Полудемон. Король. Алекс. Обновление

Иннис повинуется.

Марта достает откуда-то черную ленту, туго связывает их руки.

— Пока сердце бьется — ты жива. Вы еще сможете выйти на свет. Как только замрет... все. Поняла?

— У меня будет много времени?

— Нет. Но ты его обязательно должна найти.

— А если...

— Если для тебя нет. Говорят, что истинно любящие едины по обе стороны грани. Так что ты окажешься рядом с ним, а там уж... ему будет больно, тошно — или это будет вообще не он, я не знаю, как это происходит. Не так много свидетельств этого обряда. Бери его и тащи в тело.

Иннис кивает.

И вдруг взгляд Марты, только что жесткий и непреклонный, смягчается. В глазах загораются огоньки.

— Сделай это, девочка. Ты сможешь.

Иннис кивает в ответ.

— Я справлюсь. Пусть и не надеется удрать, не отдав супружеский долг.

Марта чуть подталкивает девушку и та ложится на плиту рядом с Алексом.

Марта достает нож, чуть касается губами. А потом решительно надрезает свое запястье.

— Кровью от имеющего силу, кровью от идущего, — лезвие решительно проходится по запястью Иннис — и кровь начинает сбегать по ленте, образуя алую лужицу на белом камне, — Кровью утратившего путь и связь... — запястье Алекса вскрывается некроманткой так же спокойно и решительно... — Я открываю дорогу!

В голове у Иннис начинает шуметь. Черная змея взвивается на дыбы, заслоняет весь мир — и она летит в темноту под торжествующий голос Марты.

— В обмен на мою плату — да исполнится просимое!

Иннис не видит, как некромантка всаживает кинжал себе прямо в сердце — и оседает на пол у них в ногах. Она уже ничего не видит, потому что вокруг нее сомкнулось нечто, вроде жидкого стекла. Или просто очень ледяной воды?

Грань.

* * *

Что такое грань между миром живых и мертвых?

Это серый туман.

Липкий, скользкий, затейливый, хватающий тебя за руки и за ноги, путающий дорогу.

А еще это холод.

Пронизывающий до костей, жестокий, безжалостный... там всегда холодно.

Оттуда уже ушла жизнь, туда еще не пришла смерть, это промежуток между.

Вот там и оказывается Иннис.

Ей страшно, больно, холодно, но на все это просто нет времени. Потому что рядом неровными толчками бьется чье-то сердце. Глухо, неровно... вот это Иннис и осознает прежде всего.

Я могу найти его — пока сердце бьется.

— Алекс!!!

Крик тонет в густом тумане — и Иннис бросается вперед, просто потому, что вперед ли, назад — тут значения не имеет.

— АЛЕКС!!!

Туман хлещет по лицу, старается запутать, сбить с пути, беззвучно приказывает повернуть назад — Иннис это безразлично.

Вперед и только вперед! И никак иначе!

И когда впереди что-то вспыхивает — Иннис не верит своим глазам.

Алекс сидит посреди этой серой хмари такой же, как тогда, в пентаграмме. Хвост, клыки, когти, голубые глаза смотрят спокойно и равнодушно, словно бы сквозь нее. И она хватает его за руку.

— Алекс! Пойдем?

Рука выскальзывает из ее пальцев.

— Зачем?

Голос равнодушен и холоден, словно для говорящего что она, что придорожная пыль — все едино.

Иннис даже чуть отшатывается назад. Но потом подается вперед с новой силой.

— Ты нужен дома! Ты нужен мне, Марте, королевству! У тебя сын!

Она говорит правильные слова, но и сама понимает — все это совсем не то. Здесь это не имеет никакого значения.

Пустота.

Пыль.

— Мне это безразлично.

— Алекс!!!

— Я там никому не нужен.

— Ты нужен нас всем! Прошу тебя...

Сердце бьется все реже. И Иннис вдруг пронзает страшная мысль.

А если это не Алекс? Здесь же все не такое...

Единственный способ проверить, пусть дурацкий, но это лучше, чем ничего!

— Как меня зовут!? Кто я для тебя?! Поцелуй меня — и скажи об этом! И я оставлю тебя тут!

Иннис едва не бросается на шею к Алексу. Но мужчина отшатывается, лицо его искажает страх — и вот теперь девушка понимает — обманка!

И ее гнев выплескивается наружу яростным ветром.

Туман отшатывается, словно в испуге, демон тает в нем, как мороженое в жаркий день, но Иннис даже не успевает удивиться. Она знает, что часы отсчитывают последние секунды.

— Алекс!!!

В этот крик она вкладывает все.

Пусть я умру здесь!

Но без тебя я не уйду!

Я не уйду одна! Услышь меня, любимый!!!

И словно отклик издали.

— Иннис!?

Девушка бросается на голос, рвется сквозь туман с такой силой, что серые струи расступаются в стороны. А сердце уже почти затухло, уже почти замерло...

И когда на ее запястье смыкаются сильные пальцы, она может выдохнуть только одно слово.

— Любимый!

— Инни, родная моя...

Этот голос она узнает из тысячи других.

— Домой!!!

И с последним ударом затухающего сердца, серая мгла сменяется черным вихрем. Но даже это — лучше холодной липкой бездны, в которой Иннис чудится вой разочарования

Грань не хотела отпускать свою добычу.

* * *

Иннис открывает глаза.

Над ней потолок. Спина ноет — полежи-ка на алтаре, еще не то и не так заболит.

Но самое главное...

Ее рука по-прежнему крепко связана с рукой мужа — и та живая, теплая, чуть подрагивающая... девушка медленно поворачивает голову.

— Алекс?

— Инни...

Голубые глаза глядят с такой любовью...

— Родная моя...

Поцелуй вышел долгим и крепким, невзирая на клыки. И может, и перешел бы во что-то иное, но...

— Марта?!

Лента разлезается под когтями полудемона, а супруги скатываются с алтаря на пол.

Марта лежит там же, где и стояла.

В груди торчит ритуальный кинжал, лицо спокойное и умиротворенное.

Она знала, на что идет. И знала, что ее сын жив. Остальное было уже неважно.

Алекс опускается на колени рядом с телом, касается кинжала.

— Мама... мамочка...

И Иннис окончательно уверяется — она вытащила того, кого надо. Она опускается рядом с ним, вытирает слезинку.

Марта, почему ты не сказала?

Голос слышится, словно в ответ на ее слова.

* * *

То, что было после удара, я помню плохо.

Помню серое марево, в котором блуждал, не видя ни начала, ни конца.

Помню голос Иннис, на который пошел, продолжая на что-то надеяться.

И помню, как Иннис вцепилась в меня.

А потом — алтарь. И тело Марты.

Моей нянюшки.

Моей второй матери, что уж там...

В груди что-то жжет и давит так, что нет ни сил, ни возможности дышать.

Больно, тошно, тоскливо...

— Мама, мамочка...

Марта лежит в моих руках.

Спокойная, умиротворенная, в смерти она улыбается такой хорошей доброй улыбкой. И когда звучит ее голос, я вздрагиваю, едва не уронив на пол тело.

— Все хорошо, сынок. Теперь все хорошо.

— Мама?!

Я оглядываюсь по сторонам, но голос ее звучит изо рта змеи.

— Не ищи меня, сынок. Меня здесь уже нет. Я ушла. А это — это просто голос. Просто память. Если я все сделала правильно, и ты вернешься в свое тело — ты услышишь мои слова. Хотя — почему если? Я верю в тебя. И верю в Иннис. Эта девочка тебя любит. Именно поэтому, пока над тобой колдовал маг жизни, я поспешила сюда.

Мне надо было сделать так много!

Вложить в уста змеи мои слова, подготовить место для ритуала... я справилась. Не вини себя — нет такой жертвы, на которую я не пошла бы ради тебя. Когда-то мы мечтали вместе с Мишель. Мы знали, что рожать будет она, а воспитывать — я. Что у нашего сына будет две мамы.

Так все и вышло.

А теперь будь счастлив за нас обеих.

Я знала, что за заклинание применили против тебя. Оно вырывало душу из тела. И я могла сама пройти за грань, но тогда умерла бы Иннис, потому что ты любишь ее. Или я могла провести ее, расплатившись своей жизнью. Так правильно. Кого-то Грань отпускает, но плату берет равноценную. Жизнью. Я этот счет оплатила и закрыла. Живи, сынок — и будь счастлив. И выполни, пожалуйста, мою последнюю просьбу. Я хочу лежать рядом с Мишель. Кажется все...

Голос меняется. В нем появляется легкая ирония, так неуместная в устах пресмыкающегося.

— Знаешь, сказать надо так много, а времени и сил так мало... Но я обойдусь. Я умею ждать. Я люблю тебя, малыш. До нескорого свидания.

Голос затихает. И только когда Иннис осторожно вытирает мне щеки, я понимаю, что плачу, плачу навзрыд, словно сопливый мальчишка.

Я знаю, что надо положить тело Марты на алтарь и идти наверх, что пора показать народу короля, но у меня просто нет ни на что сил. Мне больно и тошно.

Рядом плачет жена, обвивается вокруг ног змея, а я все думаю о странной и жестокой игре судьбы.

Жили-были две девочки.

Обе оказались магами, обе оказались в тюрьме, обеих пытали, от обеих отказались близкие... и что же?

Они озлились на весь мир?

Они решили отомстить?

Они стали убивать?

Опять нет.

Одна из них отдала свою жизнь, чтобы я мог родиться. Мстила ли она, или просто знала наперед, что ждет Раденор с таким королем, как Рудольф? Не знаю.

Вторая отдала свою жизнь, чтобы я смог вернуться и жить дальше.

Когда-то в детстве, я думал, что у меня нет матери. А оказалось, что у меня их две. И понял я это в тот день, когда лишился обеих.

И плохо утешает тот факт, что Марта знала о моей любви. Нам всегда кажется, что мы недолюбили, недоговорили, недодали понимания и участия — и почему ты осознаем это, только когда их нет рядом? Почему!?

В сердце словно что-то надрывается.

Серое безразличие? Холод?

Это уже не для меня. Это осталось там, на Грани. Мишель родила меня полудемоном. Марта сделала меня человеком. А я и не видел...

Больно, так больно...

Обещаю, больше я таких ошибок не совершу.

Не стану недооценивать врага, постараюсь проводить побольше времени с детьми и женой...

Это потом, когда мы поднимемся наверх. А пока я просто стою на коленях и плачу. И если мне кто-то скажет, что это недостойно мужчины — я его даже не убью. Мне просто слишком больно сейчас.

Рядом так же тихо плачет Иннис...

* * *

Мы с ней хороним Марту на кладбище Торрина.

Там, под белой плитой лежит Мишель. Там же, рядом с ней, бок о бок, положат и плиту черную.

И напишут — Марта Фейль.

Пройдут века, надпись сотрется, сотрется и память. А плиты останутся. И никто не разлучит двух сестренок. Она заслужили свой покой.

Рик и Анри плачут, не скрывая слез, тетя Мира вообще слегла, Рене и Карли расстроены, маленький Рик неспокоен на руках у Иннис.

— что дальше? — спрашивает Анри, когда на могилу падает последняя лопата земли.

Я пожимаю плечами.

— Дальше то, за что было уплачено. Жить. Рожать детей, воспитывать их, править королевством...

— Любить и радоваться жизни.

Иннис тихо подходит и становится рядом.

— Да, и это тоже, — я привлекаю ее за плечи к себе.

— А сын?

— Пусть побудет здесь — до года. Потом я заберу его во дворец. Придумаю как.

Иннис согласно кивает.

— Девочки пусть тоже собираются. Пора их выводить в свет, искать женихов... жизнь продолжается! А смерть... некроманты мы — или нет? Когда-нибудь мы с Мартой обязательно увидимся.

Я подхожу к могиле, опускаюсь на колени — напоследок.

— До свидания, мама...

И вспышкой — сквозь миры и пространство! До боли в полуослепших глазах, до искр, до шока...

Больше всего это похоже на поляну.

Большую, зеленую, поросшую мягкой травой, в которой виднеются головки ромашек. И две девушки на ней.

Одна — невысокая, светленькая, смеясь, плетет венок, вторая, с длинными черными косами подает ей цветы. И вскоре венок оказывается у нее на голове.

— Так-то лучше...

Сияние солнца, смех, кусочек покоя... и когда вторая девушка на миг оборачивается — я вижу лицо Марты. И озарением узнаю в светловолосой — Мишель?!

На портрете она совсем иная. А здесь — счастливая.

Правда ли это?

Или нет?

Оглядываюсь.

Меня вежливо оставили одного на кладбище. Но сейчас мне уже спокойнее.

Они — там, далеко. И они счастливы, я знаю. А будем ли там и мы с Иннис?

Если окажемся достойными.

Что ж, я постараюсь.

Эпилог

— Мама, а что было потом? — маленькая девочка требовательно смотрит на женщину, которая рассказывает ей сказку.

— А потом они жили долго и счастливо. Заговорщиков уничтожили, чтобы такое больше не повторялось. И его величество стал править долго и счастливо.

— Вместе с женой?

— Конечно. Нельзя ведь оставлять тех, кого любишь. С ними надо быть рядом.

— А некромантов по-прежнему ненавидели? — вторая девочка думает не о любви, а о чем-то еще.

Близнецы, а такие разные? День и ночь.

— Король сказал, что случившееся с ним — из-за проклятия. Если его народ не хочет, чтобы ими правил такой короля — он поймет. И когда его сын вырастет, уступит престол ему.

— И уступил?

— Народ не согласился. Все решили, что это очень романтично — пожертвовать собой и троном ради любви. Так что никто его не отпусттил. Ни в какое изгнание.

— А у короля с королевой потом были дети?

На этом месте я решаю вмешаться.

— А спать тут никто не собирается?

Лучше бы и не вмешивался. От визга хочется зажать уши.

— Папа!!!

— Папочка!!!

И на шее у меня повисают два мелких визжащих комочка.

Мои дочери.

Марта и Мишель.

Крепко обнимаю их и подмигиваю супруге.

Мы с Иннис женаты уже больше десяти лет, а ничего не изменилось. Был бы я верующим — каждый день в Храм бы бегал, благодарил за милость. За каждую из проведенных вместе минут.

Зато многое поменялось в наших странах.

Забавно, но Раденор и Риолон сильно сплотило то приснопамятное покушение. Раденорцы оценили жертву ради любимой женщины, а риолонцы разозлились. Как так? Покушение на королеву-риолонку?! И король закрыл ее собой?

Может, не такая уж он и сволочь?

Вообще-то именно такая. Но кого интересует мнения чиновников. Не давай им воровать — и точно будешь сволочью. А там и покушения, и чего только не было...

Пытались убить и меня, и Иннис, и Рика — что ж. Это жизнь. А легкой и спокойной ее сделать никто не обещал.

Пока у нас с Инни было две девочки — обе черноволосые, голубоглазые, похожие и на меня, и на мать одновременно. Рик, кстати, их не ревновал. Скорее, обожал. Две юные демоницы это чувствовали и вили из него веревки.

Какая там ревность?

Иннис относилась к мальчику, как к сыну, а он вполне искренне называл ее мамой. Другой-то он и не знал. Хотя о еще одном ребенке мы задумывались. Должен же кто-то наследовать Андаго? А то Тиданн никакого покоя не даст. Ни здесь, ни за гранью.

— Вы спать собираетесь?

Укладываю демонят в кровать. Да, в такие моменты и сожалеешь о демонской крови в себе. Вот были бы тихие, скромные, послушные дочки, глаз от земли не поднимающие... ужас какой!

А ведь их еще замуж выдавать... и за кого? Теваррцы заранее шарахаются, наши придворные... я бы тоже не сказал, что все довольны и счастливы.. потому как кровь не замкнешь. А демонскую — особенно. Чего уж там, если одна из девочек некромантка от рождения, вторая — воздушница, а у сына дары и оогня, и некромантии, как и у отца?