Мастерград 7

А вчера было общее собрание колонистов — обсуждали закон об армии. Споров с криками было много, но все-таки приняли.

Ударной силой колонии будет полевая армия: сводная рота из трех стрелковых взводов. За основу приняли аналогичный взвод армии Российской Федерации. В каждом по три отделения по девять человек возрастом от 18 до 35 лет и командир взвода. На вооружении стрелков состояли:

— охотничьи ружья и самоделки.

— гранаты.

— шпаги.

Из защитного вооружения — латы и шлемы-морионы.

Дежурство на городских стенах будет по принципу посменной службы. Взводы несут охрану городской стены поочередно, сменяясь каждую неделю. В свободное от службы время люди будут работать на производстве.

Для выполнения тайных операций сформировали взвод спецназа из десяти боевых двоек. Вооружены автоматами Калашникова. Командир у них Шварц. Он же возглавляет отделение дроноводов. (боевых и разведывательных дронов три десятка).

Еще сформировали взвод механизации: мотопулеметное отделение (три пулеметчика и три водителя. Три автомобиля и, соответственно РПК и два переделанных в пулеметы автомата) и отделение минометчиков. (водитель и четыре минометчика, миномет и грузовой автомобиль)

Остальные колонисты боеспособного возраста, мужчины и женщины вошли в состав ополчения.

— Кто помоложе: мужчины от 16 до 45 лет и женщины от 25 до 30 лет вошли в состав ополчения 1 категории.

— 2 категорию составили мужчины 46-55 лет, а женщины от 30 до 35 лет.

Вооружено ополчение разномастно:

— охотничьи ружья и самоделки.

— арбалеты.

— копья, топоры.

Выводить в поле его не планировали, но стоять на стенах они вполне способны.

Всего, с ополчением получилось 405 человек. Вполне прилично для раннего средневековья. Ведь даже для завоевания Киева князь Олег привел всего полторы тысячи воинов. Так что с учетом подавляющего технического превосходства попаданцев взять стены колонии не сможет ни одно аборигенное войско!

С чем повезло, так это с дежурством. Пока вся колония пахала на уборке картофеля, мой взвод был на охране городской стены и лагеря пленных. Не люблю я эту возню в поле, да в грязи — ну не мое это! По мне уж лучше часовым через день! Короче решил пойти во взвод спецназа. Переговорил со Шварцом — тот дал добро — уходит у них один, не подошел. В общем, немного волнуюсь, но летчики нигде не пропадут!

Я отвлекся, в общем по картошке — собрали прилично. Больше ста килограммов на человека. До следующего урожая, конечно, не хватит, но до середины весны будем с картошкой и на посадку точно хватит, чтобы с лихвой себя в следующем году обеспечить! И с овощами, более или менее. И главное, успели до непогоды все собрать. А вот у местных с урожаем ржи, а это здесь основная культура — плохо. Неурожай!

Мать вчера на обед пожарила свежей картошки с белыми грибами, да на свином сале — объедение! Как же я соскучился по картошечке!

В теплицах поспевает второй урожай овощей — скоро снимать будем, жаль, что мало у нас теплиц! Но с учетом грунтовых овощей, женщины под руководством мамы, а она там главный организатор, прилично заготовили консервированных овощей ну и, естественно, грибов всяких, ягод и мяса. Погреба полны заготовок! До самого верха на стеллажах забито банками, благо их — полно, а у кое-кого из женщин сохранились даже крышки для консервации, жестяные и многоразовые. Но в основном герметизировали консервы воском — его местные натаскали много!

18 сентября.

Короче, вчера утром пришла ладья из Смоленска с давним знакомцем нашим: Малом, сыном Храбра. Он похоже, стал неофициальным переговорщиком со стороны верхушки кривичей. О чем разговор был в подробностях, не знаю, но отец кое-что рассказал. Он, вместе с Чепановым разговаривали с ним в бывшем шатре княжеском. Его специально ради такого случая поставили на берегу. Вы бы видели взгляд Мала, когда он увидел — видимо признал шатер то!

В общем как узнали смоляне о разгроме олегова войска, так подождали, пока беглецы на пару дней пути уйдут, ну и поднялись под утром под звон вечевого колокола. Дружину русов перебили всех. В общем они теперь решают. Или остаться сами по себе или вернуться в подданство киевских князей. И еще наши нажали на Мала, так отныне мы торгуем в Смоленске беспошлинно— а сами и так ни с кого поборов мы не брали. А еще он привез выкуп за смолян из войска Олега. Уж не знаю, откуда он узнал про выкуп. В общем, оставив за своих серебро и, забрав своих, вечером он уплыл обратно.

И еще в сердце запала погибшая русинка. То снится, то ловлю ее черты в лицах девушек. Пристыл я к ней! Никого не хочу, кроме нее, хотя и знаю, что это дурь. А тут еще мать начала эдак осторожно интересоваться планами на женитьбу. Не выдержал,, вспылил, пришлось потом извиняться. Вот такие дела.

* * *

Климатический оптимум (9-12 века) представлял собой уникальный период в истории Европы, и его пик пришелся на X-XI века.

Климатические изменения в этот период были настолько существенными, что вечная мерзлота значительно отступила к северным широтам, в виноград успешно вызревал даже в таких северных регионах, как Англия и Северная Германия. Географические открытия этого периода впечатляют размахом. Новгородские мореплаватели достигли Новой Земли и Шпицбергена, норвежские викинги освоили Исландию, открыли Гренландию (Эрик 'Рыжий' Торвальдсон) и достигли берегов Северной Америки (Лейф и Торвальд Эрикссоны). Освободившееся ото льдов море позволило викингам не только достичь этих земель, но и успешно заниматься в Гренландии земледелием и, выращивать зерновые.

Сельскохозяйственная деятельность в период климатического оптимума сталкивалась преимущественно с проблемой засух. Ярким свидетельством этого служит появление в древнем Киеве в середине XI века знаменитого произведения 'Слово о ведре', посвященного засушливому периоду.

Однако климатическая картина того времени была неоднородной. Несмотря на общее потепление, периодически случались тяжелые климатические периоды. Так, конец X века ознаменовался рядом природных катаклизмов:

— 979 год — разрушительные ураганы и сильные ветры;

— 991 год — масштабное наводнение;

— 994 год — катастрофическая засуха, уничтожившая урожаи;

— 1000 год — очередное крупное наводнение.

Глава 2

Простором и покоем веяло от широкой долины Днепра.

Часовой на вышке, на высоком обрыве у спуска к реке, зябко поежился. Холодно, блин! Скорее бы смена, черт возьми! Еще несколько дней тому назад стояла жара, а теперь холодный, напоенный пряными запахами тины с рыбой, ветер продувал едва не насквозь. Сквозь летящие стремительными птицами тучи солнце волновалось на посиневшей реке. Сентябрь... Он вытащил руки из карманов и поднял воротник, но это помогло мало. Проклятая промозглая сырость просачивалась сквозь толстый армейский бушлат, заставляя дрожать от холода. Он вытащил из кармана платок. Трубно высморкался и спрятал обратно.

Потом мысли перескочили на другое. Завтра день рождения у Лариски, и она заранее намекнула, что ждет достойного подарка. А где я его ей найду? Чертова баба! Мы не в благополучном двадцать первом веке, где достаточно сходить в магазин и купить, а в диком девятом! Не подаришь — такой скандал закатит, что мама не горюй! Черт!

А если... Точно! Попробую попросить чего-нибудь из трофеев! Наши ведь ювелирный магазин из города вывезли, да и у варягов немало золотых цепочек забрали. Точно!

Он довольно потер ладони и тут же спрятал обратно в карманы. Холодно! Проклятая сырость, проклятый ветер! Но хорошее настроение даже они не смогли испортить.

Вдали, в ниже по течению, что-то мелькнуло. На инструктаже Петелин — старший особо напирали на враждебность к попаданцам киевских князей и велели внимательно присматривать за низовьями реки.

Часовой прищурился — и правда, что-то мелькает. Раздраженно хмыкнул и приложил к глазам бинокль. Изображение рывком приблизилось, и он увидел караван из двух-трех десятков гребных судов. Силуэты совершенно незнакомые — явно не славянские ладьи или челны. Вполголоса выругался — повезло, так повезло! И все мне так! Как какое дерьмо, так ко мне! Караван мог быть чем хочешь — и торговой экспедицией и, пиратским набегом, и войском, идущим завоевывать новых данников. А кто сказал, что и их — попаданцев не считают потенциальной жертвой? Тот же князь Олег попытался овладеть городом! Вытащил из кармана телефон. Доложил, поминутно хлюпая простуженным носом, в 'дежурку', спрятал назад и принялся наблюдать за кораблями, время от времен посматривая на ведущую к реке дорогу.

Из-за лесистого поворота Днепра, щучкой выскользнуло судно, рассекая серебристые реснички волн. Весла разом шли вниз, отталкиваясь от упругой речной волны и толкая корабль вверх по течению. Парус на мачте, свернутый в трубку, оттопыривался по сторонам, точно пухлые щеки у ангелочков, носовое украшение в виде опустившего голову быка, носовое украшение в виде опустившего голову быка. А за ним еще одно и еще...

Из-за непроницаемого полога деревьев вырвался грузовик, машина притормозила, осторожно проехала по круто спускающейся вниз дороге к реке, резко прибавила скорость. Лихо затормозила у белевшей не успевшими потемнеть мокрым досками пристани, около которой покачивался на волнах десяток лодок от маленьких, рыбацких до вполне приличных катеров. Из-под колес полетели фонтаны песка. Пятеро караульных выпрыгнули из кузова на манер спецназов, не дожидаясь полной остановки машины. Тускло сверкнули сталью в лучах нежаркого солнца доспехи. Спрыгнул из кабины на песок дежурный по городку Ушаков.

Дружными усилиями попаданцы спустили из кузова опорную плиту миномета, потом ствол и двуног. Ушаков поднес к глазам бинокль. И правда, никакого сходства со славянскими ладьями, ни одной надстройки не возвышается над бортом, мачта на фоне серого неба и, размеров немалых. Метров десять, не меньше — все как доложил часовой. Кто бы это мог быть? Похоже гости иноземные. Вы то нам и нужны — вопрос о налаживании заморской торговли уже не раз обсуждался на совете колонии. Интересно. Кто это? Арабы? Византийцы?

Трое попаданцев осталось собирать миномет, двое, с ружьями в руках, вслед за Ушаковым попрыгали в патрульный катер.

Двигатель глухо зарычал, и его утробный голос эхом разлетелся над по-осеннему потемневшей водой.

— Поехали давай! — Ушаков оттолкнулся ногой от причала.

— Пошли, а не поехали! — в ответ проворчал на 'сухопутную крысу' рулевой — бывший моряк. Полковник нахмурился, но промолчал — не время и не место для 'разбора'. С оглушительным ревом лодка помчалась наперерез каравану, с каждой секундой увеличивая скорость и, оставляя за кормой пенный след.

Резкий, холодный ветер хлестал лица, развевал волосы, заставляя прищуривать глаза. Корабли каравана стремительно приближались, увеличиваясь в размерах. Еще несколько секунд — и невозмутимо следующий своим курсом корабли еще больше выросли — караван уже в ста метрах.

Ушаков повернулся к рулевому, крикнул, наклоняясь к его уху и перекрикивая рев мотора:

— Глуши мотор! — еще несколько метров катер проплыл по инерции вперед, с каждым мигом замедляясь. Остановился, слегка раскачиваясь на по-осеннему серых волнах. Повисла тишина, нарушаемой плеском волн о борт.

Ушаков поднял к губам рупор и крикнул в сторону каравана.

— Внимание на кораблях! Приказываю пристать к берегу. Повторяю! Пристать к берегу!

Но корабли невозмутимо проигнорировали предупреждение.

Ушаков пожал плечами — дескать сами виноваты — ну не может не быть на кораблях переводчика — значит игнорируют! Ну-ну! Пренебрежительно цыкнул зубом и повернулся к берегу. Нашел взглядом пристань и людей над минометом, махнул рукой.

В следующее мгновение над катером, рассекая воздух, по крутой дуге пронеслось что-то темное. Глухой, утробный звук выстрела еще висел в воздухе, когда его мгновенно оборвал оглушительный грохот взрыва, в нескольких десятках метров на пути ведущего судна вспучилось пронзительно-желтое, ослепительное облако. Над рекою с пронзительными криками взлетели испуганные птицы, закружили в небе.

Ушаков удовлетворенно кивнул, губы тронула едва заметная улыбка. Вот это он понимает!

— Последнее предупреждение! — усиленный мегафоном голос, разнесся над водой, — При неповиновении открываем огонь по кораблям! Пристать к берегу! Немедленно!

На палубах каравана началась суета и крики и корабли останавливались, словно наткнувшись на невидимую стену, а на губах Ушакова мелькнула неприятная, как бы не презрительная улыбка.

Новые крики, корабли начали медленно разворачиваться к берегу. Ушаков поежился — ветер с реки продувал сердце.

Катер Ушакова, намного опередивший гостей, к этому времени прочно пришвартованные к пристани, колыхался на волнах. Попаданцы торопливо разобрали миномет, посматривая на приближающиеся корабли, загрузили в кузове грузовика и вернулись на пристань. Водитель остался в машине.

Через несколько минут караван остановился в паре десятков метров от пристани, шуршание канатов, трущихся об древесину заглушил торжествующий всплеск воды, в которую один за другим обрушились каменные якоря. Помня о недавнем взрыве, пришельцы не стали близко подходить к берегу, но и особо не опасались. Незнакомцы на пристани, да, в добрых стальных бронях. В руках — странные предметы, отдаленно напоминавший арбалеты, но без дуги. Латная пехота выглядела грозно и внушала. Очень даже внушала! Но их мало — меньше десятка. Что они смогут сделать каравану, в котором две сотни человек?

После рева мотора и свиста в ушах ветра тишина показалось Ушакову просто поразительной. Такая тишина, которую нарушал только ветер, шелестящий в желтеющей листве, да ленивый плеск волн об берег. Поэтому треск автомобильного мотора спускавшегося с обрыва грузовика заставил его вздрогнуть. Он посмотрел на часы. 'А быстро босы собрались', — подумал с усмешкой, демонстративно потянулся, разминая затекшие мышцы.

Над бортом ближайшего корабля, около странного носового украшения в виде опустившего голову быка выпрямился во весь рост человек. Худой и жилистый, с длинными руками и лицом, словно вырубленным топором, на котором выделялся только внушительный нос. В меховой безрукавке, выглядевшей на нем так органично, что, казалось, он не снимал ее ни днем ни ночью. Человек облизал губы и глянув на кого-то невидимого Ушакову, согласно наклонил голову и, обернувшись, крикнул на славянском:

— Почто озоруете тати? Почто обиду творите гостю заморскому Али ибн Хайсаму из царства-государства Ширваншахов, коего князья киевские Аскольд да Дир по защиту свою взяли!?

Ушаков придал лицу надменное, несколько недовольное выражение — мол, а ты кто такой, чтобы с меня спрашивать? Не на того напал! Я сам наеду получше чем каток асфальтовый!

— А ты кто такой, что, придя ко мне в гости, лаешься аки пес?! Ты что, пес? — Губы у него неприятно кривились, а в его голосе звучало неприкрытое раздражение.

Неизвестный несколько мгновений, выпучившись, смотрел на попаданца, потом склонился к кому-то невидимому. Ветер донес обрывки гортанных фраз, напоминающих клекот орла — явно неславянская речь. После короткой паузы выпрямился.