Пятый в списке

— Входите, советник. Хотите коньяка? — развязно спрашивает Катце. Он достаточно пьян, чтобы с утра пораньше предлагать пойло всем подряд, включая блонди. Он вообще с трудом осознает, что уже утро, — здесь, в его бункере, все еще ночь. И сладко всхрапывающий внешник — лишнее тому подтверждение.

— Нет, спасибо, — отвечает Рауль и по-хозяйски пересекает комнату, направляясь к спящему незнакомцу. Катце на автомате следует за ним, отчетливо шлепая по полу босыми ногами. Рауля слегка раздражает этот звук, но не просить же рыжего обуться? В конце концов, он у себя дома... Рауль останавливается возле кровати и внимательно разглядывает прикованного к спинке голого человека. Крупный, лысый, с разбитым лицом, лишенным какой бы то ни было привлекательности. — Вы занимались сексом? — в голосе блонди нет осуждения, лишь любопытство. — Кто это?

— Дейв Линнел, — у рыжего слегка заплетается язык, — сотрудник одной маленькой охранной фирмы. Терранской. Он мне сегодня жизнь спас.

— Правда? — вежливо удивляется блонди. — А почему он прикован? Это... такая игра?

Катце ухмыляется, прикладываясь к горлышку.

— Это в его комме я нашел список жертв.

— Вот как?.. Забавно.

Рауль изучает раскинувшегося на постели человека с таким любопытством, словно перед ним некая диковинная зверушка, потом интересуется светским тоном:

— И как вы намерены с ним поступить?

— Я?!

Несколько секунд они смотрят друг на друга непонимающе: Катце, считающий, что Рауль явился с твердым намерением решить проблему, — и Рауль, которому нет никакого дела до всех этих убийств.

— Вашей жизни угрожает опасность, разве нет? — уточняет блонди.

— Вашему фурнитуру тоже... — тянет рыжий. И собирается сказать что-то еще, но...

Рауль отворачивается. Так, словно ему это неинтересно. Так, словно речь идет о чем-то совсем незначительном и скучном. Всего лишь о жизни какого-то фурнитура? Пустяки, право же.

Катце забывает, что хотел сказать. Он не понимает, зачем блонди приехал сюда с утра пораньше, если ему настолько наплевать на свою собственность. Или это все же не его собственность? Тогда тем более непонятно, почему он здесь. Что-то с этим фурнитуром нечисто. Или это с блонди что-то не так?

— С вами все в порядке, советник? — вкрадчиво спрашивает Катце.

Блонди медленно переводит взгляд на рыжего.

— Нет, Катце, боюсь, что не в порядке, — говорит он с какой-то удивительно мягкой интонацией в голосе.

И улыбается.

Рыжий трезвеет от этой улыбки. Так улыбался Ясон, когда говорил о Рики. Так улыбаются, подойдя к краю.

Катце, пьяно качнувшись, отступает на шаг. Ему хочется, чтобы блонди никогда не переступал порог его дома. Он подумывает о том, чтобы запереться в сортире и не выходить, пока советник не уберется отсюда. А заодно и проблеваться как следует.

Вместо этого он вливает в глотку еще коньяка и спрашивает, указывая на внешника.

— Так что мне теперь с этим делать?

— Не знаю, — все так же призрачно улыбаясь, отвечает советник. — Сдайте в полицию. Или отпустите. Вам решать.

Блонди, предлагающий отпустить преступника, окончательно добивает рыжего. Он садится на край кровати, думает, что мир сошел с ума, и что ему, рыжему, никто не мешает вести себя соответственно.

— Напрасно вы не хотите коньяка, советник, — говорит он, задумчиво проверяя, много ли осталось в бутылке. — Коньяк хороший.

Блонди не отвечает. Блонди стоит рядом и неторопливо переводит взгляд с внешника на Катце, потом обратно. И беззастенчиво воображает, как эти двое смотрелись бы вместе. Он и сам не понимает, как может думать о таких пустяках.

Катце тем временем размышляет, пить или не пить, решает выпить, подносит бутылку ко рту, но отчего-то передумывает и ставит ее на пол. Вздыхает. С трудом поднимается на ноги и приносит ключ от наручников, отстегивает браслет. Бережно укладывает освобожденную руку на грудь спящему, садится рядом. Снова вздыхает и принимается трясти громилу за плечо.

— Просыпайся, дружище.

— М?.. — говорит внешник, приоткрывая один глаз. И подскакивает, заметив стоящего в метре от кровати и внимательно за ним наблюдающего блонди. — Это что за хуй?!

— Это не хуй, это блонди, — без тени иронии сообщает Катце. — А вот ты — тот еще хуй, — добавляет он скорбно и сует под нос гостю его комм с тем самым списком на экранчике. — Ты знаешь, что это?

Внешник тянет на себя одеяло, жмурится, хлопает мутными спросонья глазами и силится понять, чего от него хотят. А поняв, меняется в лице, моментально проснувшись и подобравшись, как зверь, готовый к прыжку.

Рыжий укоризненно качает головой. Он разочарован. Он до последнего момента надеялся, что бритоголовый окажется всего лишь посредником, пребывающим в неведении, но надежда испаряется — 'зайка', судя по реакции, в курсе дела.

— Я четвертый в списке, — сообщает Катце, глядя в ставшие абсолютно ясными глаза гостя. — Трое первых застрелены.

— Я не убивал, — хмуро бросает внешник, покосившись на безучастного блонди.

— Я догадываюсь, — вздыхает рыжий и тянется за бутылкой. Ему очень грустно, словно он только что утратил веру в человечество. Никогда не существовавшую веру. Он делает глоток и, кажется, теряет всякий интерес к бритоголовому, который молча ждет, что будет дальше, но пауза затягивается, и гость не выдерживает:

— Что будешь делать?

— Выставлю тебя к чертовой матери, — устало отвечает рыжий. — Только документы твои вместе с коммом и пушкой я пока оставлю себе. И если за те два дня, что ты и твои подельнички пробудут на Амой, в Танагуре умрет хоть один фурнитур, я сдам тебя копам. Тебя лично.

Внешник никак не реагирует, только смотрит так, словно хочет продырявить рыжего насквозь.

— А теперь проваливай, дружище, — после долгого молчания командует Катце. И не двигается с места, пока громила выбирается из постели и торопливо одевается, исподлобья поглядывая на негостеприимного хозяина и невозмутимого, как статуя, элитника, который за все это время не то что слова не сказал, но, кажется, даже не моргнул ни разу.

Уже на пороге внешник притормаживает, остановленный вопросом:

— Кто заказчик, Дейви?

Дейви, не оборачиваясь, раздраженно дергает плечом и выходит, от души грохнув тяжелой дверью.

А следующее, что слышит Катце, — это шорох оседающего на пол тела. Господин Ам, накрыв голову руками, медленно опускается на колени, потом заваливается на бок и замирает, приняв позу эмбриона.

— Рауль?.. Рауль, мать твою! Блядь, да что же это за день такой?!

4

Фурнитур разливает кофе. Солнечные блики играют на серебряном кофейнике, темная жидкость наполняет чашку, терпкий запах расползается по комнате — утренний ритуал не отличается разнообразием, но вот уже несколько дней господина Марвина Нокса, тридцатишестилетнего оникса из IT-департамента, не оставляет чувство, что что-то не так.

Что-то не так с этим кофейником. Или с рукой, его держащей? Или с тем и другим?

— У нас новый кофейник?

— Нет, господин, — удивляется фурнитур, — все тот же.

С голосом фурнитура тоже что-то не так.

— Хорошо. Можешь идти, Джейми.

— Да, господин, — фурнитур кланяется. — Только меня зовут Стив.

Господин Нокс отрывает взгляд от сияющей посуды и смотрит на слугу.

— Конечно, Стив.

Стив снова кланяется и тихо выскальзывает за дверь. А оставшийся в одиночестве Марвин Нокс приходит к выводу, что это с ним, с Марвином Ноксом, что-то сильно не так. У него никогда не было фурнитура по имени Джейми. Он прекрасно помнит всех своих фурнитуров, начиная с самого первого, которого звали...

Как же его звали?..

Господин Нокс хмурится, обнаружив, что имя напрочь выскочило из головы. Оно вертится на языке, но ухватить его никак не удается, зато проклятый Джейми всплывает с поразительной назойливостью.

'Что за ерунда?' — недоумевает господин Нокс. Прежде с ним такого не случалось. И эта внезапная забывчивость кажется ему чрезвычайно неприятным симптомом, а потому и желание вспомнить становится навязчивым. Оникс пьет кофе, не замечая вкуса, и хмурится все больше и больше, обнаруживая, что память отказывается выдать не только имя, но и регистрационный номер первого приобретения. Как и обстоятельства, сопровождавшие покупку. Нокс помнит только, что выбирал фурнитура очень тщательно, был весьма требователен к кандидатам, внимательно изучал их данные, прежде чем остановить свой выбор...

На ком-то, в чье досье он даже не заглянул?

'Бред какой-то... — думает он. — Этого не может быть?'.

Прервав завтрак, он идет в кабинет и включает терминал. Он уверен, что, взглянув на регистрационные данные своей первой мебели, немедленно вспомнит все. Однако его ждет разочарование. Ни номер, ни имя, ни даже лицо ни о чем ему не говорят, не отзываются ни единым проблеском узнавания. Он долго смотрит на изображение совершенно незнакомого человека и окончательно перестает понимать, что происходит.

Он был другим — тот мальчик, которого оникс привел в свой пустой дом в первые дни после выпуска. Он был совсем другим — это ясно как день. Но каким он был? И как, черт возьми, его звали?

Джейми?..

Ну разумеется, Джейми. И никак иначе. Господин Марвин Нокс не понимает, почему несколько минут назад сомневался в этом. И господину Марвину Ноксу почему-то становится очень неуютно. Да, с ним определенно что-то не так.

'Джейми... Джейми... Джейми...'

— Ты умеешь играть в шахматы, Джейми?

— И все же...

Господин Марвин Нокс сидит в своем кресле, невидящими глазами смотрит в монитор и вспоминает, как учил играть в шахматы мальчика-фурнитура. Зачем?.. Ведь с самого начала было ясно, что это бессмысленная затея. Среднестатистический выпускник Гардиан не в состоянии соперничать с представителем элиты, даже если наизнанку вывернется. Игра в шахматы с подобным противником ничего, кроме скуки, не принесет. И все же... зачем-то Нокс научил мальчишку передвигать фигуры. И с интересом следил, как тонкая рука, браслет на которой болтается слишком свободно, переставляет пешку, как хмурится мальчишка, обдумывая ход, и кусает губы при этом. Странно, что в Гардиан его не отучили от такой скверной привычки. Еще более странно, что его не отучили улыбаться. Нокс помнит, как мальчишка взглянул на своего будущего хозяина, подошедшего, чтобы рассмотреть товар: взглянул, улыбнулся и тотчас спрятал смеющиеся глаза, но улыбка осталась в уголках губ. И Нокс купил его, не раздумывая.

А ведь мог позволить себе эксклюзива.

Какая-то беспредметная тоска вдруг наваливается на господина Нокса. И где-то очень глубоко, еще не оформленная и неосознанная как следует, появляется мысль о нейрокоррекции. Хотели отобрать?.. Заставить забыть?.. Но почему?..

Обида — вот что он чувствует. Кто-то решил за него, что ему помнить и о чем забыть, что знать и чего не ведать. Кто-то лишил его возможности решать самому. Господину Ноксу кажется несправедливым такое положение вещей, и, не зная за собой никакой вины, он считает себя вправе чувствовать обиду. Хоть это и не приносит облегчения.

Он думает, что легче станет, если удастся вспомнить все. Возможно, он слишком наивен для своих тридцати шести, но вряд ли подозревает об этом. Отсутствие подобного опыта в прошлом не позволяет ему сравнить ситуацию, в которую он попал, с чем-то изученным и выработать приличествующую схему поведения. Разве что привычка контролировать себя остается неизменной, однако господину Ноксу оказывается неожиданно трудно оторваться от попыток выудить из памяти что-то еще, хоть ничтожнейший намек на то, в каком направлении следует вести поиск.

Трудность эта, впрочем, вполне преодолима, и, тряхнув головой, оникс решительно выбрасывает из головы фурнитура по имени Джейми, потому что время не стоит на месте и для приведения себя в порядок перед новым рабочим днем остается меньше получаса. Использовав это время с максимальной эффективностью, Марвин является на службу без опоздания и включается в работу. Ему нужно проверить кое-какую техническую документацию — через два дня у него состоится важная встреча, и он не может позволить себе ошибиться. Юпитер ясно дала понять, что слишком многое будет зависеть от этой встречи.

Вчитываясь в каждую строчку, сверяя данные и анализируя разнообразные параметры, он чувствует себя незаменимой деталью механизма, обеспечивающего работоспособность системы. Это приятное чувство, оно было с Марвином всегда, сколько он себя помнит, но последние несколько недель особенно обострилось, смешиваясь с гордостью и ощущением собственной значимости. Ему поручено большое дело. Он должен справиться. И он справится, конечно. Вот только...

— Джейми?

— Зайди ко мне, пожалуйста...

Оникс ловит себя на том, что уже несколько раз перечитывает последний абзац, но никак не может вникнуть в его смысл. Вместо этого он отчаянно пытается понять, зачем в середине ночи ему мог понадобиться фурнитур. Для чего, оторвавшись от работы, он позвал его к себе в кабинет? С какой целью?

Этого Марвин не помнит. Однако точно знает, что была в том какая-то необходимость. Совершенно необъяснимая, ирреальная даже, но была.

...Просто кожа покрывалась мурашками от того, что где-то в огромных пустых апартаментах кроме него, Марвина, находилось еще одно живое существо. И почему-то казалось невыносимым его отсутствие в поле зрения...

'Паранойя, — думает Нокс, — это паранойя'.

Ему становится страшно. Он начинает понимать.

Юпитер пыталась его вылечить, но болезнь вдруг вернулась. И из-за этого он рискует провалить задание. Он обязан доложить о проблеме, но... тогда его отстранят и сделка все равно не состоится. Отсюда следует только один вывод — он никому ни о чем не доложит. Он заставит себя все сделать правильно. И никакой Джейми ему не помешает.

— Джейми, ты не мог бы...

'Нет!' — приказывает себе Марвин Нокс и с головой погружается в работу. У него совершенно нет времени на мальчиков-фурнитуров. Совершенно.

5

Рауль не чувствует приближения приступа. В этот раз — не чувствует. Возможно, виной тому резко хлопнувшая дверь, но это слабое утешение. Если в следующий раз приступ спровоцирует разбитая колба в лаборатории или что-то подобное, результат будет тот же — Рауль не успеет подготовиться. Что за этим последует — ни для кого не секрет. Но не об этом думает блонди, когда боль чуть отпускает и он уже может чувствовать рядом перепуганного Катце, тянущего его за руку, слышать, как тот зовет его по имени. Блонди вообще не в состоянии думать, он очень хочет спрятаться от этого взвинченного голоса, причиняющего немыслимые страдания. Он шевелит белыми от боли губами, просит рыжего замолчать, но получается слишком тихо — Катце не слышит. И мучает, бесконечно мучает несчастного блонди своей испуганной скороговоркой и попытками растормошить, привести в чувство...