"Камень Богов"

Ей стоило усилий не засмеяться, услышав о "непредвиденном снижении боеспособности". Офицер не был похож на придворного льстеца, коих дочь барона, несмотря на юный возраст, повидала немало и могла отделить истинные чувства от хорошо поданной постановки. В то же время, Милена знала, с какой гордостью, молодые, едва поступившие на службу офицеры, говорят, что их приняли в армейское братство. Это честь, которую они заслужили, став своими среди своих. Об этом не пишут в уставах и наставлениях по боевой подготовке, но кодекс поведения члена армейского братства строг и не допускает двойного толкования сложных ситуаций. Офицер поступил с ней не как с "гражданской", будь она хоть дочкой барона, а, как со "своей", сделав для неё то, что сделал бы для любого другого боевого товарища.

— Благодарю за службу. — Она постаралась, чтобы голос звучал твёрдо и уверенно, невольно скопировав интонации отца.

Порученец вскинул подбородок и на выдохе рявкнул:

— Верны присяге!

— Офицер? — наморщив лоб, изобразила, что пытается вспомнить его имя.

— Кремер. Младший адъютант Кремер... — он неловко замолчал, пытаясь подобрать нужные слова, — госпожа... командующий.

— Мой...Нет, не так. У господина барона не было никаких других посланий для меня? —

Осторожно спросила Милена, почувствовав, что прежние её страхи возвращаются вновь.

Кремер на мгновение задержал выдох, впервые отвёл глаза от начальства — стало заметно, что он обдумывает ответ.

— Господин барон иногда шутит в присутствии подчинённых. — Совсем другим голосом сказал порученец. — Я не уверен, что было послание. Я не получал прямого приказа запомнить и передать. Я вообще не получал никакого приказа относительно...

— Кремер! — В другой ситуации ей стало бы стыдно за свою резкость, но воспоминания о недавнем обмороке и так отзывались неприятным эхом, а постоянно находиться в глупом положении Милена не привыкла. — Я приказываю сообщить всё, что вам известно!

— Слушаюсь! — Немедленно отреагировал офицер, чем вызвал у неё мысль, что только так и возможно общаться с такого рода людьми. — Господин барон, в шутливой форме, не прибегая к уставным оборотам речи, не используя интонационные формы приказа... — он внезапно замолчал, и Милена поняла, какое слово он не может выговорить. Если сказать "велел" — значит, приказ всё же был, а если не сказать, то, как сформулировать послание? Порученец колебался недолго:

— Дословно было сказано следующее: " можешь сказать, что теперь она получит своего дракона". В данном случае предполагалось, что у меня остаётся право выбора, но прямых обязательств на меня наложено не было. Смысл фразы не понятен, возможно, я что-то упустил или прослушал, — он разнервничался, показав, что считает это проступком.

— Достаточно. — Милена остановила мешающий сосредоточиться поток оправданий. Она была ошеломлена услышанным, так точно совпавшим с недавним видением-воспоминанием. Отец говорил "привезти дракона" в том случае, когда хотел сообщить о подарке, или о завершении очень удачного дела. Но, в любом случае, это никогда не предназначалось для посторонних ушей. "Он знал, что я буду волноваться, но напрямую успокоить меня не мог, — размышляла она, пытаясь постигнуть логику отца, — поэтому, он нашел исполнительного служаку, которому, как бы невзначай, скормил ничего не значащую фразу, будучи уверенным, что тот запомнит всё до единого слова".

Послание, хоть и переданное таким необычным образом, разрушило все чёрные цепи страха, которыми опутала свой разум Милена. Совершенно забыв про младшего адъютанта Кремера, она вскочила с кровати, едва не угодив в оставленное Сабиной ведро. Служанки, похоже, далеко не отлучались, поэтому вошли сразу, едва она позвонила в колокольчик.

— Переодеваться! И, на этот раз подыщите что-нибудь посвободнее! — Приказала она, небрежно дёрнув за шнуровку корсета. Глаза у Сабины округлились, она часто-часто заморгала, но не двинулась с места. Более смелая Бригита сделала книксен и осведомилась:

— Вы изволите одеваться при нём?

Милена только сейчас вспомнила о порученце, но настроение, поднятое хорошими вестями, располагало немного пошалить. Не глядя на Кремера, она с серьёзным видом сообщила прислуге:

— Да! С сегодняшнего дня младший адъютант инспектирует степень натяжения шнуровки на платьях всех благородных дам, — заметив изменившееся выражение лица Сабины, из вредности, добавила, — и их служанок.

Бригита, покосившись на абсолютно невозмутимого офицера, еле уловимо пожала плечами и, кивком указав напарнице, с какой стороны ей следует зайти, взялась за шнуровку платья госпожи. Роль нужно было отыгрывать до конца. Слегка повернув голову к порученцу, Милена небрежно сказала:

— Благодарю за службу, вы свободны.

Дождавшись, когда он сообщит, что по-прежнему верен присяге, она, борясь со смехом, добавила:

— К новым обязанностям приступите после отдельного распоряжения.

— Осмелюсь напомнить о необходимости пригласить на завтрак несколько благородных дам.

— Ах, да... Совсем забыла. Ответ необходимо дать сейчас? Да подождите вы, — отмахнулась она от служанок, действительно принявшихся снимать с неё платье.

— Так точно. — Ответил порученец.

Милена задумалась. Разумеется, ни Кирсу, ни сестру повара Джакоба внести в список приглашённых никто не позволит. Большинство здешних благородных дам представляло собой

любительниц перемывать кости друг другу, разделённых на несколько враждующих лагерей,

состав которых менялся, чуть ли не ежедневно, в зависимости от настроений возглавлявших их особ, числившихся главными сплетницами Кифернвальда. Нечего было и думать о том, чтобы свести вместе кого-либо из враждующих сторон. Откровенно говоря, Милена не особенно представляла, кто с кем приятельствует или ссорится на данный момент, так как сама, по примеру покойной матери, всегда держалась в стороне от подобных кланов. Необходимость принять быстрое решение в такой непростой ситуации угнетала, развеивая, едва установившееся хорошее настроение.

— Кого бы вы могли мне посоветовать? — Обратилась она к офицеру, решив, что искать выход из создавшегося положения должен тот, кто заставляет делать сложный выбор.

К её удивлению, Кремер, ничуть не смутившись, с ходу назвал два имени, и Милена вынуждена была признать, что эти дамы в реестр закоренелых сплетниц не входят и не чураются общества друг друга. Более того, они были из числа немногих, кого неплохо знающая человеческую натуру Кирса считала приличными людьми. Вспомнив характеристики, которые она давала обитательницам городка, Милена сама без труда смогла назвать ещё одно имя.

Колокол зазвонил, собирая прихожан на утреннее богослужение. Милена поторопила служанок с выбором одежды. Те вернулись в сопровождении портнихи и с целым ворохом платьев, отличавшихся цветом, фасоном, материалом, и каждое из них имело утягивающую шнуровку. Портниха, видя неудовольствие госпожи, деликатно намекнула, что ношение одежды свободного покроя незамужней девушкой благородного происхождения способно вызвать двусмысленные разговоры в обществе и повредить репутации, но можно выбрать платье с минимальным количеством вставок в корсете, ибо юной госпоже совсем не требуется моделирование фигуры. На том и сошлись. Выбранное платье было нежно-зелёным с красными вставками — геральдическими цветами барона Трогота.

Милена не особо жаловала церковные службы. Отчасти из-за впечатления, которое на неё производил преподобный отец Иаков, отчасти... Хотя, нет, именно эта причина была на первом месте, как бы она ни старалась отгонять от себя эту мысль. Смерть матери перевернула её веру в могущество высших сил. Декаду провела Милена в соборе, перед алтарём Двуединого, читая наспех сочинённые молитвы о том, чтобы мечущаяся в лихорадке мама выздоровела. Она молилась и Великой Матери и Несотворённому Отцу в отдельности, принесла в качестве пожертвования всё, чем можно было бы одарить милосердных богов. И роковое известие она получила в соборе, где продолжала взывать к высшим силам, до последнего надеясь, что будет услышана. Но, мама покинула этот мир, а вместе с ней Милена утратила веру.

В Соборе Всех Верных наставляли на путь истинный солдат местного гарнизона и новобранцев из учебной роты, расквартированной за пределами крепости. Вояки никогда не были ни особенно ревностными верующими, ни особо щедрыми жертвователями, поэтому наиболее проникновенные проповеди преподобный отец Иаков приберегал для гражданского населения, состоявшего из семей офицеров, небольшого числа мастеровых, прислуги и заезжих торговцев. Дар красноречия прорезывался у преподобного в момент открывания крышки ящичка для сбора пожертвований, который носила по рядам какая-нибудь миловидная девчушка в костюме ангела. Под звон сыпавшегося серебра, отец Иаков проникновенно взывал к чувствам верующих, предавал анафеме нечестивых горцев, называя их служителями сатаны, доставалось и самому врагу рода человеческого, равно как и всем демонам и прочим бесовским тварям. Всем же истинно верующим обещалась милость Великой Матери и содействие Несотворённого Отца в жизни мирской и деле ратном. Почти у каждой из прихожанок был повод беспокоиться за мужа, сына или брата, нёсущих службу на границе Союза Верных. Женщины слушали священника, плакали, кидали монетки в ненасытное чрево ящика, надеясь, что высшие силы отведут беду от их близких. Бывало, что по пути из таверны забредал какой-нибудь отставной военный, доживающий свой век при гарнизонном госпитале, да и то, с целью подремать немного на дальних рядах, пока из головы немного выветрится хмель, и можно будет, не особо спотыкаясь, добраться до своей койки. От ветеранов священник никогда не получил ни одной монеты, но умудрялся извлекать выгоду от одного их присутствия, приводя в пример остальным, как "верных заветам Двуединого, выживших в кровавой схватке со злом, только благодаря заступничеству милостивых богов". Однажды, невесть как попавший в собор чиновник из столицы Восточного герцогства, назвал отца Иакова "демагогом". Милена никогда не слышала такого странного выражения, долго боролась с искушением спросить у кого-нибудь из взрослых, но поразмыслив, пришла к выводу, что это понятие заменяет образованным людям слово "пустобрёх", которым преподобного называла никогда не посещавшая богослужения Кирса.

Милена вошла в распахнутые двери с последним ударом колокола. Сегодня ей не удастся отсидеться на любимом местечке — за колонной в предпоследнем ряду — придётся сесть впереди всех и ответить на ритуальный вопрос священника: "Все ли верные собрались в доме божием?" Несмотря на количество людей, присутствующих в соборе, надлежало ответить: "Все, кто верен". К утренней службе никогда не собиралось большого числа прихожан. Женщины были заняты хозяйством, из прислуги никто раньше полудня свободного времени не имел, а ветераны, в столь ранний час, даже в таверне не появлялись. Вот и сегодня, двигаясь по центральному проходу в сторону алтаря, Милена смогла насчитать всего восемь человек.

Меж тем восходящее солнце уже заглянуло внутрь здания через огромный круглый витраж, с изображением Несотворённого Отца, на восточной стене. Озарённые ярким светом распахнутые руки божества, казалось, устремились вперёд, обнимая собравшихся в соборе людей. Светлый лик засиял неземной красотой, устремив взор свой на противоположную стену, где лучей заходящего солнца дожидался витраж с Великой Матерью. Глаза всех присутствующих были обращены на восток, наблюдая, как Несотворённый Отец, вместе с солнцем стремится запечатлеть поцелуй на устах своей божественной супруги.

Отец Иаков представлял собой довольно комичное зрелище — вытянув худую шею и нахмурив кустистые брови, он напряжённо всматривался вдаль, словно жаждал увидеть нечто новое в ежедневно повторяющемся действе. В момент кульминации он задержал дыхание, о чём моментально известили — перестав шевелиться — растущие из ноздрей волосы, после шумно выдохнул, смиренно склонил голову и упёрся взглядом в Милену, сидевшую в первом ряду, напротив алтаря. Несколько мгновений преподобный подслеповато щурился, быстро стрельнул глазами вправо, затем влево и, не заметив больше никого из наделённых властью, приблизился к девушке. Та, хоть и смотрела в сторону священника, но мысленно репетировала свой ответ на ритуальный вопрос, опасаясь подвести доверившего ей это дело отца. Она напряжённо ждала. Пауза затягивалась. Вся, обратившись в слух, чтобы ненароком не пропустить вопрос, она услышала, даже, как на последних рядах забулькала жидкость, переливающаяся из фляжки в чьё-то горло.

Поймав пристальный взгляд священника, Милена тут же лишилась всей своей сосредоточенности и, ясно осознавая нелепость ситуации, неуверенно пробормотала:

— Меня послали сказать... Верные собрались...

Отец Иаков посмотрел в сторону дверей и осведомился:

— Господин барон не удостоит нас своим присутствием?

— Отец отбыл рано утром, прислал порученца с указаниями, — начала было рассказывать она, но быстро поняла, что детали преподобного не заинтересовали. Кадык на тощей шее дёрнулся вверх-вниз, глаза сузились и уставились в одну точку. Трудно было ожидать, что известие об отъезде сеньора Трогота может вызвать такой эффект. Внезапно преподобный вышел из ступора, схватил девушку за руку и прошептал:

— Скажи мне, собирался ли он вернуться сегодня?

Милена несколько раз мелко кивнула, ошеломлённая таким поведением священника. Тут Отец Иаков и вовсе сделал совсем не свойственную ему вещь — растянул губы в некое подобие улыбки. Отступив на шаг назад, он воздел обе руки и провозгласил:

— Мир вам, верные завету Двуединого!

Это означало, что служба закончилась. Возможно, кто-то из прихожан и удивился такому повороту событий, но вида не подал. Две женщины задержались возле алтаря, с явным намерением пообщаться со священником, остальные же двинулись к выходу. Милена присоединилась к ним, справедливо рассудив, что поручение отца, так или иначе, выполнено, а больше ей здесь делать нечего. Уже в дверях она заметила отсутствие на поясе кошелька для раздачи милостыни, запоздало вспомнив, что перебирая наряды, совсем о нём забыла. Размышляя о том, кем прослыть лучше — растяпой или жестокосердной гордячкой — Милена вышла из собора, но не увидела никого из нищих на обычных местах.

"Едва ли они догадывались о намерениях преподобного провести столь короткую службу, и, наверняка, околачиваются возле таверны", — подумала она, торопливо пересекая площадь.

— Постойте, юная леди, мне вас не догнать! — Раздалось у неё за спиной.

Это оказался лекарь Питер, с трудом поспевавший за девушкой на своих коротких ногах. Любовь к тёмным сортам пива, способствовала приобретению фигурой лекаря избыточной дородности. Что и говорить — скороход из Питера был никакой.

— Как ваше здоровье, добрая госпожа? — С одышкой проговорил лекарь, держась за левый бок. — До меня дошли слухи...

"Уже разнесли по округе", — с неудовольствием подумала Милена, а вслух сказала:

— Не извольте беспокоиться, со мной всё в порядке.