— Меня убивает, что у тебя остались такие воспоминания. Когда я привел тебя к себе домой, мне потребовались все силы, чтобы не броситься убивать этих гребаных магглов за то, как они с тобой обращались. Ты не понял. Ты думал, что заслужил это. Ты думал, что это нормально, что они так к тебе относятся, потому что ты был уродом, а Дадли был их хорошим и драгоценным сыном. Ты не понимал, что такое привязанность, и когда я целовал и обнимал тебя, ты просто смотрел на меня своими большими зелеными глазами лани в полном недоумении, как будто не понимал, почему кто-то так хорошо к тебе относится. Тебе говорили, что плакать стыдно, и я сделал все, что мог, чтобы ты понял, что это не так, что ты не урод, а особенный, и чтобы показать тебе, как тебя невероятно любят.

— Да, — искренне ответил Гарри. — Я их почти не помню.

— Хорошо, — медленно произнес Сириус. — хорошо. Я не хочу, чтобы ты вспоминал то ужасное время. Но для меня... У меня не было симпатичного и обходительного крестного, который пришел бы и забрал меня от всего этого, — Гарри фыркнул, услышав, как Сириус описал его самого, заставив его улыбнуться, — а мои родители, они не просто били меня. Моя мать была фанаткой Круциатуса. Она сказала мне, что если я не кричал, когда она пытала меня, это означало, что я становлюсь настоящим Блэком. Если я плакал, значит, я был слаб. Она никогда не задерживала на мне взгляд дольше минуты, но, Мерлин, это было больно. Невилл хорошо объяснил это: Ощущение, когда тебя выворачивают наизнанку и колют ножом по всему телу, в то время как ты сгораешь заживо... это боль, которую ты даже представить себе не можешь, и я молю Мерлина, чтобы ты никогда ее не испытал. Особенность пыточного проклятия, Гарри, в том, что оно даже не сработает, если заклинатель не пожелает боли тому, кому пытается его наложить. Ты должен действительно иметь это в виду.

Он на мгновение опустил взгляд на свои руки.

— Нужно захотеть причинить кому-то боль, чтобы это проклятие сработало. Моя мать довольно часто применяла его ко мне. Ей нравилось причинять мне боль, это было видно по ее глазам. Я разочаровал ее почти с самого начала, и она наслаждалась возможностью рассказать мне, как сильно я ее разочаровал, чтобы она могла помучить меня. Однажды я провел почти все лето прикованным к стене в котельной за то, что не уважал ее желания, за то, что решил стать гриффиндорцем и запятнал фамилию Блэк, связав себя с таким предателем крови, как Джеймс Поттер, и за то, что подружился с такой магглорожденной, как твоя мать. Я вернулся в школу с порезанными запястьями и синяками от кандалов, которые удерживали меня на месте... и я никому об этом не рассказал; я не пошел за помощью к школьному целителю, потому что думал, что это нормально. Так было до тех пор, пока я не поговорил с твоей мамой, и она не сказала мне, что это ненормально, когда родители так обращаются со своими детьми. Тогда она заставила меня поговорить с Джеймсом, и я понял, насколько это плохо на самом деле. Даже тогда я не понимал этого до конца, пока не стал намного старше. Я до сих пор никому не рассказывал, когда дома случалось что-то плохое, мне это просто не приходило в голову. Только когда мне исполнилось четырнадцать-пятнадцать лет, я по-настоящему осознал, что правильно, а что неправильно.

Гарри рассеянно почесал Мародера, глядя на своего крестного.

— Ты поэтому не говоришь об этом, потому что не знал?

— Возможно, — признался он. — У меня были кошмары, много кошмаров. Я часто будил своих соседей по общежитию, плача или крича во сне. Джейми забирался ко мне в постель и болтал без умолку, пока я не засыпал. Он никогда не расспрашивал меня о подробностях, и я никогда не рассказывала ему всего, но я всегда знал, что могу, и это очень много значило для меня. Гарри, кроме моего младшего брата, никто никогда по-настоящему не обнимал меня и не целовал. Не совсем. Когда моя мать обнимала меня, она шептала мне что-то о том, как сильно я ее разочаровал, или угрожала мне. Когда она прижимала меня к себе, я понимал, что я в дерьме, и я знал, что, когда вернусь домой, она сделает мне больно. Рег обнимал меня, плакал из-за ночного кошмара, и я всегда утешал его. Я всегда был рядом с ним, но, кроме моего младшего брата, я никогда ни с кем по-настоящему не был привязан. Твоя мама помогла мне избавиться от этого, как и твой папа.

Он улыбнулся, словно вспомнив что-то забавное.

— Джейми иногда был как наседка, утешал меня после плохого сна, обнимал всякий раз, когда видел меня, и когда я познакомилась с Поттерами... любовь, которую проявляли ко мне Фи и Монти... просто поразила меня. Они просто приняли меня в свою жизнь, как будто это ничего не значило. Меня обнимали, целовали и беспокоились за меня, и, несмотря на то, что я был подростком, мне это нравилось. Для меня было... удивительно, что эти невероятные люди смогли полюбить меня так, как никто другой никогда не любил. Думаю, именно поэтому мне так нравились девушки; прикасаться к ним, трахать их... это была привязанность, даже если это был роман на одну ночь, это было... это было то, что мне было нужно. Мне нужно было, чтобы кто-то прикоснулся ко мне, и они были рядом, а у меня не было с ними эмоциональной связи — мне это было не нужно. Это был тот контакт, которого я хотел, — физический аспект. Те, с кем я общался, стали моими друзьями, как Тея. Но Зи... она другая. Она заставляет меня чувствовать то, что я просто не могу выразить словами. Зная, что она любит меня, что она любит тебя.... Гарри, это заставляет меня чувствовать себя таким живым, каким, как мне кажется, я никогда раньше не был, и это пугает меня. Может быть, это еще одна причина, по которой я держал все это в себе, почему я не говорю об этом. Я не знаю, — честно признался он.

Он почесал подбородок, глядя мимо Гарри на фотографию Джеймса, Лили и Сириуса, висевшую на стене со свадьбы, на которой все трое широко улыбались, а Сириус обнимал их обоих. Он улыбнулся, и его серые глаза встретились с глазами Гарри.

— Они были лучшими людьми, которых я когда-либо знал. Именно твои родители, твои бабушка и дедушка с дедушкой первыми показали мне настоящую привязанность, настоящую любовь, настоящую дружбу и настоящую семью. В них было все, о чем я и не подозревал, что мне нужно, чего я никогда не знал, что хочу, а потом я получил это и... это было совершенно невероятно. Я никогда в жизни не чувствовал себя таким счастливым и таким незаслуженным. К тому времени, как ты пришел в себя, Гарри, Мерлин, мне хватило одного взгляда на тебя, и я был по уши влюблен, — сказал он с ухмылкой.

— Я никогда не хотел прекращать обнимать тебя, прикасаться к тебе. Я просто не мог поверить, что этот крошечный человечек родился от Лили и Джеймса, и что это был кто-то, кого я даже не знал, кто-то, кого едва можно было назвать человеком, и все же каким-то образом...... Я любил тебя так сильно, что мне казалось, мое сердце разорвется. Когда ты посмотрел на меня своими зелеными глазами, полными доверия и удивления, я пообещал тебе, что ты всегда будешь любим, о тебе всегда будут заботиться, и... Я подвел тебя. Я позволил своему гневу, я позволил так называемому "безумию Блэков" взять надо мной верх, и я предпочел месть выполнению данного тебе обещания, и я никогда не прощу себя за это, Сохатик, прости, Гарри. Это из-за меня ты был вынужден жить с теми придурками, которые причинили тебе боль.

— Дядя Сири, я не... Вы с дядей Рэмом подарили мне счастливый дом, и я почти не помню их, честно.

Сириус улыбнулся ему и обнял за плечи, повернув голову, чтобы запечатлеть долгий поцелуй на его лбу.

— Я так сильно люблю тебя. Я думал, что быть твоим крестным — большая честь, но все эти годы я был твоим отцом, твоим дядей.... ты подарил мне дом, которого у меня никогда не было, и я смотрю на тебя и люблю еще больше, чем вчера. Ты растешь и становишься замечательным молодым человеком, и я так горжусь тобой.

Гарри покраснел и крепко обнял отца, когда Сириус снова поцеловал его в лоб.

— Я тоже тебя люблю. — Он позволил Сириусу обнять себя на мгновение, прежде чем отстраниться. — Когда ты успел... ты сказала, что мои бабушка и дедушка вроде как усыновили тебя, сколько тебе было лет?

— Четырнадцать, — сказал он ему. — К концу третьего курса я почти перестал ходить домой. Я проводил большую часть лета с Поттерами, и они любили меня. Летом перед шестым классом моя мать выгнала меня и отрекла от семьи Блэков. Я поехал к Джеймсу, и его родители встретили меня с распростертыми объятиями. Самым трудным было оставить моего младшего брата дома. Я так старался защитить его от гнева моих родителей, от отцовского ремня — и они никогда не причиняли ему вреда. Но когда я ушел... Внезапно он стал наследником Блэков, он был одним из тех, за кем следовало благородное имя Блэков, и на него свалилась большая ответственность; многие из тех же правил и ориентиров, которые они пытались навязать мне. Я пыталась сказать ему, что я был рядом с ним, но он мне не поверил. Он обвинял меня, и правильно делал. Я не должен была позволять своей матери дразнить меня. Мне следовало остаться в том доме ради Рега; может быть, он был бы все еще жив, если бы я это сделал.

Гарри только уставился на него. Он не ожидал, что его отец будет так сильно винить себя. Он не был виноват в том, какой выбор сделал его брат, но он знал, что никакие его слова не заставят его передумать. Сириус жил с подобными мыслями долгие годы.

Сириус медленно выдохнул, а Гарри просто наблюдал за ним.

— Тетя Минни знала о некоторых трудностях, с которыми я сталкивался, но в основном я их отрицал. Я сказал ей, что со мной все в порядке и что моя семейная жизнь прекрасна, и без доказательств и без того, чтобы я прямо сказал ей обратное, она ничего не могла с этим поделать. У меня были мои друзья, у меня была она, и у меня были Поттеры. Они были моей настоящей семьей.

Гарри молча смотрел на него, ожидая продолжения.

— Мой младший брат стал пожирателем смерти, когда я учился на седьмом курсе. Я был в ярости. Я пытался отговорить его от этого, но было уже слишком поздно. В этот момент я понял — я действительно потерял его. Найти тот медальон в доме номер двенадцать, поговорить с Кричером и узнать, что мой брат осознал свою ошибку, попытался искупить ее и уничтожить крестраж, созданный его Темным Лордом, — это было больше, чем я когда-либо мог надеяться. Он помог нам встать на этот путь, чтобы, наконец, покончить с Волдемортом, и я всегда буду благодарен ему. В моих глазах он герой, и его убили инферны после того, как он получил крестраж незадолго до твоего рождения.

Сириус глубоко вздохнул и продолжил:

— Мы потеряли много людей на войне, а потом Джеймс и Лили узнали о пророчестве. Джейми никогда не рассказывал нам об этом. Единственное, что он нам сказал, это то, что Волдеморт искал их. Мы и так это знали. Джеймсу и Лили очень повезло, что они сбежали от него. Они были могущественны, а Джеймс был последним в роду Поттеров, богатой чистокровной семье, которую Волдеморт хотел заполучить в свои руки, поэтому в слух о том, что он ищет их, было не так уж трудно поверить; как и в то, что он нацелился на вас по тем же причинам. Джейми сказал мне, что они собираются скрываться и что им нужен Тайный Хранитель с заклинанием Фиделиус, и что они хотят, чтобы этим Хранителем стал я. Я был польщен и от всего сердца согласился, но потом передумал. Дело было не в том, что я не хотел этого делать. Никогда! Для меня это была такая честь, и я бы, блядь, умер за них в мгновение ока, но я думал, что Волдеморт не дурак, и он поймет, что именно у меня есть секрет. Для меня это не было проблемой. Я был готов умереть, если это защитит тебя и твою семью. Но я подумал, что, возможно, нам удастся отвлечь его от поисков, поэтому я предложил вместо него использовать Питера. Я подумал, что никто никогда не заподозрит, что Питер — Хранитель Тайны. Я бы защитил его. Я бы обеспечил его безопасность, а он, в свою очередь, сохранил бы тайну. Осознание того, насколько я был неправ, преследует меня по сей день.

— Дядя Сири, ты не знал, что он был пожирателем смерти, — тихо сказал Гарри. — Я тебя не виню. Я знаю, мои родители тоже не стали бы тебя винить.

— Я знаю, что ты этого не знаешь, и я знаю, что Ремус тоже, но... Я все еще виню себя. Это была моя идея сменить Хранителей Тайны. Это была моя идея довериться этой крысе, и из-за этого изменилась вся моя жизнь. Я позволил Хагриду забрать тебя той ночью, потому что хотел отомстить, и в итоге оказался в тюрьме за преступление, которое у меня даже не было возможности совершить, и иногда я все еще мечтаю убить Питера и думаю о том, какое это было бы удовлетворение. Это тоже иногда пугает меня: что у меня могут быть такие мрачные мысли, и что это внутри меня, способность убить его вместе с желанием это сделать. Это заставляет меня думать, что, возможно, я не так уж сильно отличаюсь от своей семьи, и это пугает меня. Когда Минни пришла навестить меня в Азкабане, когда она пообещала мне испытание, я почувствовал, что мир дает мне второй шанс. Когда я привел тебя домой, ты привнес в мою жизнь свет, которого, как я думал, я не заслуживал. Блядь, я до сих пор не понимаю половину того, что происходит, — признался он. — Но я знал, что на этот раз я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, даже если это будет означать мою смерть, я сделаю это. Я понимаю, почему ты злишься на меня из-за дементоров, но, Гарри, если я сделаю что-нибудь для обеспечения твоей безопасности; чтобы спасти твою жизнь, я сделал правильный выбор.

— Я не хочу, чтобы ты умирал из-за меня! — Воскликнул Гарри, его глаза сузились от гнева. — Мама и папа умерли из-за меня и... почему я этого стою?

Сириус подошел к сыну и обхватил его лицо ладонями.

— Ты самый важный человек в моей жизни. Ты был им с того момента, как родился; и даже раньше, с того момента, как я узнал, что буду твоим крестным отцом. Я люблю тебя больше жизни. Я не хочу умирать, Гарри. Я хочу прожить долгую жизнь. Я хочу видеть, как ты растешь. Я хочу видеть, как ты влюбляешься. Я хочу присутствовать на твоей свадьбе, держать на руках твоего первенца и наблюдать, как у тебя будет та жизнь, которую ты заслуживаешь. Но если в какой-то момент я все-таки умру, и моя смерть будет прямым следствием того, что тебе позволили жить такой жизнью, я без колебаний умру за тебя. Ты слишком важен. Не из-за пророчества. Не потому, что Провидец провозгласил, что именно тебе суждено убить Волдеморта, потому что это чушь собачья. Мы уничтожаем его крестражи один за другим, и когда дело дойдет до этого — он умрет. Я верю в это. Но ты должен жить, потому что ты этого заслуживаешь. Ты заслуживаешь полноценной и счастливой жизни.

— Если ты умрешь ради меня, как я смогу жить счастливо, зная, от чего ты отказался ради меня?

Сириус нежно убрал челку с лица Гарри.

— Потому что я люблю тебя и желаю тебе только счастливой жизни. Я надеюсь, что ты не проведешь всю свою жизнь в печали по мне.

Гарри пристально посмотрел на него.