A Heart Never Forsworn. глава 6

Ее мысли кружат вокруг нее, как стервятники над добычей, пока она не погружается в забытье без сновидений.

На следующее утро они обнаруживают, что грибы не вызывают у них тошноты.

* * *

Тук-тук.

— Ореховые гроздья, пропитанные медовыми сотами.

Она поднимает следующий камешек. Бросая его, камешек почти попадает в круг, который они начертили на земле. Тук-тук.

— Яйца молочая, сваренные почти до состояния желе. Посыпанные сверху солью.

Его очередь. Камень, который он бросает, ударяется о ее лопатку, отбрасывая ее в сторону. Бряк-бряк.

— Стейк из хорхера, приготовленный на гриле с прожаркой. Лучший кусок мяса — лопатка, почти всегда хорошо прожаренная с жирком. Натертая специями, чесноком... как борода Исмира. Больше никаких разговоров.

Она невольно смеется.

— Прикольно. Я бы довольствовалась тушеным мясом почти каждый день. Свежими овощами и яйцами. Кстати, хлеб был вкусным.

Он что-то пробормотал в задумчивости.

— Это было несвежее блюдо. Я вспомнил об этом только сейчас. Я сунул его в карман перед тем, как нас настигли имперцы.

— Все было хорошо.

Они заключили что-то вроде предварительного перемирия в то утро, когда она поставила перед ним тарелку с нарезанными грибами. Почти на спор они оба откусили от похожей на пену мякоти, морщась от пресного вкуса, когда его поглощали.

И их медленные, спорадические жалобы на отвратительный вкус их завтрака вызвали новый, более мучительный разговор о еде.

— Почти, — подумала она с удивлением, когда он снова выглянул из отверстия, пытаясь разглядеть, что происходит, пока нетвердо взбирался по скалистому склону, — как будто они и в самом деле достигли согласия.

Она по-прежнему представляла себе его голову, забальзамированную в ведре. Но теперь она, по крайней мере, окажет ему любезность, подарив быструю и безболезненную смерть. Задушит проволокой или, возможно, отравит. По крайней мере, этим я буду ему обязана. Только за хлеб насущный.

— Что ты видишь?

Не утруждая себя ответом, Ульфрик наблюдал за ней еще минуту. Две минуты она собирала новые камешки, незаметно заменяя их на более зазубренные и неровные. Три минуты.

Она бросила в него камешек, который отскочил от его задницы.

— В чем дело? Снова пытаешься просунуть эту гигантскую голову гули в отверстие? Я же сказал тебе... это не получится.

— Нет, я понимаю... — Прочистив горло, так как слова, казалось, застревали у него в горле, Ульфрик внезапно закричал, и его низкий голос эхом отразился от стен пещеры.

— Ралоф! Сюда, сюда! Ралоф!

Звуки шагов, хрустящих по снегу. Что-то заслонило свет.

— Ульфрик! О Боги... не думали, что мы снова тебя увидим! Что ты там делаешь?

— Мы попали под обвал. Обвал, несомненно, от этого дракона. Вы один?

Она пошевелилась, заметив, что в отверстие заглядывает голубой глаз, который расширился при виде нее.

— Кровь троллей! Она все еще там, с тобой?

Голос Ульфрика был сух.

— да. Ты один, Ралоф? Где остальные?

— Они направились в лагерь Фолкрита, к востоку от Хелгена. Торигг Убийца Солнца велел мне вернуться, чтобы найти тебя или твой труп. Я бы сказал, Талос присматривал за тобой.

— Возможно, ты прав. Ты можешь сделать эту дыру еще шире?

Комья земли и снега чуть не попали Ульфрику в лицо, пока Немайн смотрела, надеясь вопреки всему, на то, как Плащ Бури шаркает снаружи. Судя по звуку, ударяя ногой по камню. Давя его ботинком. — Да, если бы у меня была кирка. Которой у меня нет. Вот что я тебе скажу... Оставайся здесь, а я вернусь с новыми людьми. Мы вытащим тебя оттуда, мой ярл, в кратчайшие сроки.

Медведь вздохнул, что можно было принять за удовлетворение.

— хорошо.

— У тебя есть что-нибудь поесть? С надеждой спросила Немайн, поднимаясь с земли и приподнимаясь на цыпочки. Чтобы лучше видеть Ралофа, который наблюдал за ней с некоторой опаской. Она почти пожалела, что наложила на него иллюзорное заклятие.

Но, по крайней мере, подумала она, она не поддалась своему первоначальному желанию просто перерезать ему горло. В конце концов, он нашел их, когда она пыталась смириться с медленной голодной смертью.

Голос Ульфрика прервал поток ее мыслей.

— Это помогло бы, Ралоф. Все, что ты сможешь выделить.

— Да. — В отверстие просунулся набитый до отказа рюкзак, и Ульфрик ловко поймал его, едва не вывалив содержимое в пещеру. Он передал его Немайн, которая чуть не приплясывала от возбуждения. — Что-нибудь еще?

Краем глаза Ульфрик наблюдал, как Отрекшаяся от мира исполняет веселую джигу; рюкзак подпрыгивал у нее в руках.

— Дрова. На ночь хватит. Возвращайся из лагеря, как только сможешь. И приведи Гальмара, если он где-то поблизости.

Она закружилась, ее длинные волосы были похожи на плащ, и он увидел, как на ее лице расплывается настоящая улыбка. Это странно знакомое лицо...

— Скажи ему, что кое-что произошло.

— Что-то важное.

* * *

Грея руки, набитые едой, Немайн бездельничала перед ярким, потрескивающим огнем.

Простые удовольствия часто доставляют больше всего удовольствия, размышляла она, потягивая медовуху из бутылки. Одна целая бутылка, вся ее. Северянин, сидевший напротив, допил свой медовуховый напиток задолго до того, как солнце еще краснело в небе. Он сидел, растянувшись на боку, и тыкал палкой в угли. По-видимому, глубоко задумавшись.

И далеко не так пьян, как она, подумала Немейн, подавив смешок.

— Легкомысленная, — так он назвал ее, когда сделал первые несколько глотков. Любительница молока. Она ему покажет!

Опрокинув бутылку до упора, Немайн допила последние капли меда... до медового осадка, который заставил ее удовлетворенно причмокнуть губами.

— что? — Она кашлянула, когда Ульфрик бросил на нее удивленный взгляд. — Не хочу его выбрасывать.

— ...Тьфу. Никто не пьет осадок на дне. Есть еще медовуха, если хочешь.

С ее губ сорвался смешок. Клянусь Богом и матерью, она уже сто лет не чувствовала себя такой свободной....

— Нет, не бойся. Но если будет еще рыба?..

Он бросил ей кусок приготовленного лосося. Она упала в грязь и чуть не скатилась на угли, прежде чем Немайн успела ее подхватить. Осторожно вытерев ее пальцем и высунув язык, Немайн попыталась съесть рыбу.

— Горячо! Горячо-горячо!

Ульфрик застонал и со вздохом перевернулся на живот.

— Подуй на это. Ты действительно не такой ребенок, каким кажешься?

Принюхавшись к нему, она почти вдохнула стейк из лосося, съев его в четыре приема. Облизывая пальцы от сока, она поняла, что он наблюдает за ней, прикрыв голубые глаза.

— Стал бы ребенок пытаться убить тебя, Медведь из Маркарта?

— У тебя ничего не получилось. И да...Я видел, как много хороших солдат пало от рук молодежи вашего народа. Народ Простора.

— Значит, они это заслужили. — Она икнула, чувствуя, как внутри у нее все затрепетало, когда она надавила обеими руками. Слишком сильно мясо... обожгло.

— Бойся таких, как ты... ты берешь. Бери и бери, пока не останется ничего, что можно было бы отдать. Разве у нас есть выбор, кроме как нанести ответный удар?

Все еще наблюдая за ней, огонь очерчивал резкие черты его лица, когда он слегка улыбнулся.

— Мы почти понимаем друг друга.

— Я никогда не пойму тебя. Отлично...еще по кружечке меда. К утру мы освободимся от этого места.

Протянув руку, она откинула волосы назад, чтобы они не загорелись, когда он протянул ей неоткрытую бутылку. Их пальцы соприкоснулись, неловко скользнув друг по другу, когда она забрала его у него.

— Спасибо... — пробормотала она, не желая разбираться в возникшем беспокойстве, несмотря на хорошее настроение, которым она наслаждалась в данный момент. Ночь, полная еды, пока она больше не могла есть; тепла, питья и вновь обретенной надежды.

— И, — подумала она, наблюдая, как Ульфрик со вздохом снимает сапоги, — на удивление сносная компания. — Для Медведя. Она усмехнулась про себя, чувствуя, как на щеках выступают красные пятна. Без сомнения, от огня. Она умела сдерживаться.

Завтра. Беспокойся о завтрашнем дне, когда рассветет и ты выберешься из этой дыры в земле. Сегодня больше не о чем беспокоиться.

А теперь было темно. Только холод и снег, не дававшие создать веселую атмосферу, которую огонь создавал в маленькой комнате-пещере. Как же все изменилось от огня!

Позволив язычкам пламени заплясать на кончиках пальцев, она одернула свою одежду. Теперь, когда она занялась другими делами, их вонь раздражала ее еще больше.

— Ты знаешь, что в этом твоем чудесном лагере мы можем помыться? Теплой водой и с мылом?

Его лицо расплывалось в отблесках пламени, то появляясь, то исчезая из поля ее зрения. Янтарный свет придавал его золотистым волосам оттенок красновато-золотистого, как у шиповника.

— да. Без сомнения, они уже подготовились к нашему прибытию.

— О, боже, это действительно звучит восхитительно. — Она застонала, откидываясь назад. Пустая бутылка из-под меда со звоном упала рядом с ней, когда она начала развязывать пояс халата. Когда она разматывала его, ее пятка попала в ручей, и она издала недостойный возглас удивления от внезапного холода.

— Что... что ты делаешь?

Почти закончив, она села и стряхнула с плеч пропитанную потом и грязью ткань.

— Конечно, постирала свою мантию! Смотри... Едва не упав в огонь, она помахала тряпкой перед Ульфриком, который наблюдал за ней... на его лице отразилось что-то, чему она не могла дать названия. — Это отвратительно!

— Я и не знал, что Отрекшиеся любят мыться. Или чистить свою одежду. Разве ваши люди не носят шкуры? Или, может быть, вы бегаете голышом, когда не набрасываетесь на младенцев и стариков. Или не выжигаете северных фермеров из их домов?

Она бросила на него многозначительный взгляд, снимая свои трусики.

— Только на Тирдасе, Норд.

Чувствуя себя приятно пьяной, она вошла в ручей, который едва доставал ей до пят, и присела на корточки. Развевая мантию в холодной воде, она что-то напевала себе под нос, счастливая. Стряхивая грязь, въевшийся сладковато-гнилостный запах трупа, который носил ее до нее, Немайн положила на свои трусы большой камень. Позволяя течению вымыть ее нижнее белье, она набрала полные пригоршни воды, чтобы напиться. Эта прохлада действовала успокаивающе после ожога от алкоголя и усыпляющего жара костра.

Позволив своему одеянию упасть в воду, она, спотыкаясь, прошла мимо Ульфрика к журчащему водопаду, который лился со стены пещеры. И задохнулась, когда сунула под него голову, позволяя воде пропитать ее волосы.

— Ммм, — простонала она, запуская руки в волосы. Чувствуя, как они путаются, становятся узелками и колючками, которые позже ей придется с трудом разглаживать. Гораздо позже, когда она могла позволить себе роскошь хорошо причесываться и не тратить время на беспокойство о том, где она найдет еду в следующий раз или кто за ней охотится.

Завтра. Беспокойся о завтрашнем дне. Не сейчас. Она замерла от неожиданности, когда теплая рука осторожно коснулась ее плеча.

— Мыло. Вот... пользуйся им как следует.

Почувствовав, как оно выскальзывает у нее из пальцев, она, наклонившись, наткнулась на "Норда" и чуть не упала, торопясь схватить липкую штуку еще раз.

— О, это должно быть что-то вкусненькое! Да, подождите...

Взяв мыло, она намылила его в ладонях, не сводя сверлящего взгляда с Норда, освещенного пламенем камина. Ничего не было видно, кроме его глаз, блестевших в лучах света, проникавшего сквозь его массивную фигуру.

— Ты. От тебя тоже воняет. Иди сюда.

Чувствуя себя совершенно легкомысленной, она выплеснула на него пригоршню мыльной пены. Она прилипла к его лицу и шее, заставляя моргать.

— Что? Не будь лицемером! Очистись, ты, грязный сквог.

Его голос звучал осторожно.

— Я не понял и половины из сказанного. Ты невнятно произносишь слова, Немайн.

— Знаешь, по-моему, это был первый раз, когда ты назвал меня по имени.

Подойдя, она начала раздевать его, просовывая мыло под ворот его туники, когда он в шоке споткнулся. Отталкивая ее своими большими звериными лапами. Настоящий медведь.

— Ха-ха-ха! Приведи себя в порядок!

Пятясь, она последовала за ним, просунув палец в шнуровку его туники, чтобы удержать его на месте.

— Давай, Медведь. Мясник. Как бы ты себя теперь ни называл. Тебе нужно привести себя в порядок перед казнью... — Дико хохоча, она приземлилась с глухим стуком, когда он оттолкнул ее.

— Ты больна. Ты и все тебе подобные, женщина. Одевайся обратно.

— Или что? — Усмехнулась Немайн. Отжимая волосы одной рукой, она покрепче ухватилась за мыло и начала растирать себя им, наблюдая, как он глотает. И отвернулся лицом к стене, стиснув зубы. Она беззаботно продолжила: — Ты, я... Мы оба понимаем, что, как только мы выберемся отсюда, каждый мужчина или женщина будет сам за себя. Или медведь, в твоем случае. У тебя есть волосы на груди, которые вьются, фар туайд? Может быть, это похоже на мех? Можно посмотреть?

— Ты глупая пьяница. — Поймав ее, когда она потянулась, чтобы поправить волосы у него на груди, Ульфрик подтащил ее к журчащему источнику. Она взвыла, когда он схватил ее за шею и окунул под водопад. Заставляя ее бормотать, пока она отбивалась от него неуклюжими руками. — Заканчивай. Нет... не прикасайся ко мне. Умойся, женщина предела.

Чувствуя, как его руки смывают мыльную пену с ее волос, она вздохнула и прислонилась к его ноге. Обхватила ее рукой, пока ее мысли уносились прочь, поднимаясь, как дым из дыры. Унеслась в никуда.

— Я не причиню тебе вреда, знаешь ли. Ты был необычайно добр с этим...хлебом. И мехом. Тебе не стоило этого делать. За это доброе дело я избавлю тебя от того, что изначально планировала.

— о? — Она почувствовала, как его рука сомкнулась у нее на горле. И подняла ее; ее тело двигалось, как марионетка на ниточках, когда Ульфрик поднял ее в вертикальное положение. Ее руки и ноги все еще были в мыле, когда она увидела его лицо так близко. Мрачные, но в то же время забавляющиеся, эти голубые глаза смотрели настороженно, когда она нахмурилась. Она немного поерзала в его объятиях.

— Да. Потому что я должна забрать твое сердце, Ульфрик. Вернуться в Маркарт. Это единственный способ вернуться домой, понимаешь. Убить тебя, забрать это и показать Не... — Ей удалось выдавить из себя имя Непоса, прежде чем оно слетело с ее губ. Чувствуя себя странно, она прислонилась к сундуку, от которого исходил жар, даже на таком расстоянии от огня. — Есть кое-кто. Это поможет мне вернуться к моей прежней жизни. Вы понимаете.

— О, я знаю. Больше, чем ты думаешь.

Отпустив горло, она молча наблюдала...переминаясь с ноги на ногу, Ульфрик снимал с себя тунику. У нее зачесался нос, когда он надел ее через голову, поднял ее руки, как у ребенка, когда он одевал ее, так методично. Эти застывшие, как озера, глаза почти оттаяли от огня, когда они оглядели ее. Его голос был низким и отрывистым.

— Иди спать.

Она зевнула и кивнула, одергивая его рубашку, которая доходила ей почти до середины икр. Невероятно высокий норд. Почти доползая до костра, она легла. Подперев щеку рукой, она увидела, как Ульфрик с обнаженной грудью обошел круг света от костра. Он лег ближе, чем обычно, почти касаясь ее головы, когда она перевернулась на живот.