укором:

— Вы рискуете разрушить мою репутацию.

— Никто не слушает, — усмехнулся Лайзо и надвинул кепи на лоб, скрывая в тени выражение глаз. Бесполезно — воображение легко дорисовывало и лукавый прищур, и колдовскую зелень. — К тому же мне слишком нравится произносить ваше имя.

— Вот уж сомнительный комплимент.

— Зато искренний, — сказал он, помогая мне сесть в автомобиль. — В доме переполох, я гляжу... Старина Говард будто к осаде готовится.

— Так и есть, в некотором роде, — признала я, искоса наблюдая за Лайзо. Несмотря на то, что на улице в последние недели сильно похолодало, и лужи были затянуты прочной ледяной коркой, он по-прежнему ходил всё в тех же лётчицких свитерах. — В эту субботу приезжает мой дядя, Клэр Черри.

— О.

Лаконичный ответ — но какие изумительные интонации.

— Вам уже приходилось с ним сталкиваться?

Лайзо рассмеялся несколько принуждённо:

— Именно что "сталкиваться". Когда вы день рождения праздновали, он зачем-то начал по дому шнырять... Ну, и запнулся о меня. О мою ногу, точней. Зыркнул, помню, а бранить-то не стал — видать, понимал, что не там бродит, где ему дозволено.

"Вполне в духе дяди Клэра", — подумала я, а вслух сказала:

— Тогда вы примерно представляете, что он за человек. Попрошу вас об одном — не давайте ему поводов для претензий. Дядя Клэр может показаться очень скверным человеком, но по-своему он искренне заботится обо мне. За семью Черри и за Эверсанов он готов отдать жизнь, и это не пустые слова...

— Но при этом он делает вашу жизнь невыносимой, да? — понимающе хмыкнул Лайзо.

— Из лучших побуждений, — улыбнулась я.

— Значит, война отменяется, — подытожил Лайзо и вдруг нахмурился, точно припомнив что-то. — Илоро сегодня придёт... Эллис то есть. А может, и не придёт, если дела задавят. Он вроде как отчёты дописать должен, по утопленницам-то по своим, с которыми три недели носился. Успеет — так заглянет. Вроде поговорить о чём-то хочет, про театр какой-то.

— Что за театр? — насторожилась я. Ни о чём подобном Эллис в последнее время не упоминал. Да и меня тоже нельзя было назвать заядлой театралкой.

— Я и не понял толком, — сознался Лайзо. — Если он сам придёт, то расскажет, а сейчас-то что толку догадки городить?

В этом был свой резон. Мне ничего не оставалось кроме того, как набраться терпения, благо в кофейне всегда было чем занять свой ум. С приходом холодов в Бромли возвратилась и большая часть общества. Хотя официально Сезон начинался гораздо позже, ближе к Сошествию, на деле город оживал раньше. Столик для постоянных гостей редко теперь пустовал. К завсегдатаям, вроде ла Рона, миссис Скаровски или Эрвина Калле, присоединялась теперь зачастую леди Хаббард. После того, как мы сблизились во время путешествия на "Мартинике", она считала своим долгом навещать меня по меньшей мере раз в четыре дня. Сегодня, впрочем, её не было, зато Луи ла Рон пребывал в исключительно оживлённом настроении.

— Вы только посмотрите, леди Виржиния! — выкрикнул он вместо приветствия, потрясая смятой газетой. — Он наносит ответный удар!

— Кто наносит удар? Добрый вечер, — улыбнулась я присутствующим и вновь повернулась к журналисту. — Не томите же, отвечайте.

— Кто? Этот человек с тысячью лиц! "Обеспокоенная Общественность", "Ироничный Джентльмен", "Остроум", "Призрак Старого Замка", "Ворчливый и Саркастический, но искренне Ваш" — нынче у него новое имя. Вот, полюбуйтесь — "Любезная Ехидна"!

— Это вы ко мне так обращаетесь? — не удержалась я от шутки. Раздались смешки, и ла Рон побагровел — смущался он редко, но если уж попадал в неловкую ситуацию, то сразу же терялся. Воистину, странное качество для журналиста... — Простите, кажется, то была неудачная острота. На самом деле я поняла, что вы говорите о новом псевдониме. Прошу, не сердитесь и передайте мне газету — я горю желанием ознакомиться с новым опусом вашего зловещего оппонента.

Статейку я прочитала быстро. Почерк Остроума действительно угадывался с первых строк, но само содержание опуса не было таким уж вызывающим. "Любезная Ехидна" лениво покусывала за пятки самых известных журналистов Бромли, уделяя особое внимание некоему "любителю поиграть в детектива". По расплывчатому описанию в этом любителе не без труда угадывался ла Рон.

— Вы попытались его разоблачить? Остроума, я имею в виду, — поинтересовалась я, откладывая газету.

— Попытался, — ворчливо признал ла Рон. — По просьбе вашего друга, между прочим. Детектива Норманна. Но клятый Остроум просто неуловим! Мечтаю о том дне, когда кто-нибудь более проницательный, чем я, раскроет его инкогнито.

— Это было бы интересно, — согласилась я.

— Жду не дождусь... Ох, лёгок на помине! — воскликнул вдруг ла Рон.

— Остроум? — недоумённо поинтересовалась миссис Скаровски, сидевшая рядом со мною.

— Нет, — покачал головою ла Рон и указал на дверь. — Детектив Норманн.

На пороге кофейни действительно стоял Эллис — собственной персоной.

Мэдди, уже заранее предупреждённая о визите детектива, быстро накрыла столик за ширмой. Однако Эллис выглядел таким измученным, что даже запечённый в горшочке паштет под шапкой из картофеля и зелени не произвёл на него должного впечатления. Меланхолично вертя в руках вилку, детектив глядел в одну точку. Под глазами залегли свинцовые тени.

— Это из-за утопленниц? — посочувствовала я ему, когда Мадлен торопливо упорхнула на кухню. Эллис точно очнулся от раздумий.

— Утопленницы? Нет, не в них дело, хотя побегать мне пришлось изрядно... Дело было лёгкое. Убийства из-за денег особой изощрённостью не отличаются, если, конечно, мы говорим не о высшем свете. У меня... как бы выразиться... личный интерес.

Тут мне стало по-настоящему любопытно. Когда Эллис в последний раз говорил о "личном интересе", речь шла об убийстве воспитанников из приюта святого Кира Эйвонского. Неужели снова?..

— Личный?

— И ваш личный интерес тоже, пожалуй, — улыбнулся он, несколько оживая. — Я давно откладывал одно дело, а тут мне словно судьба намекает... Вы знали, что на месте театра Уиллоу собираются строить швейные мастерские?

— Мастерские на месте театра? Странно звучит, — откликнулась я машинально, вспоминая, где находится упомянутый театр. — Таком районе... В какой-нибудь салон я бы скорее поверила.

— Ну, район там не настолько респектабельный, надо сказать. Неважно, впрочем, — отмахнулся Эллис и выжидающе уставился на меня. — Вы что, правда не помните, Виржиния? Ну и ну. Это же в Уиллоу чуть не сгорела ваша компаньонка, Мадлен Рич. То самое место, где для неё всё началось — и едва не закончилось навсегда. И знаете, что я думаю? Это лучшая точка отсчёта... для моего расследования.

Я отпила кофе и едва не поперхнулась — вместо сахара в нём почему-то оказалась соль. Соль и сливки — ужасное сочетание.

— И что же вы собираетесь расследовать?

Глаза у Эллиса стали что ноябрьский лёд.

— Мадлен признавалась, что частично потеряла память после того пожара. Она не знает, где её семья, откуда она родом... Я хорошо представляю, что это такое — не знать своих корней, и... и... На Сошествие я хочу сделать ей подарок. Виржиния, вы поможете мне докопаться до правды?

Я помедлила всего несколько секунд, прежде чем решительно ответить:

— Нет.

— Тогда я рассчитываю на вашу помощь. Мне бы перемолвиться словечком с... Виржиния, что-что вы сказали?

— Я сказала "нет", — у меня вырвался вздох. — Не уверена, что это хорошая затея, Эллис. Конечно, мне хотелось бы знать о Мэдди больше, но вот сама она не любит вспоминать о прошлом. Когда бабушка... то есть леди Милдред нашла её, то Мадлен была в ужасном состоянии. У неё до сих пор осталось множество следов от ожогов и ран, к счастью, не на лице. Вы ведь заметили, что она никогда не носит платья с коротким рукавом, даже в летнюю жару? — спросила я, и Эллис покачал головой. — Забудьте тогда... Леди Милдред немного расспросила о Мадлен тех, кто работал вместе с ней, но многие к тому времени уже разъехались по провинциальным театрам. Рассказы были весьма противоречивыми, а одна пожилая актриса даже назвала её "истерической особой" — это Мадлен-то! Сама Мэдди утверждала, что потеряла память, но... — я умолкла. Эллис понимающе кивнул:

— Но сейчас вы в этом сомневаетесь, — заключил он и подвинул к себе горшочек с паштетом. — А я уверен, что память Мадлен не теряла. И хочу понять, почему она утверждает обратное... У меня есть подозрения, Виржиния — пока только подозрения, поэтому излагать подробности я не буду, — что ваша Мадлен считает себя повинной в серьёзном преступлении. Поверьте, я многое повидал на своём веку и таких людей сразу узнаю.

Я задумчиво помешала несъедобный кофе. В чём-то Эллис был прав. Мне самой иногда казалось, что у Мэдди есть какие-то мрачные тайны. Слишком уж непохожа она была на обычных девушек. Не боялась преступников, могла ударить человека ножом... Ловкость её граничила с акробатической, а наблюдательность, умение держать лицо и явная осведомлённость о некоторых не слишком светлых сторонах жизни напоминали о повадках Лайзо.

— Предположим, расследование будет успешным. И что дальше?

Эллис откликнулся сразу, точно ожидал подобного вопроса и заранее продумал ответ:

— Зависит от результатов. Если тайна окажется такой, что её раскрытие навлечёт беды на Мадлен, я... я уничтожу все результаты. — Окончание фразы детектив точно через силу выговорил. — Если же раскрытие секрета пойдёт лишь на пользу, как в случае с Паолой Бьянки, я освобожу Мадлен от её ноши.

"Нужна ли ей такая свобода?" — подумала я, а вслух сказала:

— Но тогда расследование больше похоже на подарок вам, а не Мэдди.

— Что поделать, — развёл руками Эллис и улыбнулся. — Я страшный себялюбец.

— Шутите?

— Отнюдь. Виржиния... Поймите меня правильно. Мадлен может лгать о том, что она потеряла память, а может говорить правду, но ясно одно — она поставила на своём прошлом крест. Отказалась от всего — и от хорошего, и от плохого. И, поверьте, покоя ей это не принесёт.

— Вы судите по себе, Эллис? — вырвалось у меня. Я прикусила язык, но было поздно.

— Отчасти, — ровным голосом ответил детектив. Глаза у него сейчас были пугающе тёмные. — Я, наверное, разбалован вашей безусловной поддержкой, поэтому не ждал отказа и сейчас. Попрошу только об одном: подумайте о моём предложении. Я вернусь через неделю или около того. Если измените мнение — тогда поможете мне встретиться с одним человеком.

— С кем именно? — поинтересовалась я, уже готовая сдаться.

Эллис ослепительно улыбнулся; взгляд его оставался таким же тёмным.

— Тогда и скажу. А теперь мне, к сожалению, пора идти. Нужно ли упоминать, что разговор этот нужно держать в тайне от Мадлен?

— Не стоит, — ответила я.

Чувство вины к тому времени разрослось до размеров настоящего плотоядного чудовища откуда-нибудь из диких саванн Чёрного континента. Эллис неторопливо надел пальто, замотал вокруг шеи клетчатый шарф — подарок Мадлен — и вышел в холодную серую хмарь. Я осталась в корично-сливочном тепле кофейни, однако чувствовала себя так, словно моя душа тоже бродила где-то по сырым улицам.

Тосковать за работой было некогда. Это лишь со стороны кажется, что непринуждённое светское щебетание — развлечение, а на самом деле оно отнимает много сил. В конце концов, миссис Скаровски заметила, что со мной творится неладное. Я сослалась на скверное самочувствие, выслушала хор сочувственных восклицаний и пожеланий доброго здоровья, а затем с чувством выполненного долга удалилась на кухню.

Уже много позже, когда ушёл последний гость, и парадные двери кофейни были заперты, мы с Мэдди устроились за одним из столиков — с тарелкой мелких, тающих на языке печений и чайником превосходного бхаратского чая. Я никак не могла выбросить из головы разговор с Эллисом и всё думала, как бы расспросить подругу, но при этом не выдать намерения детектива.

— "Старое гнездо" совсем не похоже на то, каким оно было при леди Милдред, — произнесла я наконец, издалека подводя к опасной теме.

Мадлен пожала плечами, а затем ободряюще улыбнулась и свела указательный палец с большим почти вплотную — так, будто держала что-то крохотное.

— Думаешь, что оно изменилось ненамного? — предположила я, и Мэдди склонила голову в знак согласия. — Даже и не знаю... Мне кажется, что с тех пор прошло уже очень много лет. Ты хорошо помнишь леди Милдред?

Мадлен с жаром закивала. Щёки у неё порозовели. Она широко повела рукой, пытаясь выразить невыразимое, но почти сразу сдалась и достала из кармана тоненькую книжку для записей и карандаш. Аккуратно вывела несколько слов и передала мне.

"Я обязана леди Милдред даже не жизнью, а чем-то большим. Я буду помнить её всегда".

— А вот я начинаю постепенно забывать, — грустно призналась я, и отчасти это была правда. — Последний год слишком тяжело ей дался. Мне хочется помнить её здоровой и сильной, несломленной... Как ты думаешь, забывать то плохое, что с нами происходит — сила или слабость?

Мадлен сперва потянулась к своей книжке для записей, но потом задумалась, отложила карандаш и пожала плечами.

— Мисс Бьянки в итоге пришлось встретиться лицом к лицу со своим прошлым, — продолжила я осторожно, разглядывая Мэдди сквозь ресницы. — И это сделало её свободной и сильной, подарило новую жизнь, можно сказать...

Тут Мэдди не позволила мне договорить. Она резким движением раскрыла книжку и написала посередине чистого листа несколько фраз — кривые, съезжающие вниз строчки.

"Иногда прошлое и убить может. Ты делаешь неправильный выбор, а расплачиваешься потом всю жизнь. Забыть абсолютно всё — единственный выход тогда".

В свете нашего разговора с Эллисом эта запись показалась мне зловещей, точно монолог призрака в мистической пьесе. Однако я заставила себя улыбнуться беззаботно:

— Да, пожалуй, ты права... Но забавно, что вы с сэром Фаулером думаете почти одинаково. Он тоже говорил о чём-то подобном, когда был здесь с Дагвортскими близнецами.