Чёрные дни (воспоминания о Колчаковщине)

Недостаток продовольственных и других товаров.

Продовольственный вопрос в таком промышленном районе, как Губаха-Кизел, белые в течении 6-месячного своего пребывания так и не смогли урегулировать. Несмотря на изобилие хлеба в Сибири, мука отпускалась по норме. Правда появился долгожданный белый хлеб, но рабочим, особенно многосемейным, нормы не хватало, и кизеловцы должны были мешочничать, посылая "экспедиции" за хлебом в Сибирь. Сахара, жиров не хватало, мануфактура отстутствовала, с обувью дело также обстояло плохо. И хотя заработная плата выплачивалась по ставкам, установленным советской властью, но заработок в общем был мал, т.к. цены на все товары стояли высокие. [10]

Общественная жизнь была задавлена. Роль профсоюзов была сведена на нет. Не было ни собраний, ни развлечений. За 6 мес. в заводе состоялся, кажется, только один спектакль с благотворительной целью "в пользу пострадавших в борьбе с большевиками". Устраивал спектакль комендант, разрешивший для большаго материального успеха продажу спиртных напитков. Пришедшие на спектакль инженеры, техники, служащие и обыватели (не для рабочих, конечно, был устроен этот спектакль), стосковавшись о живительной влаге и прославляя колчаковскую власть, на расхват покупали продавашиеся по баснословно высоким ценам водку, коньяк и другие вина. Как и следовало ожидать, многие перепились, поскандалили, и комендант наводил порядок, выставляя на улицу при помощи милиционеров пьяных скандалистов.

Начало конца.

Если служилая интеллегенция, торговцы, обыватели и администартивно-технически работники, которым колчаковское правительство вернуло прежние права и привилегии (квартиры, оклады, свободу торговли, наживы, спекуляции, свободу эксплоатации рабочих и крестьян), сочувственно относились к белым, то в рабочих массах чувствовалось определённое недовольство и разочарование. И вполне понятно, что не могли вызвать чувства удовлетворения и спокойствия произвол, порка, расстрелы, сыпавшиеся почти исключительно на головы рабочих.

Рабочие с радостью верили слухам и рассказам, что в заводе и на копях существуют подпольные большевитские организации, что дела у белых плохи и им скоро придёт конец. Но не верили и не хотели верить этому колчаковские поклонники, успокоительно рассуждавшие о том, что отступление белых под Глазовым, Сарапулом, Самарой временное и носит чисто стратегический характер. [11]

В июне стало ясно, что развязка приближается быстрее, чем её ожидали. Поклонники Колчака трусливо примолкли, стали потихоньку собирать свои пожитки и один за другим уезжать из Кизела в Екатеринбург и в Сибирь.

Агония колчаковцев.

О падении Перми, оставленной белыми 29 июня, Кизел узнал спустя несколько дней, так как колчаковцы всё время скрывали действительное положение вещей, а газеты из Екатеринбурга почему-то не поступали (вероятно, их где-то задерживали и во избежание паники не пропускали в сторону фронта). В первых числах июля кизеловцы были немало удивлены, когда из Усольской на Чусовскую неожиданно прошли поезда с беженцами и военными госпиталями, не попавшими в Перми на поезда и уехавшими на пароходах до Усолья.

Начинались предсмертные судороги белых. На станции появился новый комендант полусумасшедший поручик Римкус. Началась эвакуация Луньевской линии и одновременно был опубликован приказ о мобилизации и призыве в Сибирскую армию мужчин до 35 лет, но охотников защищать Колчака нашлось мало, и призванные, узнав о приказе, предпочитали скрываться и уходили в леса, благо стояла тёплая летняя погода. Начальник Пермской дороги Бабин издал приказ об эвакуации с Луньевской линии имущества, подвижного состава, паровозов и железнодорожников в Тагил, куда, как извещал Бабин, "временно" выехало Управление Пермской дороги. Управление Кизеловскими копями тоже получило распоряжение "временно" эвакуироваться в Егоршино. Впоследствии оказалось, что Управление Пермской дороги вместо Тагила смогло остановиться только в Иркутске, а Управление копями вместо Егоршино попало на Судженские и Анжерские копи недалеко от Томска. Таким образом Колчаковские власти "ошиблись" на несколько тысяч вёрст.

Рабочие действуют

На Усольской наготове стояли восемь поездов, с которыми нужно было [12] вывезти стягивающуюся с фронта Северную дивизию белых. В ночь на 8 июля поезда один за другим с 30 мин. перерывами вышли из Усольской. Первый и второй поезд, в котором ехал штаб дивизии, дошли до Кизела благополучно, а третий с орудиями, снаряжением и продовольствием между ст.ст. Копи и Вильва был спущен под откос рабочими Александровского завода, разобравшими путь.

Высланный из Кизела на место крушения вспомогательный поезд чуть было тоже не потерпел крушение, так как после его прохода был обнаружен разобранный путь между ст.ст. Копи-Кизел. Приехав на место крушения и увидев кучу нагромождённых вагонов, начальник поезда Римкус растерялся и, не поверив ж.д. администрации, что путь можно расчистить в несколько часов, приказал оставить всё, как есть, и, забрав людей, уехал обратно.

Вернувшись на ст. Копи и узнав, что между Копями и Кизелом также был обнаружен разобранный путь (Александровцы действовали умно и нападали на врага в разных местах), храбрый Римкус окончательно перепугался и, вообразив, что крушение и разборка дело рук разведчиков Красной армии, приказал гнать во-всю в Кизел, бросив на произвол судьбы застрявшие на участке между Вильвой-Усольская остальные эшалоны белых.

Неожиданное возвращение ничего не сделавшаго на месте крушения вспомогательного поезда, разборка пути во втором месте и получение известий о приближении передовых частей Красной армии к Чусовской и Губахе стало вселять панику в стоявшие в Кизеле части белых, и казалось, что "доблестная" Северная дивизия не успеет выбраться с Луньевской линии и попадёт в плен.

Солдаты стоявших в Кизеле эшалонов выражали желание отправиться дальше, офицеры, столпившись кучками на платформе, о чём-то трусливо разговаривали. Но вдруг из штабного вагона выскочил начальник дивизии и стал распекать офицеров и солдат в растерянности и трусости. [13] Горнист заиграл тревогу, из вагонов стали выходить солдаты и строиться в боевой порядок. Распорядившись расставить вдоль линии от ст. Копи до ст. Чусовская охрану, штаб дивизии, спасая себя, укатил со своим поездом в Чусовую. Римкус получил приказание вторично ехать со вспомогательным поездом на место крушения. К ночи путь был расчищен, и застрявшие поезда успели проскочить в Чусовую.

Устроенной Александровскими рабочими крушение и раброка пути сыграли большую роль. Белые испугались и панически поспешили отступить в Чусовую, не успев сжечь выстроенные ими большие огромные деревянные мосты через реки Яйву и Усьву, благодаря чему после их ухода явилось возможным довольно быстро наладить перевозку Кизеловского угля через Усолье водным путём до Перми (Губахинский мост через реку Косьву колчаковцы успели взорвать, и ж.д. движение до Чусовой было восстановлено только в начале зимы).

Уход Колчаковцев. Чудовищное зверство.

9 июля с последним поездом уехал из Кизела и Римкус, подлый и жалкий трус в ответственные и решительные минуты, но храбрый с беззащитными людьми. Как потом выяснилось, в одну из последних ночей перед отступлением Римкус, взяв в своё распоряжение паровоз и прицепив к нему два вагона: один с 58 арестованными пленными красноармейцами и арестованными коммунистами, а другой с отрядом охранников, уехал в сторону ст. Половинка. В 8 верстах от Кизела этот изверг-палач учинил жестокую расправу, сбросав живыми всех несчастных в глубокую шахту и "запечатав" её сверху ручными бомбами. Колчаковцы остались до конца верны себе: начав свою деятельность в Кизеле с расстрелов и убийств, этим они и ознаменовали свой уход.

12 июля в Кизел вступили передовые части Красной армии, радостно встреченные Кизеловскими рабочими.

Чёрные дни Колчаковщины канули в вечность.

Кизеловец. [14]

ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.193.Л.1-14.