За наших воюют не только люди

Лейтенант напрягся и с надеждой спросил:

-Товарищ полковник, а моему рапорту ход дадите? Я ведь еще месяц назад на фронт просился? Как раз с маршевой ротой и отправлюсь.

Полковник, до этого момента, разговаривающий тоном учителя побагровел

-Блядь! заебали вы меня своими рапортами! Все пишут и пишут, бумагомараки херовы. А кто будет здесь служить, Пушкин? Думаешь, мне здесь нравится, я может быть еще больше тебя на фронт хочу, так, что выкинул я на х..й твой рапорт, не ссы, время придет еще навоюешься.

Лейтенант молча слушал излияния командира части и думал:

-Конечно, знаю чего ты распизделся, вчера писарь шепнул, что тебя самого генерал на х. й послал вместе с рапортом. Черт, не вовремя я тоже влез, надо было попозже напомнить.

-Ладно, — сказал успокаивающийся командир, — пройди в роту посмотри, чем у тебя бойцы заняты, поговори, беседу проведи, информацию с фронта расскажи.

Лейтенант повернулся и вышел из кабинета.

Полковник между тем с любопытством оглядывал красноармейца.

-В классическую бы борьбу ему пойти,— подумал он,— цены бы там ему не было.

-Игорь,— неожиданно обратился он к спокойно сидящему красноармейцу, который во время бурной реакции полковника на напоминание лейтенанта, даже не сменил позы и безразлично смотрел на боевой листок, прикрепленный на стене у дверей,— скажи, ты действительно вылечил мозоли у бойца, или это все байки ваши?

-Почему же, действительно убрал я его мозоли, а то он все отделение тормозил.

Полковник глубоко вздохнул и спросил:

-А можешь ты геморрой вылечить?

В серых равнодушных глазах появилась искра интереса.

-Товарищ полковник, а что такое геморрой? Я этой болезни не знаю.

Полковник вновь вздохнул,— Игорь, можешь назвать меня Александр Николаевич, а геморрой ну, это короче когда задница болит и из нее кровь временами идет.

В глазах красноармейца зажглось понимание,— слыхал я про такую болезнь, у людей она часто бывает.

Александр Николаевич с удивлением посмотрел на бойца,— а ты, кто не человек, что ли?

Ивашов смотрел на него своим загадочным взглядом, и полковник почувствовал, как у него по спине поползли мурашки.

Но они вдруг исчезли, когда огромные ладони Ивашова легли ему на колени. Это продолжалось всего несколько секунд.

Когда злой лейтенант, нанюхавшийся до одурения портяночной вони, зашел в канцелярию, Ивашов по-прежнему сидел около стола. А полковник с интересом, стоя у стены, разглядывал боевой листок.

-Лейтенант, а кто это у тебя за талант появился, ты посмотри, как фрицев обрисовал.

— Из новобранцев товарищ полковник, москвич, художником оформителем работал, это ему говорят мозоли, Ивашов убрал, так ведь было дело? — повернулся он к красноармейцу?

Тот ничего не успел ответить, как полковник зло бросил,— лейтенант, перестань дурью маяться, что доктора себе нашел? Игорь, дуй в расположение и не отсвечивай. И чтобы я этих дурацких разговоров про мозоли больше не слышал.

А вот паренька художника с маршрутного листа вычеркни. Такие кадры нам самим нужны, чтобы завтра он уже был переведен в штаб, будет теперь, кому боевые листки оформлять, да и другую наглядную агитацию.

Полковник бодро вышел из дверей казармы и, посвистывая, пошел в сторону офицерского общежития.

Лейтенант с удивлением глядел вслед исчезающему в темноте силуэту, светомаскировка соблюдалась строжайшим образом, и ни единого лучика света не пробивалось сквозь занавешенные окна.

-Хм, что это с нашим полканом стало, старик ведь уже, сорок один год исполнился, а вон, побежал, как молодой, — оценил он прыть командира.

На следующий день, после построения, когда два сержанта уже собирались развести взвода на учебу, к лейтенанту торопливо подошел начальник ремонтных мастерских, капитан Терехов. Капитан был очень интересной личностью, начало его службы терялось где-то в дореволюционном прошлом, где он был то ли водителем, то ли пилотом, точно никто не знал, но все его командиры, сменявшие друг друга в этой части в течение прошедших лет были уверены в одном, что без Терехова они не обойдутся, ведь механиком и слесарем он был великолепным и мог оживить почти всю чего касалась его рука. Поэтому Илларион Илларионович, без особых проблем, дослужился до этих времен, ни одна кампания по чистке рядов Красной армии его не коснулась. За годы службы в званиях он повышался редко и пребывал в своем последнем звании уже почти тринадцать лет, но о том, чтобы его отправить на гражданку за выслугой лет и преклонном возрасте, речи никто не заводил.

Терехов с озабоченным видом что-то внушал командиру роты, тот слушал его с большим скепсисом. Но в итоге он снова вышел перед строем недавних гражданских, а сейчас чуть-чуть похожих на военных, мужчин.

-Товарищи бойцы, — начал он с безнадегой в голосе, — есть ли среди вас слесаря, которые могут поработать на ремонте оружия, те, кто считает, что справится, два шага вперед из строя.

Строй безмолвствовал, в основном в нем сегодня стояли сельские ребята с северо-запада России, которые чаще держали в руках косы, да лопаты, чем напильники и пилы по металлу, да и на еще достаточно редких тракторах, посидеть довелось далеко не каждому.

Два командира обводили строй глазами и их взгляды скрестились на самой последней в этом строю фигуре красноармейца, который сейчас один стоял на два шага впереди всех.

-Ивашов, — с удивлением воскликнул лейтенант,— ты же вроде в глухой деревне жил, — что ты про ремонт оружия можешь знать?

Но Терехов успокаивающе положил ему руку на плечо.

-Не время сейчас Володя, выяснять, что да, как. Раз парень говорит, значит хоть, что-то умеет, пусть работает, мне только взгляд кинуть на его работу и все пойму.

-Ну что боец, — обратился он к недвижимому Ивашову, — пошли, но смотри, если спиздел, плакать будешь горючими слезами.

Пока они шли до мастерских находящихся не очень далеко от казарм, капитан забросал своего спутника десятком вопросов, но, получая скупые односложные ответы, растерял все свое красноречие, и когда они вошли в старое одноэтажное кирпичное здание до революции бывшее спичечной фабрикой, находился в прескверном расположении духа, поэтому для начала отматерил, всех своих подчиненных в количестве двух человек.

Те уныло копались в груде ржавого железа, выискивая что-нибудь сохранное.

И тут его взгляд упал на Ивашова, тот как раз подошел к верстаку, и, взяв в руки напильник, провел им по детали, зажатой в тисках. Для старого механика сразу стало все ясно, перед ним мастер, для которого работа с металлом привычное дело, да еще, похоже, и любимое, если учесть, какие взгляды он кидал на пару убогих станков, стоявших в цеху.

Ну, что думаешь про этот пулемет, — сказал он молодому красноармейцу, подведя его к Максиму, из которого, наверно, еще Анка-пулеметчица стреляла по белым.

До этого капитан не видел Ивашова, и поэтому до него не доходило, что тот находится в крайнем волнении, и его обычное безразличие полностью исчезло. Он суетливо осмотрел пулемет, быстро разобрал его, аккуратно простукивая молотком приржавевшие части.

Затем он начал разглядывать все по отдельности, а некоторые детали даже лизнул.

-Я понял! Понял, как это работает!— возбужденно сообщил он капитану, — оказывается все так просто.

-Хе-хе, — крякнул довольный Терехов,— ну раз понял, давай работай, так, где ты говоришь, с железом дело имел?

— Товарищ капитан, мой отец кузнецом был, и дед кузнецом, и прадед тоже.

-Да, вот такие дела, значит,— пробормотал Терехов,— а я тут байку про знахаря слыхал. Ну, хватит болтать, давайте за дело, у тебя на сегодня командир ефрейтор Горелов, он наш водитель и, кроме того, до армии работал на оружейном заводе, видишь, от брони человек отказался, чтобы на фронт попасть, а получилось, что теперь тут хламье разбирает.

Было видно, что Ивашов находится в большом раздумье, хочет спросить и не решается.

-Ну, давай, давай, телись, спроси, чего хочешь, — добродушно сказал Терехов довольный, что заимел еще одного работника.

-товарищ капитан, а почему он от брони отказался, на фронте она бы еще как пригодилась,— выдал Игорь.

Капитан и оба красноармейца схватились за животы.

-Ну, ты деревня, — задыхаясь от смеха, выдал Горелов, — это же не настоящая броня, это просто бумага, что меня нельзя в армию призвать, ха-ха-ха, ой уморил, может, ты специально пошутил?

Но Ивашов глядел так серьезно, что смех вояк скоро закончился.

-Ладно, посмеялись, и хватит,— приказал Терехов,— твое дело Ивашов— разборка, всего, что тебе Горелов отыщет, разбирать и в ту бочку с керосином, а потом чистить, блистить, и до ума доводить, но тебе это пока не грозит. Так я ушел, и смотрите мне, к обеду приду, проверю.

В начале, Сашка Горелов, увидев вошедшего квадратного парня, решил про себя,

— Пацан от занятий решил откосить, неохота по снегу с винтовкой бегать. А так, как такого опыта, как у Терехова у него не было, то и навыков Ивашова сразу оценить он не мог. Но когда к обеду, на верстаках выросла груда, вычищенных блестящих прибамбасов, он не поверил своим глазам. Он с удивлением глядел, как моментально разваливается на части все, что попадает в клешни Игоря, маленькая отвертка в его руках была почти не видна, но он, тем не менее, вполне успешно орудовал ей.

— Горелов шепнул напарнику,— Ашот ты когда-нибудь такое чудо видел?

Тот помотал головой и также тихо спросил,— слюшай, как у нэго палучается, инструмэнт в таких руках держат?

-Понятия не имею — ответил его собеседник.

Ашот подошел к не разгибающему головы Ивашову.

— Паслушай друг, вот мой дед багатыром был, он мог мэдный пятак в трубку скатать, мне кажэтца, что ты тоже можешь этот подвиг павтарыть.

Ивашов поднял потное грязное лицо,— а что такое мэдный пятак, — без улыбки спросил он.

На этот раз парни не смеялись.

Слушай Игорюха за дураков нас не держи, все ты знаешь. Деньги это медные, объясняем для тупых.

Игорь протянул руку,

-давайте вашу деньгу.

Сашка засуетился,

-этот пятак еще найти надо, где-то на верстаке один завалялся.

После чего начал раскидывать инструмент лежащий на отдельном верстаке. Он все же нашел грязный зазеленевший пятак под стеклянной бутылкой с паяльной кислотой.

Ивашов взял монету и долго разглядывал ее со всех сторон, под недоумевающие взгляды товарищей, затем взял ее между указательным и большим пальцем правой руки и легко скрутил в трубку.

Ашот вскочил и, попросив у Игоря изуродованную монету, начал ее разглядывать со всех сторон.

-Ну, ты и силен!— наконец пришел в себя Горелов, слышал, конечно, о таком, но видеть, никогда не видел.

-Ашот,— обратился он к приятелю,— а твой дед так пятак скручивал?

-Нэт, -признался тот,— дэдушка мог только согнуть пополам, и все.

Сашка засмеялся, — видишь, какие у нас в Вологде богатыри, сильнее ваших. Ну, ладно,— засуетился он,— обед уже скоро, я сейчас котелки возьму и за шамовкой сбегаю.

Ашот поморщился, — Саша, ты ведь не сидэл, зачем такие плохие слова говоришь. Игорь подумает, что ты в турьме был.

Горелов махнул рукой,— да никак не могу отстать, сосед по дому у нас был, он все время так говорил, вот к языку и пристало.

Ашот повернулся к Ивашову, — вот видишь это он просто по привычке, а вообще он активный комсомолец. Ты ведь наверно тоже в комсомоле?

Игорь, который без эмоций слушал похвалы в свой адрес, с минуту явно раздумывал, а потом спросил:

-А что такое комсомол, и почему туда надо вступать? Меня в военкомате тоже спрашивали комсомолец ли я. Но там почему-то, когда я тоже спросил, что это такое, капитан начал смеяться и спрашивать из какого медвежьего угла я вылез.

Оба красноармейца посмотрели друг на друга и Горелов решительно сказал, — ну, это никуда не годится, может ты еще и читать и писать не умеешь?

-Умею,— сказал Игорь,— но только очень плохо и читаю по складам.

— по слогам,— автоматически поправил ефрейтор,— ну хоть это радует, ты в школе то учился?

-Нет, я с отцом в лесу жил, не было у нас школы, он сам меня немного учил, но мне это не нравилось. Я больше охотиться любил и в кузнице работать,— неохотно сообщил Ивашов.

-Понятно, наверно твой отец был кулацким элементом,— задумчиво протянул Горелов, от последних новостей, забывший, что собирался бежать за едой.

Ивашов в ответ сообщил:

— вот и капитан в военкомате меня все допрашивал, кто я и что, документы просил. А я тогда даже не знал, что такое документы. У меня отец умер, стало совсем скучно, и я решил пойти к людям. И тут только узнал, что война идет, и решил, что надо идти воевать. А про кулацкий элемент я ничего не знаю, сколько себя помню, мы все время в лесу жили. К нам, правда, приходили иногда люди, железо старое приносили, отец перековывал, а потом я начал ему помогать.

Ефрейтор глубокомысленно заявил:

— Теперь понятно, почему ты такой нелюдимый, привык в лесу к одиночеству. Эх, жаль, что вам на фронт вскоре, я бы тебе помог, про комсомол рассказал. А у вас в роте комсорг есть?

Ивашов пожал плечами.

— Я слышал, что кого-то выбрали комсоргом, но мне это неинтересно. Он все собирается комсомольское собрание устроить. Вроде бы на завтра хотел. Разговаривал со всеми. Ко мне тоже подходил, но мне не понравился — плохой человек, мысли у него нехорошие.

Ашот скептически хмыкнул,— как это ты узнал, что мысли у нэго нехорошия, нельзя так про людэй говорить, ты ведь эти мысли нэ читаишь.

Ивашов посмотрел на него и ничего не сказал, отчего Ашот почувствовал себя неловко, как будто он сделал большую глупость.

Они сидели и энергично уничтожали макароны по-флотски, стуча ложками по днищу котелков, когда в мастерскую зашел Терехов.

-О, так и знал, мать вашу, опять жрете, небось, пропиздели три часа, а теперь можно и поесть.

-Товарищи капитан,— воскликнул вскочивший ефрейтор, лихорадочно, стараясь прожевать твердую горбушку,— мы только, что приступили к приему пищи, а до этого работали, посмотрите, сколько сделали.

Терехов кинул скучающий взгляд в сторону, куда показал Горелов и открыл рот от удивления.

-Ни хера себе! Ну, вы парни молодцы, Я смотрю, Ивашов вам к месту пришелся. Вчера у вас такой результативности не было.

-Так точно товарищ капитан, не было,— радостно согласился Горелов.

-Товарищи красноармейцы,— бодро продолжил капитан,— объявляю вам благодарность за ударную работу, надеюсь, что до вечера вы разберетесь со всем этим хламом. Что касается тебя, Ивашов, я сегодня же подам рапорт командиру полка, чтобы он тебя перевел в мое распоряжение, такими кадрами разбрасываться не след. Усек? — Спросил капитан и, не дожидаясь ответа, покинул мастерские.

-Ну, что сынку, — с отеческими интонациями обратился Горелов к Ивашову, — не получится теперь на фронт попасть, будешь вместе с нами в мастерских работать. Вот завтра эмку полкана пригоню, будем мотор перебирать. А чего ты такой смурной, сидишь, тебе же нравится слесарная работа?