| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Не кричи тятю... "Они" и нас уведут...
— Тятя , не ходи!
И опять тоской сжимает сердце:
— Что будет с семьёй, с детьми? Остались без хлеба, без денег и никто ничего им не даст.
— Я с тятей пойду!
Плача, мальчик вырвался и побежал к отцу. Мать увела его обратно.
А кулаки шипели сквозь зубы:
— Дождётесь и вы, большевитские отродья. И вас будут садить.
Дети, прижавшись к матерям, плакали:
— Как теперь будем жить? Нас много и все маленькие.
— Мама, за что увели тятю? Ведь он у нас не ворует и не дерётся...
И мать, склонившись к ребенку, тихонько шептала:
— Тятя воевал с буржуями. Они нехорошие, злые. Вот они и взяли его. Но он, наверно воротится к нам.
... Уже далеко ушли арестованные... в тюрьму, где уже сидело томилось пятьсот таких же защитников Советской власти, борцов за революцию.
Садилось за гору солнце. С Камы несло прохладой. Где-то стукнул и эхом отдался в лесу выстрел.
И с реки неслось звонко:
— Крепи чалку!
В стенах.
18 Сентября. Ночь. Тесно и душно.
Тускло мигает ночник, бросает скупой свет. В камере 42 человека. "Арестанты". Большинство — молодёжь, бойцы Уральской дивизии, участники боёв против Дутова.
Тихо разговаривают.
Белые что-то приготовляют с самого вечера. Тревожно. Что-то будет сегодня? За кем "очередь".
Часов около 11 слышатся отдалённый шум, крики и выстрелы. Мы, тихо перешоптываясь, прилегли — кто на нары, кто на пол... В соседней камере — крики: [31]
— Раздевайтесь! Пори его!
Прошло минут десять.
Шумно распахивается дверь. На пороге — кучка белых. Впереди начальник контр-разведки.
— Эй вы! Сволочь большевитская! В угол — все!
Зверские пьяные лица и налитые кровью глаза не обещают доброго...
— Что вас тут мало? Что прижались? Струсили? Мать вашу... Раздеваетесь все! Складывай сюда всё! Деньги отдавай! Кто утаит — будет расстрелян...
Некоторых избивали тут же. Били по лицу и голове револьверами. Издевались. И после расправы ушли с хорошей "добычей", провожаемые взглядами страшной ненависти.
Тихо... Лишь изредка глубоко вздыхают и стонут избитые. Из соседней камеры слышатся приглушённые крики...
— Кровопийцы! Ночные разбойники! Трусы!
Тихо, но отчётливо кто-то сказал это. И ещё кто-то добавил:
— Они "смело" нападают на беззащитных. Но в открытом бою — мы им покажем!
Тихо... Вздохи и стоны...
"Прощайте, товарищи".
Через час в корридоре послышались шаги и голоса. Звякали замки. Очевидно, выводили из камер.
— Выходи!
Пришла "очередь" нашей камеры. Вызывают по фамилиям, двоих. Молча встали двое и тихо промолвили:
— Прощайте, товарищи!
— Прощайте, дорогие друзья!
Ушли. Щёлкнул замок... Мы слышали только глухой стон. Всё стихло.
С отяжелевшими головами, словно налитыми свинцом, потрясённые этими днями, один за другим склонялись мы на голый пол и при бледном рассвете утра засыпали тяжёлым, тревожным и коротким сном.
... Утром из соседних камер особыми сигналами (по трубам парового отопления) нам передали, что всего за ночь было увезено из тюрьмы 36 человек. Часть их была приколота на тюремном [32] дворе, а часть уведена к железно-дорожному мосту, где после изощрённых истязаний несчастных прикалывали и сбрасывали с борта баржи в Каму.
Двухсаженная лужа крови и битое стекло.
17 Октября. Вот уже две недели как посредине Камы стоит мёртвый дом — баржа, а в ней заживо погребённые люди. 520 полунагих, истощённых, полузамёрзших людей. Всё, что они имеют — это четверть фунта хлеба и кружку воды в день и единственное желание — "скорее бы прикончили".
Рано утром подошёл пароход и поставил рядом вторую баржу. Затем слышно было, как на нашей барже отодвигаются якоря с придавленных люков. В люке показываются злые лица офицеров:
— Выходи на верх по пять человек!
Бледные, худые, как скелеты, люди стояли молча, не двигаясь с места.
— Выходи!
Первые пятеро поднялись наверх. Крепкие стены, палуба и девятиаршинная глубина не пропускали никаких звуков. Что делают с нами там, наверху?
Пятёрки уходили. Так ушло 250 человек. Лишь изредка доносились звуки выстрелов.
Со следующей пятёркой пришлось итти мне. На палубе цепью стояли человек двадцать белых. Рядом с нашей баржей стояла вторая, около которой был пароход, привезший контр-разведку.
Мы шли мимо цепи конвоиров, "удостоивавших" нам ударами прикладов. Дойдя до большой кучи белья, раздавалась команда:
— Раздевайсь!
Снимали всё, вплоть до последней рубашки и шли на соседнюю баржу. По дороге мне бросилась большая лужа крови, сажени две длиной и глубиной, вероятно, вершка в два. Рядом с ней был натянут полог, за которым расправлялись с выдёргиваемыми из пятёрки. У открытого люка соседней баржи стоял чех и каждого проходившего ударял прикладом. От удара несчастный летел на дно, на котором было рассыпано битое стекло. Он вставал и шёл в конец баржи, где люди, сгрудившись, сидели на дырявых досках. [33]
— Мигом все обратно!
Потянулись обратно в "свою" баржу. Но уже не пятёрками, а гуськом. Опять выдёргивали и вели за полог...
Выстрел сопровождался глухим стоном.
"Живы ли, товарищи?"
... Опять "в старой квартире", в проклятой барже. Всё стихло. Но не досчитываемся девяноста товарищей.
Голые и обессиленные. Не давали есть полтора суток.
... Дело к вечеру.
Наверху слышится какой-то необычайный шум, раздаётся команда, скрипит цепь якоря... Чу! Просят начальника караульной команды на баржу.
— Не наши ли?
Многие вздрогнули. Тревожно забились сердца. Надежда...
Вдруг баржа вздрогнула, как будто начала поворачиваться и пошла. Куда? Кто знает... Шли больше часа.
Слышим шум, словно к "нашей" барже подошло какое-то судно. Слышим стук оттаскиваемых с люков якорей. Открывается отверстие...
— Живы ли, товарищи?
Не верилось. Молчали. Но в отверстие видны были люди в матросской одежде.
— Живы ли, товарищи?
И только тут раздался громкий, радостный, единодушный крик:
— Живы! Ура!
Отольются волку...
Нас спасли матросы... Выйдя на верх, мы увидели речной броненосец. Он шёл рядом с баржей, а баржу с нами тащил белогвардейский пароход.
Часть флотилии тов. Раскольникова, под видом уфимских учредиловцев, врезалась в гущу белогвардейщины и сумела вырвать баржу с пленниками.
432 человека заживо-погребённых было вырвано из когтей смерти...
Живы, товарищи!
Г. Сарапул.
И.Н. КОРОТКОВ [34]
ЦДООСО.Ф.41.Оп.2.Д.385.Л.29-34, 93-99.
Созыкин Василий Дмитриевич, заключенный баржи смерти. ЦГА УР.Ф.103.Оп.3.Д.189
Встреча узников "баржи смерти", освобождённых отрядом Ф.Ф. Раскольникова, на Сарапульской пристани
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
