И вот через три месяца постоянных и неуклюжих падений произошло разом несколько знаменательных событий.
Первое — я наконец-то смог сделать свой первый в этой жизни шаг. Неуклюжий, короткий, но шаг. В тот момент я был счастлив. Детский, искренний смех разнесся по комнате и не утихал достаточно долго. А когда на столь редкие звуки своего ребенка (я даже плакал исключительно мало) прибежала мама, то её радостные восклицания были едва не громче моих собственных. Подняв меня на руки, она со счастливой улыбкой кружила по комнате, расхваливая некоего Акио. Да, так я узнал собственное имя. Странно, да? За восемь месяцев постоянных разговоров со мной, я так и не удосужился выловить из её слов собственное имя.
— Акио, умница! — повторяла кружащаяся женщина, то поднимая меня до потолка, то резко опуская к полу. Я же... просто наслаждался столь незатейливым, но чертовски приятным аттракционом.
Немного подустав, мама взяла меня за ручки и аккуратно поставила на землю, слегка поддерживая.
— Давай, потихоньку, вместе, — приговаривала она, чуть толкая мое тельце вперед. — Раз шаг, два...
Вот уж в жизни бы не подумал, что столь незатейливый метод мог быть настолько действенным. Я пошел, пусть и немного вися на руках мамы. Вновь учиться ходить было... завораживающе. Просто невозможно описать те чувства, когда при помощи любящего тебя человека ты начинаешь постигать большой мир. Хотелось бежать, хотелось увидеть больше... и мама это поняла. Она дала мне дойти до двери, после чего закинула себе на руки и вышла наружу.
Резкая смена цветовой гаммы на мгновение выбила меня из колеи. После полугода заточения в комнате целиком выполненной в достаточно депрессивных цветах, увидеть представшее перед глазами море зелени было восхитительно, волшебно. Во все глаза я рассматривал толпящиеся в десятке метров от крыльца нашего дома гигантские деревья с пышными кронами, высокую, по шею нынешнему мне, траву, прозрачно голубое небо с бегущими по нему белыми облаками. Мои губы сами собой растянулись в блаженной счастливой улыбке, а по щеке пробежала одинокая слеза. Женщина, заметив это, большим пальцем вытерла катящуюся капельку и аккуратно поставила меня на землю.
— Куса, — проговорила женщина, протягивая мне в руки оторванные стебельки травы. — Куса.
В ответ я лишь недоуменно уставился на неё. Она действительно хочет, чтобы моим первым словом оказалась "трава"? Не думаю. Я бы точно не хотел.
Мама же по-своему поняла мой взгляд. Осторожно отпустив мои руки, она положила обе руки себе на грудь и как можно четче произнесла: "Каа-сан". И вот, смотря на её счастливое лицо, я просто не мог не попытаться.
— Каа-саа, — не подумав, что мог, выдавил я из неразработанных связок.
Почему "не подумав"? А все потому, что в следующий миг вихрь из восторга и гордости оторвал меня от земли, прижал к собственной груди и закружил, не думая больше ни о чем и ни о ком, кроме маленького умного ребенка. Чувства этой женщины были столь сильны, что казалось, будто я мог буквально потрогать испускаемое ею счастье.
— Еще раз! — желала чуть запыхавшаяся женщина, немного разомкнув, к моему неудовольствию, теплые объятья.
А почему нет? Мне не тяжело, даже наоборот — я хотел порадоваться эту женщину, успевшую уже стать мне родной.
— Каа-саа!
Искренний, звенящий смех мамы стал мне лучшей наградой, какую я смог придумать в тот момент.
— Люблю тебя, мой ангелочек! — тихо, но от всей души сказала молодая женщина, поцеловав мой не скрытый волосами лобик. После такого, даже моя черствая душа двадцатидвухлетнего парня, не смогла остаться равнодушной. Я прижался к теплому телу мамы и со всей доступной этим маленьким детским ручкам силой обнял её. Это была и моя благодарность и мои извинения. Я решил постараться и стать для неё хорошим сыном, взамен того, кто изначально должен был быть на этом месте.
Следующие несколько часов я провел на руках у мамы и, прижавшись к ней всем телом, запоминал каждое новое слово. Иногда меня опускали на землю, предлагая немного пройтись, иногда в наглую тискали, стоило мне с довольным видом произнести недавно выученное слово, иногда просто обнимали, делясь теплом, любовью и заботой. Я, впервые в этой жизни увидевший лес, был до глубины души впечатлен его великолепием. Стволы гиганты, на фоне которых все казалось чем-то незначительно мелким, насыщенно зеленые кроны, будто светящиеся изнутри под лучами яркого солнца. А стоило мне лишь прикоснуться к коре одного из таких великанов, как я пораженно замер — рука ясно ощущала бегущую внутри дерева жизнь и энергию. Ритмичные всполохи энергии напоминали дыхание, а проплывающие изредка волны наталкивали на мысль о блаженных мурашках, бегущих по коже.
— Смотри, Акио, — вырвал меня из мира неестественных ощущений голос женщины, — знаешь что это?
С трудом отойдя от возникших при соприкосновении с деревом чувств, я проследил за рукой мамы указывающей на... деревню? Да, вроде бы она. То, что наш дом стоит отдельно от других строений я понял сразу, но почему настолько далеко? До ближайших соседей только по приблизительной прикидке было не меньше двадцати минут пешего быстрого хода. Почему?
— Это Кусагакуре, но Сато. Твой будущий дом, — с гордостью сообщила женщина.
"Деревня скрытая в траве" — подсказало мне вмиг забывшее прочие вопросы сознание. Одна из скрытых деревень шиноби. Черт!
Так испортить настроение одной лишь фразой — это настоящий талант. Вот оно, главное знаменательное событие, произошедшее за мою недолгую жизнь в этом мире. Я понял где, а точнее, в какой заднице оказался.
Все кусочки мозаики сложились воедино: убранство дома, простая, немного грубая одежда, красные волосы... Черт! Черт! Черт! Это ни капли не смешно!
Мир Наруто. Мир шиноби. Мир смертей и убийств. Мир, где правит сила. Лучше не придумать.
Черт!
Я перевел свой взгляд на замершую женщину, что с тоской глядела на низкие деревенские домики, и вновь обратил внимание на волосы. Красные. Неужели? .. Нет, было бы слишком просто. Канон я помнил прекрасно — на память никогда особо не жаловался, — и, наверное, оттого у меня такие мысли при виде красных волос? Я Узумаки?
И тут мою голову посетила неожиданная мысль — мне было неизвестно имя собственной же матери. Ладно, это все позже. Сейчас все что должно занимать мою голову это собственное положение и мир вокруг. Деревня скрытая в траве... в какой же момент канона она засветилась? Я перебирал в голове все известные факты и события, прокручивал арки, ища необходимый момент и... вспомнил! И снова черт!
Скрытая в траве небольшая деревня шиноби приютилась точно по центру страны Травы, которая в свою очередь расположилась между двумя странами-гигантами — Огнем и Землей. И последний факт сыграл в жизни этого маленького государства решающую роль — во времена Третьей мировой войны шиноби, когда пересеклись интересы Ивы и Конохи, именно его земля стала полем боя этих скрытых деревень. Именно здесь умер Учиха Обито и родился Копирующий ниндзя Хатаке Какаши. Осталось лишь всего ничего, — понять в какой же отрезок времени меня кинуло? Прошла ли война или только собирает начаться?
Вечерело. Мою резкую смену настроения мама сочла за навалившуюся усталость и вернула меня в кроватку, за что ей отдельное спасибо.
"Хватит мне на сегодня новых впечатлений", — подумал я и уснул.
* * *
А ведь истину глаголют, что, мол, утро вечера мудренее будет! Мыслилось после крепкого сна куда лучше, чем до него.
И первым на повестке дня стоял один простой, но очень важный вопрос: "Стоит ли верить во все то, что было мне известно по канону?". Ну и все вытекающие из него...
Насколько он соответствовал нынешней реальности? Нужно ли на него ссылаться, принимать во внимание? Я попал в знакомую историю, либо же в мир, который следует правилам этой истории? Эти непереоценимо важные вопросы требовали ответов, которых у меня, к сожалению, не было. Слишком мало фактов, слишком мало знаний. Потому, поразмыслив над ними пару часов, я отложил их в сторону, обещая себе вернуться позже, с фактами.
Другое дело мое нынешнее положение. Этот мир в корне отличался от моего родного. Знания, аналитический ум ценились тут куда меньше, нежели сила и техники. И если в прошлом я мог позволить себе пренебречь физическим развитием (что я в целом-то и сделал), то здесь это было бы равносильно покупке билета в один конец. Не зря же мама упомянула про будущий дом. Быть мне шиноби, иначе никак.
А значит? А значит, не стоит тут разлеживаться и принимайся за дело. Пора вставать на ноги и перестать падать. Место под солнцем этого мира придется выгрызать зубами вместе с плотью враго...
Я осекся на миг и тут же рассмеялся, уже привычным детским смехом — вы только посмотрите, какие мысли крутятся в голове восьмимесячного ребенка!
"Ладно, посмеялись, и хватит, — успокаивал я сам себя, дав себе одну минутку слабости. — Пока мы спим, враги качаются..."
Небольшое, еще непривычное для тела усилие и вот я на ногах. Стою не крепко, что, учитывая наличие активной опоры под рукой, не есть хорошо. Аккуратно, контролируя каждое движение, делаю шаг. Готово. Теперь надо перенести собственный вес на выставленную вперед ногу и повторить. С трудом, не упав лишь благодаря бортику колыбельной, получается и это. Продолжаю...
День за днем я начинаю гулять по периметру своей импровизированной кровати, приучая ноги к ходьбе. Поначалу выходило из рук (или ног?) вон плохо — с каждым шагом тело сильно отклонялось в сторону и приходилось помогать себе, чтобы не упасть. Помогал и повторял вновь. День за днем... Никогда раньше, до этого момента не задумывался о том, как же сложно было научиться ходить самому.
Полтора месяца постоянных попыток с перерывами лишь на еду, прогулки и разговоры с мамой приносили результаты. Я, наконец-то, достаточно твердо (для младенца девяти месяцев от роду) держался на ногах и мог несколько раз подпрыгнуть, даже не упав при этом. Начала даваться речь, по которой меня очень сильно гоняла молодая мама. Все вечера (если я бодрствовал) отводились под разговоры и изучение разных предметов. Я слушал внимательно, запоминал, учился думать на новом для меня языке. Получалось лучше, чем могло бы быть.
На мой первый День рождения мама отвела меня в Кусакагуре. Я долго ждал этого момента и... оказался разочарован. Да, я, разумеется, знал, что Куса не входила в число Великих скрытых деревень, но если сравнивать то, что я видел на страницах оригинала с тем, что предстало перед моими глазами, то Коноха казалась мегаполисом на фоне небольшого села. Это скопище низких, простых домов по праву носило лишь название "деревня". Дорога представляла собой россыпь мелких, местами покрупнее, камней втоптанных в землю. Назвать её мощеной язык не повернулся бы даже под сорока градусами. На всю деревню набиралось лишь с десяток строений, что имели больше двух этажей и на фоне остальных смотрелись более чем прилично. Вот только ситуацию они не спасали. Во многом из-за людей.
Почти все встречные местные жители ходили в таком рванье, что наши с мамой далеко не лучшие одеяния на их фоне смотрелись королевскими нарядами. На нас косились, нас сторонились, обходили стороной. По большей части грязные лица смотрели на нас с опаской, будто на прогулку вышла не мать с ребенком, а два нукенина со зверскими рожами. Скосившись на маму, я понял, что подобное поведение для неё уже привычно.
— Каа-сан, — своим тонким оттого и раздражающим меня голосом я заставил обратить внимание на себя. — Люди... смотрят... Почему?
Женщина казалось, не ожидала подобного вопроса и, обведя взглядом парочку рядом стоящих стушевавшихся людей, повернулась ко мне с приятной улыбкой на лице.
— Просто ты слишком милый! — бодро сказала она, щелкнув меня по носу.
Я довольно улыбнулся, принимая заслуженную похвалу, решив не развивать тему. Выводы были готовы и без того: наш семейный шкаф явно не без скелетов.
В целом прогулка вышла очень даже бодрой. Я посмотрел на окружающих, показал им себя и повстречал нескольких шиноби в темно-зеленых жилетах и с рисунком распустившегося белого бутона на них. Но самое интересное как обычно случается под конец.
Мы проходили (причем я на своих двоих) большое двухэтажное здание, когда из него, через двери-створки, вывалился, в самом что ни на есть прямом смысле слова, один полноватый мужчина с крупной залысиной. Вывалился прямо перед нами, и поднимаясь с земли прохрипел что-то непонятное. Хотя, судя по реакции мамы, в его речи было мало чего цензурного. Мужчина поднялся, по-прежнему бормоча что-то себе под нос, отряхнулся и только тогда заметил нас.
— Эйко! — воскликнул он, увидев стоявшую перед ним маму, державшую меня за руку. — Не ожидал тебя тут встретить! У тебя же вроде был на сегодня выходной?
— Приветствую, Хизэо-сан, — деловито улыбнулась женщина и слегка поклонилась. — Вы правы, я просто гуляю.
Мужчина удивленно посмотрел на Эйко, и перевел взгляд на меня.
— Ой, кто это тут у нас? — преувеличено бодро воскликнул Хизэо, и присев на одно колено, взъерошил мои жидкие волосы. — Ты же Акио?
Я отвечать не стал, и как подобает обычному ребенку, тотчас спрятался за ногой у мамы, что вызвало смех у обоих взрослых.
— Ты только глянь на него, — хохотал мужчина, — такой большой, а все за юбкой у матери прячется.
— Хизэо-сан... — негромко попросила женщина. — Сегодня ему исполнился только первый год.
— Ну! — развел руками мужчина, — А я что говорю? Уже почти настоящий мужик!
Я в ответ на такие заявления лишь крепче прижался к теплой ноге, играя смущенного ребенка. И тут же почувствовал нежную руку женщины у себя на голове.
— Видите, он стесняется, — улыбнулась Эйко. — Не дразните его!
Хизэо лишь еще раз хохотнул, подмигнул мне и перевел взгляд на женщину.
— Ладно, я пойду, дел еще не меряно, — как бы нехотя протянул мужичок. — Так что, наверное, уже до завтра. Жду как обычно.
— Хорошо, Хизэо-сан, — в очередной раз поклонилась Эйко.
— Я же просил, просто Хизэо, — уже повернувшись, бросил он, — И можешь взять с собой Акио, если сильно мешаться не будет. Нельзя ребенка одного дома оставлять.
Эйко лишь еще раз поклонилась, правда уже много глубже, и подняла меня на руки.
— Ну что, пойдем домой, Акио? — улыбнулась мне мама и легонько поцеловала лобик. — Завтра будет веселый день!
Мотивы.
Неожиданно для меня Хизэо оказался местным и вроде как единственным аптекарем. Узнал это я достаточно просто — на следующий день после памятной прогулки Эйко вновь взяла меня с собой в Кусагакуре. Правда сначала её ждало утро полное волнений и сомнений — долго, очень долго мама не могла решиться на что-либо. Признаться честно, я не понимал её. Я вообще много чего не понимал. Например, где мой здешний отец, которого я в лицо не видел уже целый год? Да какой там не видел, я даже не был уверен в его наличии. И отсюда вытекал ряд других вопросов, к примеру, денежный вопрос. Каким образом Эйко хватало на мое и свое содержание?
