Серебряная Ярость

Но черная воронка над головой не давала забыть о том, что такое этот торнадо на самом деле. Квинтэссенция злобы ветра, его разящая длань, его оружие! И вывороченные деревца, отброшенные смерчем прочь, не оставляли сомнений в его силе.

Саша молнией пронесся рядом со смерчем, рубанув мечом по самому его основанию, в полуметре от земли, и едва успел отпрянуть в сторону, когда торнадо, изменив направление движения, шагнул на него. Смерч вздрогнул от прикосновения Серебряной Ярости, пошатнулся, и в том месте, где его черного тела коснулась колдовская сталь, на доли секунды образовался разрез, мгновение спустя вновь растворившийся в клубящейся мгле.

Они вальсировали... Человек и сгусток воздуха!

Еще до появления в их доме Серебряной Ярости Саша неоднократно говорил Ане, что любой поединок подобен танцу. Выпад, шаг назад, уклон, шаг вперед, снова выпад... Но она никогда не интересовалась единоборствами, и Сашу до того памятного боя со смерчем видела в драке лишь однажды, когда к ним поздним вечером прибилась на улице четверка гопников. Эта короткая потасовка ничуть не напоминала танец — нападавшие даже не успели среагировать. Вот они вчетвером окружают Сашу, который меткими нахальными замечаниями в стиле "По пятницам не подаю" заставил гопоту забыть об Ане и сосредоточить свое внимание на нем. Вот самый авторитетный в компании толкает его ладонью в грудь, а потом... Это было подобно взрыву. Столько что находившийся в плотном кольце Саша вдруг оказался единственным стоящим на ногах. Четыре удара, четыре нокаута...

Со смерчем же Саша именно танцевал, по той самой схеме. Выпад, шаг назад, уклон, снова выпад... Порой ему удавалось разминуться со смерчем буквально на несколько сантиметров — казалось, что еще чуть-чуть и торнадо втянет его в себя и перемелет в кровавую кашу, втопчет в землю своей могучей поступью. Но нет, Саша иногда оступался на изрытой смерчем почве, иногда на секунды терял равновесие, с трудом противясь силе ветра, но каждый раз успевал отскочить в сторону и напоследок полоснуть черный столб Серебряной Яростью! И тогда злобное гудение смерча на мгновение сбивалось с ритма, захлебывалось утробным ворчанием...

Не смотря на кажущуюся несокрушимой мощь торнадо, бой шел на равных.

Поединок занял от силы минут пять, но для Ани они растянулись в вечность. Забывая о том, что нужно дышать, она наблюдала за Сашей, казавшимся ей грациозным и статным словно греческий бог.

В какой-то момент Саша исхитрился нанести два удара подряд, рубанув смерч и по горизонтали и по вертикали, и тогда черный столб впервые шагнул не на него, а в сторону, чтобы собраться с силами и зарастить полученную рану. Гудение смерча сменилось ревом боли, и нижняя часть воронки распалась, перестав сверлить землю, и тогда Саша бросился на теряющего силы противника, нанося стремительные удары мечом. Смерч распадался на глазах, превращаясь из черного столба в бесформенное черное облако, и теперь Саша стоял в его центре, рубя направо и налево, кромсая торнадо не знающей пощады Яростью.

Но клубящееся облако оставалось облаком лишь у самой земли. Пятью метрами выше смерч все еще был самим собой — черной громадой, подпирающей небо, и за секунду до того, как ветер захлопнул созданную им ловушку, Аня поняла что должно сейчас произойти. Поняла и закричала, осознавая, что ее крик не изменит уже ничего.

Смерч вновь бросился в атаку, нападая в полную силу. В этот раз стихия воздуха не сконцентрировала силы в полуметровый бур, а рассредоточила их на большей площади. Касающаяся земли часть торнадо теперь являла собой круг, диаметром метра четыре, и в центре этого круга находился Саша!

Смерч загудел вновь, вздымая в воздух комья земли, скрывая Сашу от аниного взора и постепенно сжимая свои объятия. Теперь это было не фехтование, когда противника нужно поразить одним страшным, смертоносным ударом, теперь это была тактика удава, борца, опутывавшегося свою жертву кольцами, и сжимающего ее, покуда жизнь не вытечет по капле из раздавленного тела.

Смерч сжимал свои объятья... Четыре метра, три, два...

Время от времени Аня видела сквозь черную стену редкие всполохи серебряного света, то Ярость продолжала наносить врагу удары, теперь уже изнутри. И когда смерч сжался до полутора-двух метров, эти всполохи стали чаще.

Смерч вновь сбился с ритма, вновь раздался вширь, теряя силу. Он допустил ошибку, словно акула, пытающаяся проглотить кита. Позволил проникнуть в свое нутро силе, которую он не мог поглотить. Все чаще и чаще сверкала Серебряная Ярость, все ярче был ее свет, и все прозрачнее стены черной воронки. И вот торнадо распался, оставив после себя разбегавшиеся прочь маленькие смерчи, таявшие метрах в десяти от своего прародителя. Черный столб растворился в небе, и секунду спустя с небес ведром пролился ливень, казавшийся сплошным потоком воды... И тогда, по разъезжающейся под ногами грязи, взрытой буйством смерча, Аня кинулась к мужу. Грязному, засыпанному поднятой смерчем землей, едва держащемуся на ногах от усталости... И даже когда она обняла его, он не разжал правой руки, в которой держал Серебряную Ярость, просто погладил Аню по голове левой рукой, и прошептал: "Я победил! Теперь он подчинится мне, если я позову..."

И этот кадр тоже заснял сквозь пелену ливня подбежавший Толя...

Аня закрыла альбом, утрамбовала его обратно в секретер и снова ушла на кухню, решив все же попить чаю.

В жизни домохозяйки, безусловно, есть огромное количество плюсов, но есть и один увесистый минус. Тяжело это и скучно — сидеть дома и ждать мужа. В который уж раз Аня задумалась о том, чтобы поставить мужа перед выбором: или они заводят ребенка, или она находит работу.

От детей Саша открещивался категорически, каждый раз витиевато уходя от ответа на вопрос, в чем же выражается его "неготовность" иметь детей. А против работы — вполне резонно возражал, что в институте ему платят достаточно прилично, а потому в том, чтобы работала еще и Аня нет никакого смысла. В этом он был прав, да и сама Аня не рвалась строить карьеру...

Им обоим нравилась такая жизнь. Свободная от каких-либо обязательств... И этой жизни они были обязаны Серебряной Ярости, целиком и полностью. Ну и еще, пожалуй, Толе, который на момент того пикника, закончившегося сашиным поединком с торнадо, работал в ГУВТе простым лаборантом на кафедре физики. Он то и предложил Саше съездить с ним в институт и продемонстрировать свои вновь обретенные способности.

ГУВТовские исследователи выкатили глаза, спросили, готов ли Саша поработать исследуемым объектом на благо Родины, и, получив от него согласие, принялись исследовать его способности всеми доступными науке средствами. До сих пор, правда, без особого успеха. Какие-то закономерности были получены и исследованы, но вот как воссоздать влияние на стихии иначе как держа в руках Серебряную Ярость — никто пока придумать не смог.

Зарплату себе Саша вытребовал более чем приличную, и с тех пор вот уже два года они жили безбедно и практически беззаботно. Сашин график был плавающим и скачущим. Бывало что он целую неделю сидел дома, пока ГУВТовцы обрабатывали данные последнего эксперимента, а бывало что по три дня не покидал полигонов института, вновь и вновь показывая, на что способен их с Яростью тандем.

Жить так было бы сплошным удовольствием, если бы не это изматывающее ожидание возвращения мужа. Не смотря на сашино обещание не лезть на рожон и не брать на себя больше, чем он сможет выдержать, Аня страшно волновалась за него. Волновалась, ибо своими глазами видела черный торнадо, берущий свое начало из мрачных облаков, появившихся над ее головой за считанные секунды и видела считавшуюся секретной видеозапись покорения Сашей стихии огня. Саша не удержался, принес ее домой, лучась от гордости, и показал ей. Безусловно, гордиться ему было чем — каждая стихия, которую он вызывал на бой, теперь подчинялась ему, и иногда, когда они отправлялись в лес на пикник вдвоем, Саша с довольной улыбкой создавал в костре фигуры лиц и людей, заставлял пламя танцевать, а воду в ближайшем озере — рисовать на своей поверхности причудливые узоры.

Это было бы красиво, если бы не было так страшно вспоминать сашино перебинтованное лицо после схватки с огнем, или израненные ноги — после боя с водой...

Саша никогда не распространялся о том, что именно он делает в ГУВТе. Часто приходил домой перепачканным в какой-нибудь дряни (однажды от него два дня несло керосином, и на все вопросы "как?" и "зачем?" он им так пропитался, Саша лишь отшучивался или и вовсе молчал, напустив на себя таинственный вид), в порванной одежде, поцарапанный и покоцанный. Уставший, но неизменно довольный... Все таки он, как и всякий спортсмен, был тщеславен и любил всеобщее внимание. И уж конечно ему льстило, что десятки ученых мужей из ГУВТа вот уже два года пытаются разгадать его секрет и никак не могут! А уж когда они восторженно аплодируют, когда он в очередной раз заставляет воздух и огонь слиться воедино перед их изумленными взглядами, и испытательный полигон заливает ярким светом от огненного смерча, взметнувшегося в небо...

Аня знала его секрет. Он — маг, а Серебряная Ярость — его волшебная палочка. Но ни за какие блага мира она не решилась бы повторить то, что делает он. Не потому, что так повелел тот старый китаец, что вручил Саше этот жуткий меч. Не потому, что однажды за обедом пришедший к ним в гости Толя поинтересовался, давал ли Саша кому-нибудь свой меч, чтобы тот попробовал тоже повелевать стихиями (явно с намеком, что уж лучшему другу, устроившему его жизнь, можно бы и дать попробовать), и Саша, мрачный как никогда в жизни, ответил что, мол, был один прецедент, дорастешь до доцента — твои коллеги тебе о нем расскажут... Просто Аня до смерти боялась Серебряной Ярости, созданной лишь для одного — калечить и убивать! Взять ее в руки для Ани было равносильно тому, чтобы погладить кобру!

Да какое там, даже пройти мимо полки где лежал футляр с мечом, когда Саша уходил из дома без него — уже одно только это требовало предельной концентрации сознания и пяти минут убеждения самой себя: "Это просто меч, он не может причинить мне вред".

Аня лгала себе. Она прекрасно знала, что это не просто меч... И причинить вред он может даже лежа на полке... И тот китаец, имени которого они с Сашей так и не узнали, тоже прекрасно знал это.

Почти три года назад, защитив дипломы (Аня училась на экономиста, а Саша — на учителя начальных классов, ибо институт выбирал по принципу "Чем проще учиться, тем лучше", рассчитывая строить карьеру в спорте, а не на поприще бизнеса) и планируя свадьбу, они крепко заспорили о том, что же лучше — пышная свадьба, или хорошо проведенный медовый месяц. Денег, как это чаще всего у молодых и бывает, хватало или на то, или на то...

Саша ратовал за свадьбу, мол, такое событие все же бывает только раз в жизни. Аня же резонно возражала, что при желании они могут сколько угодно раз разводиться и тут же жениться вновь, и что лучше они будут потом всю жизнь вспоминать свой романтический медовый месяц, чем как потратили кучу денег на то, чтобы накормить приехавшую пожрать нахаляву родню. После долгих споров выяснилось, что и сам Саша пышную свадьбу особо не хочет, и старается как раз для нее, после чего было единогласно решено тихонько зарегистрироваться в ЗАГСе и укатить по первой же горящей путевке в первую же теплую страну. Благо, и горящих путевок было с избытком, и в большинстве стран в середине июля было очень даже тепло!

Так они оказались в Китае... Десять дней на жарком солнце острова Хайнань пролетели незаметно, а пересадка в Пекине на рейс до родного Медянска изначально планировалась таким образом, чтобы у молодоженов были в запасе целые сутки, чтобы вдоволь нагуляться по городу и затариться подарками и сувенирами для друзей...

Блужданий по улицам Пекина Аня не помнила совершенно. Казалось бы, прошло всего три года, а все начисто выветрилось из памяти. Все стерлось, остался только старый китаец, поманивший их пальцем на людном рынке, где они высматривали платье, которое хотели привезти в подарок одной Аниной близкой подруге.

Он просто возник из толпы, коснулся Сашиного плеча и поманил их за собой. И они пошли... Сейчас, оглядываясь назад, Аня не видела иных причин, способных побудить их к этому совершенно не рациональному поступку, кроме колдовской силы Серебряной Ярости. То не старик позвал их, то позвала Ярость. Даже не их, Сашу. Сама Аня там нужна была только как переводчик, ибо по-китайски не говорили они оба, а по-английски она могла худо-бедно изъясняться, чем китаец и не преминул воспользоваться.

— Я хочу подарить тебе одну вещь, — сказал он Ане, кивая на Сашу, и она сразу поняла что именно он имел в виду. Мол, подарить хочу ему, а ты — переводи.

— Чего он хочет? — спросил Саша, — Продает что-то из-под полы?

— Говорит, подарить тебе что-то хочет.

— Ну тады пускай дарит!

— Не здесь, — продолжил на ломаном английском старик, — Такую вещь нельзя показывать на людях, они могут захотеть.

Аня перевела. Саша кивнул, и они оба, ведомые стариком, направились в расположенный неподалеку парк, где под сенью деревьев, оглядевшись по сторонам (странно, но у него это получалось как-то величественно, а вовсе не воровато), китаец раскрыл длинный футляр, который нес с собой.

Ножны Ярости не поражали великолепием. Обычные ножны казалось бы обычного меча, серые, потертые ножны, ничем не инкрустированные, ничем не примечательные. Но как только старик открыл футляр, у Ани в груди замерло дыхание. Она почувствовала, как на нее накатывает волна страха... Мир на секунду показался враждебным и жутким, и чтобы защититься от опасности, таящейся буквально под каждым кустом, нужно было просто взять этот меч в руки. Взять, и тогда ей не страшен уже никто...

— Ты чувствуешь? — спросил старик, и Аня кивнула. Да, она чувствовала.

— А ты? — обратился он к Саше, и Аня перевела его вопрос.

Саша неопредленно пожал плечами.

— Что чувствую-то? Я в холодном оружии не понимаю толком ничего, фехтованием никогда не занимался. Спроси его, можно я его в руках подержу, может и прочувствую что.

С грехом пополам Аня сумела построить фразу на английском, и старик удовлетворенно закивал.

— Можно! Я не ошибся... Правильно ощутил.

Впрочем, Аня не была на сто процентов уверена в том, что он сказал именно это, практики разговорного английского у нее было от силы минут пять за всю ее жизнь. Но разрешение подержать меч в руках явно было получено.

Бережно и осторожно Саша вынул меч из футляра и потянул за рукоять, освобождая его от деревянной скорлупы ножен. Без единого звука или скрипа Серебряная Ярость выпорхнула на свет, отбрасывая яркие солнечные блики.

— Взмахни им! — повелел старик, — Попробуй ударить!

Отойдя на пару шагов, Саша рубанул воздух мечом, затем сделал выпад, крутанул "бабочку"... И странное дело, как только Ярость оказалась в его руках, Анино сердце покинул страх, покинуло ощущение враждебности мира.

— Блин, никогда в жизни меча в руках не держал, — подивился он, — А как будто даже драться им умею. Он словно сам в руку ложится!