Наглец

"Но ведь это очень вредно — есть только пиццу! Миссис Дурсль правильно делает, что не потакает ему. Детские капризы, особенно в еде — что может быть ужаснее?" "

Вот Дадлик у них себе такого не позволяет. Ест все, что положено. Сразу видно — воспитанный ребенок."

"А взгляд? Изподлобья, так и зыркает сквозь очки!"

"У мальчишки такой взгляд, словно он вот-вот кинется на тебя и что-нибудь украдет!"

"Ну, для того, чтобы украсть, не нужно кидаться... "

"Да, вы правы, дорогая, но я стала крепче запирать дверь, как он приехал на каникулы. Даже вызвала службу, чтобы они установили на дверь дополнительный замок."

"Да вы что? И мне нужно."

"И мне тоже!"

Не согреться, не унять голодные рези в желудке. Кружится голова, тошнит. Все еще печет в глазах, словно он не промывал их двадцать, а то и тридцать раз.

Хорошо, когда после уикэнда остается неубранным гамак. Он обычно висит между дубом и гаражом. В нем днем валяется Дадли. Но гамак заставил снять дядюшка. Дожди.

Опять дождь. Накрапывает. Становится все сильнее. Придется идти на заднее крыльцо, под козырек. Туда тоже достает, но не так сильно. "Может, стоит проверить заднюю дверь гаража? Вдруг дядя забыл ее запереть? Можно будет переждать там."

Закрыто.

Прижаться спиной к двери дома, подтянуть замерзшие ноги в старых, убитых в хлам кроссовках брата. Обхватить себя руками. Уткнуть голову в колени. Спать.

Трясет. Не согреться, не задремать. "Лучше бродить по дорожке под дождем. Когда ходишь, каж-ж-ется не т-так х-холодно..."

Устал. Как же он устал. Нужно что-то делать. Впереди еще шесть недель каникул. Он так долго не протянет. Дурсли завтра уезжают. С них станется, как в прошлый раз, запереть его в гараже. Нужно с утра незаметно припрятать там неприкосновенный запас. Каменные кексы, которыми угощал Хаггрид. Рон еще удивлялся, зачем Гарри их прячет в сундук.

Хорошо, что он и не догадывается, для чего они ему. От тех кексов уже остались рожки да ножки. Всего три штуки. Ах, если бы Рон и Гермиона не выкидывали свои кексы гигантскому кальмару. Вряд ли он их будет есть. Хотя, если их долго размачивать в воде и сосать, то они очень даже ничего. Сладенькие.

"Разнылся, как девка! "Сладенькие"... Заткнись! Ходи, давай!"

Дождь — сука.

4

Гарри медленно, поворачиваясь всем телом, огляделся — крыльцо, громада дома, довольно большой сад. Несмотря на боль и холод, мозги работали. Они пока еще не отключились, сдавшись привычному отупению, которое часто настигало подростка у Дурслей.

Он некоторое время стоял, пошатываясь, разглядывая владения профессора.

"Если что-нибудь понадобится, вызывайте эльфа".

"Еда понадобится, ясное дело, так и ноги протянуть недолго."

Еще и эльф. Прямо поместье. Откуда у Снейпа деньги на такую роскошь? Наследство? Заработал на зельях? "А тебе какое дело до его денег? Думай лучше, что ты жрать будешь, если эльф тебе не подчиняется!"

Осталось продержаться еще девять ночей. Девять дли-и-инных ночей и дней.

Как вызывать чертового эльфа, Гарри так и не понял. Месторасположение комнаты тоже осталось загадкой. "Если только... Если только Снейп не прознал кое-что о привычках дяди..."

Гарри почувствовал себя совсем скверно. До того, как эта мысль пришла ему в голову, еще оставался шанс, что слизеринский выродок просто пугал его плетью и не осмелится пустить ее в ход.

Но что, если профессор хорошо осведомлен о том, как на самом деле жилось Гарри у родственников? Если этот упырь в курсе о бесконечных наказаниях и о... многом другом? О ночевках под орешником и в гараже. О том, что Дурсли уже давно не оставляют ненавистного племянника у миссис Фигг, если уезжают куда-нибудь на пару дней.

Это счастье, когда тебя запирают в пустом гараже. Оставляют ведро в качестве туалета, пятилитровую бутыль с водой и хлеб. Если изловчиться, то туда можно незаметно пронести книги или даже учебники. Можно читать целый день, не опасаясь, что тебя потревожат. Гарри и не подозревал, как хорошо жилось во время наказаний, пока его однажды не заперли в туалете на первом этаже дома.

Родственников не было около двух суток. Гарри провел это время в темной душной клетушке туалета, почти не имея возможности двигаться. Все, что он был физически в состоянии сделать, исчерпывалось немногочисленными комбинациями.

Сесть на крышку унитаза. Постоять на ней на коленях, постоять сбоку, сесть лицом к бачку, обнять его и подремать, отжиматься от стены, снять решетку и повисеть на расположенном высоко в стене отверстии для вентиляции. Окон в туалете не было, света тоже.

Через некоторое время стало душно, разболелась голова. Потом захотелось пить. Гарри отодвинул крышку бачка, напился, умылся — стало легче.

К темноте и духоте он привык еще в непроветриваемом чулане, а вот отсутствие возможности хоть как-то двигаться сильно давило на нервы. Таких финтов дядя ещё не выкидывал, но его фантазия бурно развивалась. Неизвестно, до чего этот мудак додумается в следующий раз.

С туалетом все закончилось печально. Руки, ноги, а затем и все тело начали сводить судороги. В абсолютной темноте начали слышаться какие-то голоса, чудиться тени на стенах. Гарри залез ногами на крышку, прижался носом к вентиляции. Дышать стало легче, но ненамного, долго так не простоишь.

Потом появился страх, ничем не обоснованный, но сильный. Гарри вдруг решил, что его заперли здесь навсегда. Чудилось, что Дурсли продали дом и уехали, а новые жильцы появятся еще не скоро. Гарри объял ужас. Сознание, угнетенное голодом, темнотой и замкнутым пространством, не выдержало. Он начал биться о запертую дверь и кричать. Но никто не слышал его криков, никто не приходил на помощь.

В конце концов, он вынес дверь вспышкой стихийной магии. Выброс был столь сильным, что разворотило унитаз, хлынула вода. Гарри свалился без сознания от сильного магического, физического и психического истощения.

Дурсли немало потратились на ремонт. Дядя выпорол племянника и впервые выбросил на улицу ночевать: "Здесь ты вряд ли сможешь что-то сильно повредить, сученыш".

Гарри начал чаще задумываться о том, что его присутствие в доме у родственников все больше напоминает бесконечную ежедневную пытку. Теперь уже и круглосуточную. Что бы он ни сделал — плохо. За любое сделанное и несделанное его осыпали оскорблениями и побоями. Он с самого начала лета нормально не ел и не спал.

Раньше опекуны хоть полиции и какого-то неведомого инспектора боялись. Теперь же распоясались окончательно. Их больше не пугают сказочки о бандите-крестном. За каждый выброс стихийной магии дядя лупит так, что трудно держаться на ногах. Дадли со своей компашкой ебанутых на всю голову дружков не знает иных занятий, кроме охоты на забавную зверюшку.

И ничего им не сделаешь. Никак не защититься. Подбирают, гады, момент, когда он тащит из магазина покупки и боится их бросить. За испорченные продукты дядя буквально живьем шкуру сдирает своим любимым ремнем. Использовать магию — себе дороже. Выгонят из Хога. Придется до совершеннолетия горбатиться на этих уродов.

Жители этого вонючего городка — сволочи. Видят прекрасно, что творят эти уроды, но ни разу не сделали попытки их остановить, словно так и нужно, словно это обряд такой.

Кто их знает. Говорят, в каждом городе есть свой сумасшедший. Возможно, в каждом городе есть и свой козел отпущения. Вот смотрят все эти достопочтенные мистеры и миссис, как четверо день за днем лупят одного странного хиляка, и сердце у них радуется, что кому-то еще хуже, чем им приходится. И на душе у них становится легче.

Жаловаться? Кому? Зачем? Чтобы потом всю жизнь оставаться подопытным кроликом у ученых?

Дядя крепко держит его за яйца. Он натыкал по всему дому камеры. Теперь у него есть доказательства "ненормальности" племянника. Записи плохонькие — во время выбросов камеры начинают барахлить, а потом и вовсе вырубаются. Но даже этих улик вполне достаточно, чтобы жадные до сенсации и денег магглы заинтересовались "паранормальными явлениями".

Дядя прямо заявил: "Посмеешь пикнуть — окажешься не в своей уродской школе, а в лаборатории. В клетке, как подопытная крыса. Всю жизнь будешь сидеть на цепи, щенок".

Гарри попробовал шантажировать:

— Но все в городе узнают...

В ответ получил мощную затрещину.

— Не твоя забота, ублюдок. Переедем в другой город и забудем обо всем этом, как страшный сон. Если бы директор твоей школы не платил мне, я бы так поступил уже давно. Запомни, уродец, я так когда-нибудь и сделаю — как только волшебники перестанут платить за все мои труды. Хотя, я чувствую, что твоя тетка заключила невыгодную сделку. За все доставляемые тобой неудобства, она должна была потребовать гораздо больше!

Гарри отлепился от стены, куда его впечатало мощной рукой дяди. Тряхнул головой и упрямо пошел в наступление:

— Я всем расскажу, как вы меня избивали!

Увернулся от очередной затрещины, но дядя давно привык справляться с непокорным щенком. Ударил так, что потемнело в глазах.

— Доказательства? Тебе никто не поверит. Не думал, что скажу это, но спасибо твоей гребаной магии.

Гарри съехал спиной по стене и уткнулся носом в колени. Не рыдал. Он давно уже отучился плакать. Дядя сказал правду -синяки и следы от ударов ремнем исчезали с глаз родственников и других магглов буквально через пару часов.

Гарри отчетливо видел покрывавшие его тело кровоподтеки: страшные, огромные, постепенно желтеющие. На боках и спине не проходили становившиеся изо дня в день все глубже следы от ремня. Но магглы не замечали ничего, словно Гарри был покрыт стойким заклятием гламура. Боль тоже никуда не исчезала. Если удар приходился по еще не сошедшему синяку, то Гарри готов был выть и кататься по земле, если бы не знал, что за это получит ещё сильнее. Оставалось только сжиматься в комок и стискивать зубы.

— Знаешь, что я скажу тебе, наглец? Директор твой куда первое письмо прислал, вспомни? Ага, в чулан. А кого прислал за тобой? Недотепу безмозглого. Дамблдор все прекрасно знает и согласен с моими методами. Тебя нужно держать в ежовых рукавицах. Знал старик, что я могу с тобой управиться. Видимо, в волшебном мире просто не нашлось желающих связываться с тобой. Правильно, я считаю. Раз уж из-за тебя были убиты твои собственные родители, где гарантия, что тот, кто это сделал, не вернется и не попытается прикончить тебя и тех, кто рискнул бы взять тебя к себе?

И в этом дядя был прав. Даже крестный не сделал ничего, чтобы взять Гарри с собой. Даже он.

Сбежать? Куда? Без магии не обойтись, если хочешь выжить, а колдовать нельзя — в миг засекут и отправят обратно.

В приют? Найдут и вновь отправят к Дурслям. Уж лучше потерпеть два месяца в ожидании начала учебы. Дядя — садист и сволочь, но ему не выгодно в данный момент расставаться с курицей, несущей золотые яйца.

5

Гарри никогда ни от кого не ожидал помощи или сочувствия. Он и задумываться-то о чем-то таком и прочем, не менее странном, стал только после первого года в Хогвартсе. Именно там он впервые ощутил, что до него хоть кому-то есть дело.

Гарри удивлялся, что можно вдоволь поесть, что кто-то заботится о твоих травмах. Было странным спать в большой чистой кровати. Поначалу настораживало, что не нужно мыть посуду и пол, стирать, стричь газоны и ухаживать за цветником.

Это все делали эльфы и Филч. Гарри всегда жалел их. Особенно бедного старика. Он прекрасно понимал, почему тот стал таким вредным и злобным.

Попробуйте много лет день за днем без магии мыть и вычищать огромные пространства. И знать, что на завтра все опять будет в грязи. Но вновь и вновь тратить силы на наведение чистоты. Чувствовать свое бессилие перед толпами студентов, каждый из которых, особенно из старшекурсников, мог его оскорбить. А могли и молча подло расшвырять навозные бомбы. И опять нужно отскребать, подметать, мыть, вычищать, натирать...

Гарри лучше многих знал, какой это неблагодарный труд, как сжимается сердце от беспомощности перед царством грязи на полу и в душах людей. Как ноют руки, и колени сбиваются о каменные плиты, тянет в ребрах и пересыхает горло от невысказанных ответных оскорблений.

Первым делом он освоил эванеско и по мере сил незаметно помогал Филчу, накладывая это заклинание на загрязненные поверхности. Старик сначала удивлялся неожиданной чистоте в холле, а потом привык и воспринимал это как должное.

Каждый вечер, когда стихал шум-гам, и студенты укладывались спать, Гарри выходил на "охоту за мозгами", как сам называл свой ежевечерний сеанс уборки в холле и в своей голове.

Он находил успокоение в том, чтобы каждый вечер под бдительным присмотром Миссис Норрис наводить блеск и чистоту. Бродил по огромному пространству в сопровождении кошки, автоматически накладывая эванеско. В более сложных случаях применял заклинания, вычитанные в книге "Домашняя магия", которую взял в библиотеке.

И говорил. Миссис Норрис оказалась очень благодарной слушательницей. Ни разу не случилось, чтобы она ушла, не дослушав. Намолчавшись за долгие годы жития у Дурслей, Гарри рассказывал ей обо всем. О своих делах и надеждах, об учебе и прочитанных книгах. О неудачах на некоторых уроках, о том, что он намерен сделать, чтобы его проекты хоть немного соответствовали жестким требованиям педагогов. О том, как это здорово — летать.

Только об одном кошке так и не довелось услышать — о его жизни в Литтл Уингинге.

Проходя сквозь невидимый барьер в колонне под номером девять и три четверти, Гарри ощущал себя змеей. Змеей, сбрасывающей старую кожу обид и ненависти. В Хогвартс нельзя тащить с собой этот тяжелый груз. Ни к чему это. Успеет еще хлебнуть: возвращение неизбежно.

Наверное, если бы друзья узнали о его странных привычках, они бы не поняли его. Возможно, смеялись бы или отговаривали "заниматься всякой фигней". Им действительно не понять, не стоит тревожить их разум такими вещами. Эти вечерние часы принадлежат ему. Так не хотелось их тратить на то, что Рон с огнем в глазах именовал приключениями, а Гермиона — нарушением дисциплины.

Рон невзлюбил Миссис Норрис и её сурового хозяина. При каждом удобном случае старался сделать им какую-нибудь гадость. Гарри оказался меж двух огней. Он пытался по-хорошему объяснить другу, что не стоит обижаться на старика и уж тем более трогать кошку — его единственную радость в жизни. Но тот отказывался понимать простые истины. Дошло до того, что друзья крепко рассорились из-за очередной выходки Рона.

Гарри был уверен, что Миссис Норрис ни за что его не выдаст, но знал и то, что на Уизли эта милость не распространяется. Вот и пришлось изображать идиота, спасаясь от кошки под мантией-невидимкой бегом по запретному коридору прямо в зубы к Пушку.

О, Святая Дева, как же это было давно! Так давно, что кажется милой сказкой по сравнению с тем, во что Гарри вляпался сейчас.

Утро, сад, промокшая от росы одежда, пустой желудок, температура, знобит так, что тело бьет дрожь и стучат от холода зубы. Очень хочется пить.

Гарри отправился искать кран. На улице обязательно должен быть кран. Газон и цветник как-то поливают. Газон между высокими дубами и зарослями орешника роскошный, хотя давно не стриженый. Не станут же тратить силы на бесконечное агуаменти? Из дома шланг протягивать неудобно. Где-то должен быть ещё вывод.