Он зашел в отдел Дженни и забрал почту, которая пришла с опозданием. Одно письмо в розовом конверте было отправлено в Риверсайд. Другое, в белом деловом конверте с адресом от руки, предназначалось в Нидлс. Его всегда завораживали названия отдаленных городов: Маунтин-Хоум, Тарзана, Пуэбло, Кандо, Трас или Консеквенсиз. Однажды, много лет назад, предприняв самое смелое предприятие в своей жизни, он поехал в Калифорнию, останавливаясь по пути в городах, которые, как ему казалось, были ему знакомы. Было так здорово оставить Вайнону позади, проехать мимо ферм и деревень, где он провел всю свою жизнь, и ворваться в Огайо на своей пыльной "Тойоте". Ту первую ночь он провел на дороге в Стьюбенвилль. Он зарегистрировался в мотеле, поужинал, а затем бесцельно побродил по городу, размышляя о том, насколько он одинок. В средней школе горел свет, а на парковке было полно народу. Через открытые двери он мог видеть группы людей. Все это выглядело теплым и дружелюбным, чем-то таким, частью чего ему хотелось бы стать.
Поездка не доставила ему особого удовольствия. В основном он бесцельно ездил из города в город, посещал незнакомые места со знакомыми названиями, растягивал время ужина, насколько мог, ходил в местные кинотеатры. В Нидлсе было невыносимо жарко, а в Лавленде — зверски холодно. Он наткнулся на пару плохих ресторанов в Солт-Лейк-Сити и бесконечное строительство за пределами Сан-Диего. Но это было банально. Или было бы банально, если бы он не понимал, что любая связь между этими городами и аккуратными ящичками, в которые он складывал их почту, была чисто административной.
В конце концов, с радостью вернулся домой, к сортировочным ящикам, где на хрустящих белых конвертах снова появлялись "настоящие" города.
Он сложил почтовый бланк, извещавший Бостон о недоставке посылки, вложил его в конверт и положил на стол, чтобы отправить завтра. Затем запер книгу в сейф, с грустью размышляя о том, что, когда наконец наберется смелости подойти к Дженни, то, несомненно, начнет заикаться. Вздохнул, выключил свет и отправился домой.
* * *
Его жилье находилось неподалеку от центрального железнодорожного вокзала Пенсильвании. По ночам свистели и грохотали поезда. Он вырос недалеко от железнодорожных путей в Грейз-Ферри, в Филадельфии. Нигде не было ничего, что звучало бы так одиноко, как ночные поезда. Дождь барабанил по окнам, и время от времени молнии вспыхивали на занавесках.
Было неуютно наблюдать, как молодые люди продвигаются мимо него. Уэйд появился около года назад, когда ушел на пенсию их прежний начальник, проработавший двадцать лет. Уэйд был открыто приветлив и уверен в себе, и Хэнк, надеясь каким-то образом улучшить свое положение или просто завести высокопоставленных друзей, старался изо всех сил наладить отношения с этим человеком. Не заискивал. Не так. Но и не был самим собой. И понимал, что Уэйд чувствовал это.
А потом появилась Дженни. Все очаровательные женщины, за которыми он ухаживал с разной степенью неудач на протяжении многих лет, улыбались ему глазами Дженни. Нежная, неотразимая, почти застенчивая, она, тем не менее, казалась недосягаемой. Не то чтобы он не пользовался успехом у женщин. У него было несколько романов, но они были по обоюдному согласию. И иногда, если в его жизни появлялась кто-то особенно привлекательная, его личность превращалась в пресс-папье.
Хэнк повернулся на другой бок в кровати и прислушался к шуму дождя.
Он начал, но не закончил читать две книги о самоутверждении. Обе предлагали отупляющие упражнения, которые гарантированно выстраивали динамичную и уверенную психику. Я — важная персона. Говори спокойно, и люди будут слушать. В конце концов, деньги, продвижение по службе и женщины — все это упало бы к нему в руки. На самом деле все это его не слишком волновало. Но чего бы ему хотелось? Он никогда по-настоящему не знал, никогда не пытался дать этому название. Но ему начинало казаться, что все свои дни он будет делить между этой маленькой квартиркой и почтовым отделением.
Наконец, когда мимо прогрохотал поезд в два двадцать на Филадельфию, наступила темнота. Его последняя мысль была о человеке, который сказал, что ты можешь все. Он задумался о том, насколько Эмерсон умел заигрывать с женщинами.
* * *
На следующий день он пообедал с Дженни. Это произошло более или менее случайно. Погода была по-прежнему сырой и холодной, а магазин деликатесов Нормана находился как раз напротив. Когда она вошла, Хэнк сидел за столиком в углу и потягивал горячий томатный суп в попытке сбросить вес. Там было несколько свободных столиков, но она заметила его с порога, кивнула, улыбнулась и подошла.
Хэнк улыбнулся в ответ. Не трепещи.
— Скверный выдался денек. — Она взглядом спросила, можно ли присоединиться к нему.
Естественно. Конечно.
Она сняла плащ и повесила его на спинку стула. — Уже нашел владельца той книги?
— Это займет некоторое время, — спросил он. — Возможно, несколько недель, если только кто-нибудь не пожалуется на недоставку. Но даже в этом случае нам пришлось бы оформить право собственности. — Он обмакнул кусочек хлеба в суп. — Я прочитал кое-что из этого вчера, перед тем как пойти домой. — Это было преувеличением. Он пролистал несколько страниц.
— Ой. Тебе это нравится?
— Ну, на самом деле у меня не было времени на что-то большее, чем просто немного полистать. Но да. — Внезапно он понял, какой ответ она искала. — Очень понравилось.
— Что ты прочитал? — Она изучала меню, но, к ужасу Хэнка, казалось, ее гораздо больше интересовало направление, в котором развивался разговор.
— На самом деле, не так уж и много. — Он попытался сделать вид, что прикидывает в уме. — Немного о том, как важно верить в себя. — Это казалось достаточно безопасным. — Нет предела тому, что может сделать один целеустремленный человек. — Он рассмеялся.
— Что смешного, Хэнк?
— О, звучит заманчиво. Но я думаю, реальность наступит довольно быстро. Один решительный человек заходит слишком далеко, и кто-нибудь выписывает ему штраф.
Она заказала гамбургер и кофе и лучезарно улыбнулась ему. — Ты не сталкивался с чем-нибудь о сверхдушах, кругах и тому подобном? Нет? Что ж, я должна признать, что никогда ничего из этого не понимала. И никогда не знала никого, кто бы делал то же самое, за исключением одного учителя английского, который действительно мог бы это сделать, но никому не мог объяснить, как.
Хэнк задумался, не являются ли люди, наиболее уверенные в себе, причиной большинства мировых проблем.
— Хэнк, — тихо сказала Дженни, устремив на него проницательный взгляд, — я не уверена, что когда-либо встречала кого-то, кто был бы настолько уверен в себе. Браваду, да. И громкий шум. Но кто на самом деле верил, что он был хорош? Я так не думаю. — Она наморщила лоб. — А ты?
Хэнк мог назвать самых разных людей, которые, казалось, подходили под это определение: Уэйд, его молочник, большинство женщин, которых он знал, сама Дженни. Но он сказал: — Нет, не совсем. — Он не был до конца уверен, куда его ведут.
Разговор перешел на другие темы: речь зашла о еде, погоде и абсурдном замечании, сделанном президентом накануне. Дженни упомянула еще несколько книг, связанных с Эмерсоном, но, должно быть, быстро решила, что Хэнк пренебрегал литературной стороной своего развития. Он забеспокоился, почувствовав, что она теряет к нему интерес.
Несмотря на все это, Хэнку так и хотелось предложить ей вместе поужинать. И он, возможно, сделал бы это и рискнул, если бы она не начала оглядывать интерьер гастронома, желая поскорее уйти и заняться другими делами. И он обескураженно, как сторонний человек, наблюдал, как они покончили с едой и она объяснила, что ей нужно вернуться к своей стойке.
* * *
В тот вечер Хэнк допоздна задержался на почте, слоняясь по маленькому невзрачному зданию, сортируя почту, убирая со столов, наводя порядок. В конце концов он остановился перед сейфом, посмотрел на него и открыл тяжелую серо-синюю дверцу. Потрепанный пакет лежал рядом с тремя рулонами клейкой ленты.
Он достал его и перенес к себе на стол. На форзаце был изображен силуэт автора, свидетельствующий о его достоинстве и способностях. Тогда ему не пришло в голову, что силуэт любого человека в такой книге не может не свидетельствовать о моральном авторитете. Он приподнял зеленую ленту; книга раскрылась примерно на середине, и он начал читать.
Эмерсон уехал в Англию. Он сидел на камне в Стоунхендже и размышлял о природе времени, но Хэнк не мог понять, что происходит. Он перевернул несколько страниц и увидел имя Иисуса. Казалось, Эмерсона забавляли некоторые церковные ритуалы. Он притворялся, что не может понять, почему омовение ног так и не стало таинством.
Забавный человек этот Эмерсон.
Дождь прекратился, когда небо потемнело. На заднем дворе здания Мэнли включилось сигнальное освещение.
Хэнк прочитал о снегах Новой Англии, о ценности честности и о мастере на все руки по имени Генри. (Тот самый Генри из надписи?) Эмерсон много говорил о природе, но, похоже, не имел в виду леса и белок. Он предположил, что физический мир — дома, улицы, океаны и закаты — это иллюзия.
Нет, это не так. Физический мир реален. Но за ним скрывается нечто невидимое, более материальное. Великая реальность, прямым проводником к которой был человеческий разум.
Суверенность этой природы проявляется в ее независимости от тех ограничений, которые окружают нас со всех сторон. Душа ограничивает все сущее. Как он уже говорил, заметил Эмерсон, это противоречит всему опыту. Подобным образом она отменяет время и пространство. Влияние чувств у большинства людей заставляет разум поверить, что стены времени и пространства стали казаться прочными, реальными и непреодолимыми; и легкомысленно говорить об этих границах — признак безумия. Однако время и пространство — это всего лишь обратные меры силы души. Человек способен отменить и то, и то.
Отменить время и пространство. Эмерсон действительно так думал?
* * *
Он пошел в кино, на комедийный сериал с неуклюжими водителями грузовиков, шлюшкой с золотым сердцем и шерифом-южанином. Думал, что это поднимет ему настроение, но погони и розыгрыши почему-то не действовали. Вернулся домой в половине двенадцатого, поел сыра с молоком и лег спать.
Завтра будет четверг. На этой неделе уже слишком поздно приглашать Дженни на свидание. Он подождет. Может быть, попробует на следующей неделе.
Дома немного почитал политический триллер о пропавшем вице-президенте. Но, как и кинофильм, тот показался ему скучным и совершенно лишенным напряжения. На выходных он отправится в книжный магазин и купит книгу Эмерсона в мягкой обложке.
В ту ночь ему приснился сон.
Его машина сломалась. На самом деле, как это часто бывает в бессвязной манере снов, отвалились колеса, мотор и шасси, и остались только сиденье и руль. Была ночь, и он сидел на жесткой зеленой скамейке на кирпичном тротуаре, ожидая автобус. Не было ни луны, ни звезд, и улица была пуста. Он оглянулся и с удивлением обнаружил, что сидит перед почтовым отделением. Но знакомой парковки уже не было. Вместо нее со всех сторон здание окружали обшарпанные серые корпуса.
В вестибюле и рабочем помещении горело сигнальное освещение. Хэнк встал и обнаружил, что входные двери не заперты.
Он этого совершенно не понимал. Заглянул внутрь, пытаясь увидеть, есть ли кто-нибудь внутри. Но ничего не двигалось.
Толкнул дверь, вошел и осознал, что стоит босиком.
Дверь за ним со щелчком захлопнулась.
От порыва ветра задрожали стекла в окнах. Он постоял, прислушиваясь, но услышал только скрип отопительной системы и двинулся в тень. В кабинете Уэйда было темно. Свет фар проезжающего автомобиля скользнул по интерьеру и пропал.
Кабинет померк. Он смотрел на кусок обоев в своей спальне, на коллаж из геометрических фигур, освещенный лунным светом. Улыбнулся в темноте, с облегчением осознав, что все еще в постели, а почта далеко. На прикроватном столике успокаивающе тикал будильник, а циферблат показывал 3:52.
Он откинулся на спину, довольный тем, что у него еще есть три часа до начала нового дня.
Часы убаюкивали его, втягивая в свой монотонный ритм.
И звуки изменились. Стали тяжелее. Более заметными. Как часы Томпсона на почте.
Он снова был на ногах. Он открыл глаза и снова увидел кабинет Уэйда!
Теперь он был внутри. Часы, висевшие на стене за столом, покрытым ламинатом, мерно били. Хэнк уставился на пачку бумаг в почтовом ящике, на нож Уэйда для вскрытия писем и пару ручек, на распечатку, на фотографии жены и дочерей босса.
Полутьма, в которой человек проходит через большинство снов, спокойно принимая невероятные события, исчезла и сменилась кристальной ясностью.
Он действительно был там.
Стены, как всегда, были увешаны дипломами и наградами, почетными грамотами, признаниями за особые достижения, за обучение в артиллерийской школе в Оклахоме.
Кроме тиканья часов, единственным звуком в стенах было тихое биение электричества.
Хэнк был напуган. Долго стоял неподвижно, по его рукам струился пот. Пытался проснуться.
Его ноги были холодными. Он опустился в кресло Уэйда, но виниловые подушки тоже были холодными.
Он ходил во сне! Боже мой, несмотря на низкую температуру, преодолел почти милю, чтобы добраться сюда.
Посмотрел на свою пижаму.
Или все же приехал на машине?
Как попал внутрь? У него был ключ от вестибюля, но не было ключа от кабинета Уэйда.
Он вразвалочку подошел к двери, заглянул через окно в сортировочное помещение и подергал ручку. Та задребезжала.
Он был заперт.
Но как его занесло сюда? Нигде не было никаких повреждений. Очевидно, он не вламывался.
Хэнк присел на стол Уэйда, отчаянно пытаясь успокоиться и понять, что происходит.
На самом деле была середина ночи. И вот он здесь.
Снова посмотрел на стену, увешанную наградами в рамках.
Замысловатая шутка?
Как ему выбраться из офиса?
Хэнк подавил паническое желание швырнуть стул в окно и убежать.
Возможно, попробовать просунуть под защелку пластиковую кредитную карточку. Но в пижаме ее не было.
Очевидным инструментом был нож для вскрытия писем. Он попытался подсунуть его под защелку, но через несколько минут сдался и воспользовался им, чтобы снять дверные петли.
Опустил дверь и прислонил ее к стене. В подсобке лежал старый дождевик. Он завернулся в него и после недолгих поисков нашел пару галош. Затем вызвал такси.
Когда вернулся домой, ему пришлось обойти дом сзади и разбить окно, чтобы забраться внутрь.
* * *
В поломке петель обвинили миссис Симпсон.
Адель Симпсон была вдовой, лишенной чувства юмора, измученной тридцатилетней борьбой со счетами, трудными детьми и бродячими мужьями. Она приходила на почту три раза в неделю в качестве уборщицы. У нее были ключи от всего, и, за исключением самого Уэйда, она была единственным человеком, имевшим доступ в его кабинет. Поскольку Хэнк был последним сотрудником, оставшимся в здании в конце рабочего дня, начальник почты тщательно расспросил его. Хэнк настаивал на том, что он сделал то, что делал всегда: включил охранную систему здания, когда уходил.
