01 Кошка Гонта

Как он и предполагал, один из восточных бартизанов[1] был свободен от стражей, а в пространстве между зубьями притаилась Кара, прикрыв глаза.

— Не спится? — спросила, когда ведьмак ступил на плато.

— Изабель неделю назад уехала, — Тор прислонился к высоким перилам.

Кара посмотрела на ведьмака кошачьими глазами оборотня:

— С чего вдруг?

Милая хохотушка Изабель была не просто очередной пассией Тора. К удивлению Кары, блондиночке было сделано предложение. Как же он его сделал, если та тут же оставила замок?

Ведьмак опустил голову, изучая носки своих сапог, в чем потерпел полное фиаско с учетом темноты.

— Король...

Гонт не пропустил и эту юбку. О том, что король пустил на Изабель слюну, Кара, конечно же, знала — и молчала Тору. Вздохнув, снова откинулась в нише и прикрыла глаза.

— Ты могла бы сказать, а?

— Зачем? Вызвал бы Гонта на дуэль? — хмыкнула.

Ведьмак скрипнул зубами.

— Черт тебя побери, кошка!

Кара поморщилась:

— Вот только не надо истерик, — помучила молчанием. — Не поддалась твоя ненаглядная.

И уехала. Ну что же, тоже выход. Отказывать королю не есть здоровая идея. Конечно, в законах не писано, что девы обязаны услаждать тело монарха. Но девы, отказавшиеся, не снищут его благосклонности.

— А тебе ответ дала? — полюбопытствовала Кара.

Тор отрицательно помотал головой. Полукровка вздохнула. Думать уехала, значит. И кого же выберет красавица Изабель? Короля, ведьмака или вообще оставит свет? Что-то подсказывало Каре, что первое — вернее, у Изабель есть все шансы подвинуть нынешнюю фаворитку. А гордый ведьмак не будет делить женщину ни с королем, ни с самим дьяволом.

Ушки Кары неожиданно заострились, и она повела ими, прислушиваясь.

— Слушай, а ты того барона проверил? О котором я тебя просила.

Тор утвердительно промычал.

— И что?

— Избавь меня от рассказов о его... пристрастиях, — процедил ведьмак.

Кара рассмеялась, мягко спрыгнула из своего убежища и привела глаза и уши в человеческий вид, стала рядом с Тором, вглядываясь в темноту.

— Иди отдыхать, ведьмак, не забивай себе голову. От тебя уже все равно ничего не зависит.

— Однажды, кошка, влюбишься и ты, — вздохнул мужчина.

— Ты мне, никак, погадать решил? — усмехнулась девушка.

— Хочешь, нарисую что-нибудь? — неожиданно повернул к ней голову.

Кара хлопнула его по плечу, ничего не ответив, и ушла с плато, оставляя свое убежище — Тору оно сейчас было нужнее. Ведьмак перевел взгляд на небо, поднял руку и начал выстраивать звезды в только ему понятном порядке. Когда полукровка спустилась со стены, в темно-синем небе подрагивали иголочки светил, открывая взору лицо Изабель.

* * *

Сермуш разворошил кипу бумаг на столе, разжег еще несколько свечей и углубился в чтение. Совет прошел шумно, братья постоянно рычали друг на друга, Неополь злился, а чины то и дело норовили навязать свое мнение. Мучения королевича продолжились и за обедом королевской семьи. Вторая жена Неополя, не выдержав «семейной идиллии», удалилась еще перед третьей сменой блюд, что привело короля в еще худшее расположение духа.

Припомнив утреннюю дуэль отроков, король и вовсе взвинтился, в очередной раз пригрозив лишить сыновей всех привилегий и занимаемых должностей. Сермуш попытался намекнуть, что тогда на плечи монарха свалится весьма непосильный груз, что повлекло новый виток криков и негодования. А когда король покинул столовую, Ирбин пробуравил брата взглядом:

— Это ты молодец... братик! — и тоже вышел вон.

— Вот и пообедали, — подмигнул Сермуш младшему королевичу, уже давно привыкшему к таким сценам в свои девять лет.

Франциск тихо хихикнул и упросил брата снова покатать его на единороге. Вот и катал, пока не стемнело. А теперь работал ночью, потому что с утра ему возвращаться в другой мир, а на столе — отчеты, доставленные сегодня. Протянул руку, нащупывая шнур, и через некоторое время дверь кабинета тихонько открылась, впуская полусонного секретаря. Молча поклонился высочеству, молча разжег свечи на своем столике около массивного стола королевича и приготовил перо с бумагой. Бросив на него быстрый взгляд, Сермуш начал диктовать, снова и снова перерывая бумаги на столе.

— Отпишешь на чистовую — принеси с утра, — и махнул рукой.

Секретарь будет сидеть в ночь, «отписывая». Королевич-капитан не признавал времени суток, он работал, когда было время между учениями, чужими мирами и всенепременно — хотя бы минутами с младшим братом.

Франциск был рожден уже второй королевой, и откуда у тогда девятнадцатилетнего Сермуша взялись какие-то братские чувства к новому члену семьи, остается только гадать. Правда, у него времени было побольше... И он неизменно пропадал в детской, когда только мог.

С годами обязанностей у Сермуша прибавилось, но Франциск всегда мог рассчитывать на свободное время брата. Порой даже оттесняя его любовниц на второй план. Обучаясь письму, малолетний королевич не стеснялся отягощать гонцов лишней депешей, если Сермуш оказывался в чужом мире. И Неополь только вздыхал с облегчением: хотя бы между младшими братьями мир и покой.

В дверь тихонько поскреблись, и королевич поднял бровь: что, уже отписал? Но в кабинет юркнула маленькая брюнеточка, тут же прильнув к Сермушу, и тот прикрыл глаза: теперь надо вспомнить ее имя.

— Целый месяц, ваше высочество! Это просто пытка! — щебетала девушка, уже скинувшая темный плащ и мягко пытающаяся увести его в смежную комнату.

А зовут ее... Ее зовут... Черти вас всех побери, заключил Сермуш, решил, что вспомнит потом и поддался цепким лапкам брюнетки, уже не глядя распахнув двери в спальню.

* * *

Кара сорвалась в комнату матери раньше, чем молоденькая служанка закончила говорить, что той плохо. Если дочь живет на верхних этажах замка, это не значит, что вся ее родня будет сопеть в покоях короля. Кара не один раз пыталась уговорить мать оставить службу — она уже давно могла обеспечить ее всем необходимым, но женщина наотрез отказалась. Кара, не посоветовавшись с матерью, выкупила небольшой домик, даже в замковой деревне[2], раз ее родительница так боится оставлять дочь далеко от себя, но мать только разозлилась. Какого черта она не оставляла службу, девушка понять не могла, но пришлось смириться. И сейчас, чуть ли не кувыркаясь по лестницам, благодарила звезды, что мать рядом, в домике прислуги, и есть кому прибежать к полукровке.

Распахнув дверь, за шкирку выкинула священника вон, опустилась на кровать. Найти в комнатах прислуги отдельное помещение для матери, раз та наотрез отказалась от домика, было очень и очень не просто. Каре пришлось использовать все свое «обаяние полукровки», чтобы такая комната нашлась. А когда здоровье матери пошатнулось, подселила к ней молоденькую девочку, делясь монетами за все необходимое. В том числе велела и тут же найти ее в любой точке замка, если вдруг что... И вот это «вдруг что» настало.

Почему она единственный ребенок, Кара спрашивала мать не раз. Женщина отмахивалась: бог больше не дал. Да и мужчин около нее не было. Спрашивала и об отце-волчике. На это мать и вовсе отвечала просто: были молодые да глупые, а где он теперь — ищи ветра в поле. И Кара хотела поискать. Да подвернулась служба в замке, не до папы стало.

Стискивая руку женщины, Кара боялась смотреть той в глаза. Придворный лекарь, упрошенный полукровкой осмотреть ее мать, еще месяц назад сказал, что сделать ничего нельзя — «старость, миледи, у меня нет отваров от этого».

— Хоть сейчас скажи имя отца, — попросила Кара.

— Священника ты зачем увела, — посуровела мать, — я исповедоваться хочу.

— Ему, значит, скажешь, а мне — промолчишь?

Женщина отвернулась, замолчала. Говорить ей было не просто, слова не шли, язык не повиновался. И спорить с дочерью сейчас совершенно не кстати. Кара вздохнула и молча вышла, пихнув священника в комнату. Он ее позовет, когда они закончат...

Кара выскочила во внутренний двор, глотая слезы, взъерошила темные волосы. Очень хотелось что-нибудь сломать. Или разметать. Или убить кого — на крайний случай. Потому что внутри мечется демон, разрывая на части — очень скоро не станет единственного родного человека, а оставаться одной на всем белом свете — это, оказывается, очень страшно. И тоскливо.

Сознания коснулся ведьмак; Кара нахмурилась, но послала его к черту. Не до Тора сейчас. И все-таки не сдержалась. Ушки заострились. Прижавшись спиной к стене домика и скрестив на груди руки, полукровка отсекала посторонние звуки, слушая родной голос матери. А когда та замолчала, открыла глаза, налившиеся золотом. Зрачки сузились, став вертикальными. Похоже, молчала мать не зря...

Служаночка потянула Кару за рукав — священник покидал невысокую постройку. Не глянув на него, девушка снова прошла к матери и взяла ее руку, тихонько сжав. Какое-то время они говорили. А потом женщина затихла, сказав, что устала. Кара прикрыла глаза, шепча молитву. Когда она произнесла последние слова, мать вздохнула последний раз.

Нечеловеческий крик, все-таки вырвавшийся из груди полукровки, заставил всех вздрогнуть и перекреститься. В замке слышали голос Кары впервые.

Служанки уже готовили тело к погребению, когда Тор вошел в комнату. Попытался увести Кару, но та даже не посмотрела на него. Мотнув головой, ведьмак выгнал всех вон, присел рядом с девушкой.

— Кара, пойдем, они все сделают.

— Тор... — неожиданно заговорила полукровка, — загляни в мое сознание.

Ведьмак опешил, пытаясь отнести просьбу к состоянию девушки. Кара перевела на него взгляд, грустно улыбнулась:

— Не закроюсь, не бойся. Загляни, а.

Копаться в сознании оборотней и полукровок — вещь неблагодарная. Ведьмаку обеспечены наинеприятнейшие минуты, если он ворвется в мозги нечисти непрошенным гостем. Впрочем, если бы Кара вдруг решила постучаться в воспоминания Тора, то вообще могла бы погибнуть: ведьмы защищены от подобных инспекций еще лучше.

Все-таки уведя полукровку наверх, в свою круглую комнату в башне паласа[3], ведьмак усадил ее в кресло и сунул в руки кубок с вином. Уж лучше бы она рыдала или билась в истерике, пронеслось в его голове.

Центром жизни замка Турессу были постройки паласа. Только отстроенный в незапамятные времена, он красовался лишь двумя этажами. И лишь потом начал расти, окружая донжон[4]. Постепенно палас вырос над землей аж на пять высоких этажей[5], а дальше пополз в стороны, закрасовался башенками, окошечками, балконами... А внутри себя вместил бесконечные залы и покои королевской семьи, не упустив из виду и комнаты для придворных. Гостевые апартаменты проектировщик махнул аж в соседнее крыло паласа, разместив все друг за другом и друг над другом. Посматривал уже и на мостик к донжону... Но тот упрямо остался, как есть: уродливым и четко выполняющим свою миссию быть легко и быстрым разрушенным при необходимости.

— Тор, я ведь серьезно, — бесцветным голосом сказала Кара.

— Слушай, кошара, ты в себя придешь — тогда и поговорим, — отмахнулся мужчина.

Он очень редко называл ее по имени. Кто-то со злости окрестил телохранителя короля кошкой — так и пристало к ней прозвище. Не многие знали, что один из ее предков именно волк, а глаза у нее оборачивались зеленым с золотым, точь-в-точь как у кошек. Да и пластика девушки, если кому доводилось видеть ее «в минуты досуга», не намекала ни на каких волков. Со временем прозвище и вовсе разжилось вторым словом. И Кара стала кошкой Гонта.

— Тор, я слышала исповедь матери, — полукровка отставила кубок.

— А тебе не говорили, что подслушивать — не хорошо? — съязвил с подоконника ведьмак.

— Загляни, Тор, — подошла к нему. — Я же сама прошу.

Спрыгнув с подоконника, ведьмак толкнул кошку обратно в кресло, присел на корточки.

— Что ищем? — прищурился он на нее.

Этот вопрос он задавал ей каждый раз, когда Кара просила проверить подсознание какого чела. Странно было спрашивать сейчас об этом ее же...

— Происхождение, Тор.

— Ты умом повредилась?

— Вот и это посмотришь заодно, — грустно улыбнулась кошка.

Вздохнув, Тор выставил сжатую в кулак ладонь перед ее лицом.

— Считай давай... шутница... — и начал отгибать пальцы.

* * *

Сермуш проснулся совершенно разбитым и не выспавшимся. Повернул голову — брюнеточка без имени мирно сопела в подушку... Черт, надо заставить секретаря запоминать имена всех, кто выходит утром из его спальни, пронеслось в голове королевича. Натянув камзол, выполз в кабинет. По идее, нужно позвать слуг, чтобы его высочество одели, причесали, что там еще... И именно слуг ему хотелось видеть в последнюю очередь. Счастье, сегодня не к отцу пред очи, так что пусть они сосредоточат свое внимание на Ирбине, тот обожает нежиться в заботе.

Дернул шнур, вызывая секретаря, еще раз проверил, не упустил ли чего, сверяя чистовой доклад с ворохом бумаг. Подмахнув, вернул в руки секретаря:

— Их величеству, — распорядился. — Стол в порядок приведи, мне эти отчеты больше не нужны.

Уже от двери бросил, улыбнувшись:

— Там... эта... спит, не разбуди ненароком.

Секретарь склонил голову. К «этим» он уже привык, королевич такие предупреждения с недавних пор не раз выдавал — чтобы избежать новых криков. Секретарь как-то раз нашумел, споткнувшись о ножку стула. Мало того что разбудил очередную прелестницу, так та еще и выскочила в кабинет в чем мать родила. Ее не задобрило даже то, что мужчина почтительно склонился, — девушка поносила его полчаса. А придворные шептались за ее спиной с месяц, если не больше.

Спустившись на нижний этаж, Сермуш заехал кулаком в дверь апартаментов Фаррину и двинулся на выход. Манеры королевича не шокировали никого в замке уже давным-давно.

Замок сог'Коранету был выстроен квадратом. В принципе, нет никакой разницы, хоть буквой «зю» строй, главное, чтобы крепостные стены выстояли, а ресурсы «продержали» осаду на случай войны. Только вот внутреннее устройство замка отличалось от многих.

Регулярные войска Неополя сог'Коранету, короля Сомонии, разбивались на несколько ступеней. В соответствии с чинами и титулами, в замковой территории коротали службу лишь часть военных, в том числе и дворцовая стража. Казармы эти были вынесены к воротам ближе. Оно и понятно: не донжон же охранять. Квадратную же башню донжона надежно укрыли у дальней от ворот стены, а со временем высоченная крепость разжилась еще тремя своими собратьями, слитыми с ней воедино — новая эра войн требовала своих жертв, видите ли. Четырехбашенный донжон образовывал небольшой внутренний двор своими стенами, в который почти никогда не проникал солнечный свет. Даже арки в каждой из башен строения не спасали сие пространство от постоянной сырости и плесени на камнях.

А вот высоченный и длинный прямоугольный палас, сплошь в башнях, переходах, пристройках и надстройках, лишь вполовину уступающий высотой обзорным башням донжона и своим фасадом полностью его защищающий, принял на свои первые этажи апартаменты личных отрядов королевичей сог'Коранету — летунов Сермуша и конных Ирбина. Вскоре ожидался и отряд Франциска, через каких-то десять-одиннадцать лет. «Посчастливилось» же только пацанов нарожать, как смеялся сам король. Внутренний же двор паласа днем был, не в пример двору донжона, светлым и разжился садиком с каменными лавками. Со временем эта красота неземная вышла уже и за территорию двора паласа, окружив постройку садами с трех сторон. Между паласом и донжоном места растениям уже не нашли.