— Стэн, чертяка ты эдакий! Устроился колдоконтролёром? А я всегда в тебя верил! Вот всем так и говорил, что тебя непременно заметят, потому что ты единственный из всего потока сумел получить диплом, хотя твои магические таланты прямо-таки поражают своим отсутствием!

— А ты всё ещё прозябаешь в своей лавке, тратя умения на то, с чем можешь справиться, — втирание очков клиентам при помощи мантии с блёстками?

— Сам знаешь, нам, частным предпринимателям, без мантии никуда. Мы ж не корпоративные служащие, чтобы получать костюмы за счёт фирмы, потому что своими способностями на них никогда бы не заработали, — развёл руками я и расхохотался во весь голос. — Слушай, Стэн, я рад тебя видеть! Сколько лет прошло? Четыре? Пять? Вот уж не думал, что встречу тебя здесь!

— Почти семь, — ответил мой бывший сосед по общежитию, сопровождая слова крепким рукопожатием. — Я тут недавно, меня переманили из полиции. Работа почти та же, отслеживать заклинания, но бюрократии намного меньше. А ты тут какими судьбами? В жизни бы не подумал, что ты интересуешься автогонками!

— Я, в общем-то, тоже не планировал, но вот моя дама...

— Понял, можешь не объяснять, — рассмеялся Стэн. — А что ты делаешь здесь? В смысле — у стойки магоконтроля?

— Пришёл просить разрешение на климатическое заклинание, — честно ответил я. — Ты сам весь в поту, хотя тут у тебя хотя бы кондей есть. А у нас на трибуне термометр показывает температуру плавления стали. Вот я и подумал, что немного климатической магии мне не помешает.

— Пиши формулу заклинания, а я проверю, можно ли разрешить тебе колдовать. — Стэн щелчком отправил мне бланк. — Укажи ваши места на трибуне, и не забудь про вектор магнус!

— Поучи учёного, — улыбнулся я, быстро заполняя пустые поля. — Я ж сам тебе подсказывал на контрольных.

Стэн забрал форму, выложил перед собой чистый лист, карту автодрома и инженерный калькулятор и вгрызся в углы, диаметры, отклонения и сопряжения. С невероятной скоростью он подставил из сегодняшней таблицы азимуты на значимые светила, каждое из которых усиливало или ослабляло эффект заклинания, разложил искажения, внесённые этими светилами, в сферические гармоники и выделил главные анизотропные члены. Затем Стэн показал, что поверхность объёмной области влияния заклинания является кусочно-гладкой, что позволило ему применить формулу Остроградского-Гаусса и свести тройной интеграл по объёму к поверхностному двойному по границе области влияния и далее — к поперечному сечению. Следующим шагом он вычислил дивергенцию магического поля и убедился, что её интеграл по объёму совпадает с потоком магической энергии от опорных точек. После этого он вернулся к вычисленным анизотропным членам, применил их к проекциям области действия заклинания на координатные плоскости и получил уравнения для точек, в которых мощность заклинания упадёт вдвое по сравнению с эпицентром. Осталась сущая легкотня: аппроксимировать эти уравнения кубическими сплайнами и таким образом получить очень близкие к настоящим линии полураспада заклинания.

Я в восхищении смотрел на его работу. Я знаю, что область действия климатического заклинания будет идеальной сферой только в том случае, если внешних влияний вообще не существует, — так сказать, сферическое заклинание в вакууме, — но мне крайне редко приходилось рассчитывать, в какую фигуру превратится эта сфера в реальном мире. Я бы справился с этой задачей, но у меня ушёл бы на расчёты час, не меньше. А Стэн выполнил их минут за десять.

С другой стороны, если это единственное, что от него требуется на новой работе, то несложно и навостриться.

Тем временем Стэн перешёл к карте автодрома и перенёс на неё контур, на котором мощность моего заклинания упадёт вдвое. На карте появилась фигура, отдалённо напоминающая толстенькую морскую звезду с короткими лучами.

— Так... Боксы не затронуты, трассы ты тоже не касаешься... Самым краешком ты накрываешь пост маршалов, но эффект твоей волшбы на таком расстоянии, — Стэн приложил линейку, — будет меньше семи процентов... Не вижу никаких проблем. Да и твоим соседям по трибуне это наверняка придётся по душе.

Стэн шлёпнул по заполненному мной бланку штампом «Одобрено», а затем выписал мне разрешение на применение климатического заклинания, скрупулёзно переписав в него предоставленные мной вектор магнус, опорные точки и заряды энергии для каждой. Затем он вложил бланк, карту с расчётом проекции заклинания и результаты вычислений в папку с номером, совпадающим с номером на разрешении, и отправил её в ящик стола.

— Готово, — он протянул мне разрешение. Документ на толстой гербовой бумаге с впечатанными в неё цветными волосками и с водяными знаками, светящимися под влиянием потока сырой магии, выглядел богаче моего диплома. — Оплати пошлину в кассу. Знаешь, я бы с тобой ещё поболтал, но тут очередь, — он кивком указал мне за спину.

— Понял, уже ухожу, — я взял разрешение и святотатственно сложил его вдвое. — Надо бы пересечься как-нибудь, по пивку хряпнуть, за жизнь перетереть. У тебя телепатофон прежний?

— Ага, я так и пользуюсь тем же, что и в универе.

— Тогда я тебя телепну на днях. Ну, пока, бывай! — Мы снова обменялись крепким рукопожатием, затем я хлопнул его по плечу и отправился к кассе.

Для того, чтобы выйти из хоть и плохо, но кондиционированного помещения в кромешный ад трибуны, мне пришлось набраться смелости, и вдобавок вспомнить о ямочках на щеках Розалин.

Она ожидала меня со смесью страха и надежды во взгляде. Я поспешил успокоить её, пошуршав выданным разрешением:

— Всё в порядке, первый этап увенчался полным успехом. Я проголодался. Как насчёт хот-дога и пары бутылок чего-нибудь ледяного? Я угощаю! Всё равно все расходы будут включены в счёт.

Розалин рассмеялась:

— С удовольствием! Вон ходит лоточник. Возьмёте мне хот-дог с двойным кетчупом и горчицей? Напиток на ваш вкус!

Лоточника осаждали зрители, желавшие влить в себя что-нибудь прохладительное, так что я провёл в очереди больше времени, чем намеревался, а бумажные пакетики с едой изрядно помялись, пока я прорывался из центра толпы обратно к своему креслу. Поэтому мы ещё ели, когда прогревочные круги закончились, и болиды выстроились в шахматном порядке на длинной прямой прямо перед трибуной. Некоторое время не происходило ничего интересного. Затем П-образная рама над финишной чертой принялась ритмично моргать красными прожекторами.

— Фефас фудет дан фтарт, — пояснила мне Роза, быстро проглатывая остатки сосиски. — Фуффе факфойте уфы!

— Что там с моими усами? — не понял я.

Вместо красных прожекторов вспыхнули зелёные. Двадцать восемь припаркованных под трибуной истребителей одновременно врубили форсаж. Сто пятьдесят тысяч зрителей приветствовали это рёвом из примерно двухсот тысяч глоток, — в нашем толерантном мире автогонками увлекаются и инопланетяне с необычной анатомией.

Я выкрикнул фразу, за которую в детстве мама прописала мне ижицу, и согнулся вдвое, зажимая уши испачканными в кетчупе и горчице ладонями. Мой вопль ухнул в какофонию звука и растворился в ней, словно капля воды в океане. Наверное, запуск старинной ракеты сверхтяжёлого класса на химическом топливе был бы тише. Трибуна ходила ходуном, как будто началось землетрясение, мне даже пришлось опереться на спинку кресла передо мной, — благо, парень, купивший билет на это место, в экстазе скакал перед ним, размахивая всеми своими руками и выкрикивая что-то нечленораздельное. Звуковая волна была настолько мощной, что ощущалась всем телом; мозг не смог обработать такую громкость одной только слуховой корой, и глаза застила глубокая синева синестезии[3].

Болиды один за другим проходили поворот в конце стартовой прямой и пропадали из виду, их моторы перестали сотрясать воздух напротив трибун. По сравнению с тем, что творилось только что, шум стопятидесятитысячной толпы казался отдалённым рокотом океана, почти шёпотом.

Я выпрямился, попытался выковырять остатки звука из уха и проверил, не осталась ли на пальце кровь из порванной барабанной перепонки.

— Твою ж... — Роза с интересом склонила голову, и я заменил нецензурное продолжение фразы более социально приемлемым вариантом: — ...Сосательную конфету прямо в желудок, минуя пищевод. Скажите, это всегда так громко?

— Я сегодня на трибуне только потому, что посторонним типа вас нельзя входить в боксы команд, — ответила она. Даже несмотря на то, что рёв болидов сейчас доносился откуда-то издалека, нам приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. — Но я ведь дочь хозяина команды, так что обычно я смотрю старт с пит-лейна. Вон оттуда, — она показала рукой на ложи вдоль противоположной стороны стартовой прямой, в которых суетились представители команд. — Болиды стоят буквально в пяти метрах, так что поверьте, — старт оттуда впечатляет куда сильнее. О, смотрите, папа! И Сайонара сразу за ним...

Из-за последнего поворота перед стартовой разметкой показался тёмно-синий болид, оклеенный рекламными наклейками. Нос-в-хвост за ним неслась розовая машина соперника. На бешеной скорости, сотрясая нас рёвом моторов, машины промчались под трибуной и, мигнув на прощанье тормозными фонарями, ушли в следующий поворот.

Роза щёлкнула секундомером.

— Минута пятнадцать. Для первого круга неплохо.

Под нами продолжали проноситься гоночные машины. Болиды, стартовавшие плотной группой, потихоньку растягивались по трассе; медленные и ошибавшиеся пилоты отставали, быстрые держались впереди, атакуя друг друга на прямых и ювелирно проходя повороты. Я какое-то время следил за ходом гонки на огромных экранах, установленных напротив трибуны и показывающих невидимые зрителям участки трассы, но вскоре мне это надоело. В отличие от меня, Роза подскакивала с энтузиазмом игривого щенка каждый раз, когда на одном из экранов появлялась машина её отца; поскольку он лидировал, поведение моей клиентки больше всего напоминало приступ хореи. Сайонара так и не слезал с его хвоста. Фернандо даже установил рекорд самого быстрого круга, но уже на следующем кругу Лонсо его улучшил на целых восемнадцать тысячных секунды, вызвав у Розы вопль экстаза.

При всём желании я не мог воспринимать борьбу за миллисекунды всерьёз, поэтому просто достал из кармана книжку и, отчаянно потея на невыносимой жаре, попытался отрешиться от шума и погрузиться в приключения мальчишки, учившегося в школе волшебства.

Когда мальчишка сообразил, что ему предстоит укокошить василиска, а Розалин, с которой пот буквально капал, устала скакать перед своим креслом и размахивать секундомером при каждом появлении тёмно-синего болида на экране, я оценил приблизившиеся грозовые тучи, убрал книжку и встал.

— Роза, — постучал её по плечу я. Девушка повернулась ко мне, и я увидел, что её волосы слиплись в мокрые хвостики и прилипли к щекам и шее. Её вид представлял собой превосходную причину для активации климатического заклинания. — Лучше присядьте.

— Вы так и не рассказали мне, что вы придумали, — прищурилась она.

— Сейчас и так увидите. Только дайте мне сосредоточиться.

Я набрал в грудь побольше воздуха, свернул пальцы затейливыми кукишами, позволяющими лучше контролировать и направлять энергетические потоки, запрокинул голову к небу и, нацелившись в зенит переплетёнными пальцами, выкрикнул составленное заклинание. Крик, как и предполагалось, остался совершенно незамеченным: кричали и размахивали руками почти все. Но температура тут же начала падать так быстро, как если бы кто-то рядом открыл великанский морозильник.

— Сейчас нам пригодился бы плащ, — произнёс я, усаживаясь на своё кресло. — Или хотя бы зонтик.

— Что? Я не слышу!

— Придётся намокнуть. Я мог бы создать щит, который защитил бы нас от дождя, но разрешения на эту волшбу я не просил...

Небо затопило цунами белого света. Остаток моей фразы был заглушён мощнейшим ударом грома. Тут же молния ударила снова, а гром прогрохотал так, что затмил собой рёв болидов на старте. Навалившаяся на автодром свинцово-серая туча повисла прямо над головами, едва не задевая за верх трибуны. Разветвляющиеся молнии били, как стробоскоп, почти без остановки, гром не затихал. В воздухе запахло озоном и влагой.

— Ну, вот и началось, — я съёжился и прикрыл голову руками.

Туча поднатужилась и лопнула. По зрителям, трибуне, асфальту, газонам и боксам команд заколотил град величиной с горошину. Руки, которыми я прикрывал голову, заболели почти сразу.

Один из отстающих болидов, тоже тёмно-синего цвета, — второй пилот команды “Lonso Arrows”, — подъехал к повороту в конце стартовой прямой, включил тормозной фонарь и, не снижая скорости, вылетел с трассы на газон, где его закрутило. Фонтанируя землёй из-под колёс, машина ткнулась в бетонный отбойник; в воздух взлетели детали корпуса и части подвески. Затем из разбитой в хлам машины выбрался сам пилот и с удручённым видом пнул градины. Экраны напротив трибуны демонстрировали похожие инциденты на других участках трассы.

— Что это с ним?!

— Какие шины ставят болиды, когда готовятся гонять по сухой трассе?

— «Слики». Абсолютно гладкие покрышки, без рисунка на протекторе.

Я поднял одну из градин и показал её Розалин:

— Градины почти всегда круглые, ну, или почти круглые. Вот только когда «слик» наезжает на градину, из-за отсутствия канавок протектора градине буквально некуда деться. Она остаётся под колесом. А если градин много... Вы когда-нибудь видели комедию, в которой герой рассыпает перед плохими парнями мелкие шарики?

С лож по ту сторону стартовой прямой замахали жёлтыми флагами. Град продолжал идти.

— «Помеха на дороге, обгон запрещён», — перевела мне Роза. — Требование ко всем водителям снизить скорость.

Поверхность трассы стала молочно-белой от града. Оставшиеся в строю болиды плелись мимо трибуны, словно ленивцы, их двигатели обиженно рычали. Коул Лонсо и Фернандо Сайонара справились с внезапной помехой, — я, собственно, ничего другого и не ожидал, учитывая их опыт, — и Сайонара по-прежнему висел у отца Розы на хвосте. Тем временем маршалы принялись размахивать фиолетовыми флагами[4].

— На трассу выезжает сейфти-кар, — объяснила Розалин. — Специальная машина, которую нельзя обгонять. Вдобавок каждому пилоту на прохождение каждого участка трассы даётся время, которое он обязан превысить. Таким образом устроители гонки специально замедляют машины, увеличивая безопасность.

1234

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓