Ситуация Руматы

"Хорошенькие сцены наблюдали сегодня на Земле".

Да, а чем занимались аналитики на той стороне камер? Все эти историки, социологи, психологи, на Базе, на Земле. Невооружённым ведь глазом видно: наблюдатель вразнос идёт. Водку пьянствует, камеру закрывает, ценных контактов просто проваливает. С подопытными корешится. В общем ведёт себя неадекватно.

И почему дон Кондор, со своим опытом — в том числе и провалов — не настоял на отзыве Руматы? Хотя бы временном — отдохнуть. Ведь ничего сложного: легенда — дон Румата Эсторский убывает в своё поместье. Ну да, конечно, Штирлиц 20 лет не был на Родине...а этнографы регулярно возвращаются. Обязательно ли десятилетиями торчать в Средневековье? Обязательно ли служить не ближе 50 км от дома?

А теперь про отношения Антона, Пашки и дона Кондора. Пашка называет его дядей Сашей. Когда и кого тридцатилетний называет дядей? Того, кого он знает с детства. Не учителя. Либо из родных, либо из друзей семьи.

Антон — даже наедине с собой именует его по имени-отчеству.

И вообще отношения между Александром Васильевичем и Пашкой — они менее формальные. А вот между им же и Антоном — намного холоднее и напряжённее. Отношения начальника и плохого подчинённого, которого по уму и надо выкинуть — а никак. И что в конечном счёте оказывается прав именно этот подчинённый — ничего не меняет. Скорее наоборот. Подчинённого откровенно пытаются подставить:

"— Тебе надо было убрать дона Рэбу, — сказал вдруг дон Кондор.

— Да. Да! Да!!! Убить! Похитить! Сместить! Заточить! Надо было действовать. Не советоваться с двумя дураками, которые ни черта не понимали в том, что происходит".

Дальше — самоцитата:

"Убрали бы вы, допустим, вашего Рэбу. Далее возможны только два варианта: переворот либо происходит, либо — нет — согласны? Во втором случае всё кончается благополучно, для всех — кроме дона Руматы, который отправляется на Землю, лечиться от паранойи.

— А в первом?

— В первом? В первом переворот-таки происходит, после чего поименованному дону Румате сообщается, что именно он своими дилетантскими действиями спровоцировал кровопролитие и ему самое время — опять же лечиться".

Так вот...и тут стоит задуматься, как Антон попал в наблюдатели. Факт, в своё время он был "сменным пилотом рейсового звездолета". А отношение к звездолётчикам в Мире Полдня... Цитата:

"...наибольшим почетом пользуются, как это ни странно, не космолетчики, не глубоководники и даже не таинственные покорители чудовищ — зоопсихологи, а врачи и учителя. В частности, выяснилось, что в Мировом Совете — шестьдесят процентов учителей и врачей. Что учителей все время не хватает, а космолетчиками хоть пруд пруди".

И ещё:

"И не то чтобы все это напрасно. Тебя поблагодарят, тебе скажут, что ты внес посильный вклад, тебя вызовет для подробного разговора какой-нибудь видный специалист... Школьники, особенно отстающие и непременно младших классов, будут взирать на тебя с почтительностью, но учитель при встрече спросит только: "Ты все еще в ГСП?" — и переведет разговор на другую тему, и лицо у него будет виноватым и печальным, потому что ответственность за то, что ты все еще в ГСП, он берет на себя. А отец скажет: "Гм..." — и неуверенно предложит тебе место лаборанта; а мама скажет: "Максик, но ведь ты неплохо рисовал в детстве..."; а Дженни скажет: "Познакомься, это мой муж". И все будут правы, все, кроме тебя".

А это ещё ГСП. Пилот рейсовика в этом свете должен восприниматься, вообще как " водила-дальнобойщик".

Скорее всего, в какой-то момент Антону предложили — тот же Пашка — стать серьёзным человеком. И устроил в Институт Экспериментальной Истории. Через того же Кондора. В таком случае понятно, отчего Антону так не нравится его работа — та самая чужая колея.

И понятно, почему Кондор не может отправить его на Землю.

А теперь ещё один момент.

"Он еще оставался землянином, разведчиком, наследником людей огня и железа, не щадивших себя и не дававших пощады во имя великой цели. Он не мог стать Руматой Эсторским, плотью от плоти двадцати поколений воинственных предков, прославленных грабежами и пьянством. Но он больше не был и коммунаром".

Почему даже напившись Антон не мог стать Руматой Эсторским?

Потому что дворянин, самурай...называйте как хотите — это поколения буйных воинственных предков. Не просивших ни не дававших пощады. Отбор — где трусу или малахольному — было не оставить потомства. А кроме генетики — философия, передававшаяся из поколения в поколение.

Никакой мистики — в любом обществе несколько поколений кадровой службы в боевых частях формируют очень схожие философию и менталитет. Способствуя переоценке ценности своей жизни и страха своей же смерти. Когда ребёнок видит отца — хоть доспехах, что в камуфляже — уходящим на войну, когда слышит рассказы о предках, когда боевое оружие лежит дома... Не знаю механизма, но, как мне кажется, программа менталитета хищника так же заложена в человеке, как и программа пассионария. Просто её надо запустить. И неизбежно появляется некое понятие чести. Нечто невидимое и неосязаемое, но потерять её страшнее, чем умереть.

"Я принял решение остаться в крепости и умереть быстрой смертью. Конечно, мне не составило бы большого труда прорваться сквозь их ряды и спастись, сколько бы десятков тысяч всадников не приблизилось к нам и сколько бы колонн не окружало нас. Но такой поступок не приличествует воину, такое поведение было бы трудно счесть проявлением верности. Поэтому я останусь здесь против воинов всей страны. И пусть у меня нет даже одной сотой необходимого для противостояния числа людей, я буду защищаться и умру великолепной смертью. Я покажу всем, что оставлять замок, который нужно оборонять, что ценить жизнь и ради этого бежать от опасности и показывать врагу свою слабость — не в традициях моего господина Иэясу".

Дону Пампе не нужно было размышлять, как поступить — он действовал. Нужно приказывать солдатам противника — и они ещё побегут выполнять.

Нужно в одиночку вытаскивать друга из Весёлой башни — он идёт и вытаскивает. Он не думает, чем это может аукнуться ему. Не думает про замок, баронета и бароннесу.

"Полночи я бегал по городу! Черт возьми, мне сказали, что вы арестованы, и я перебил массу народу! Я был уверен, что найду вас в этой тюрьме!".

Сравните с мыслями Антона:

"Все-таки попался барон. Я совсем забыл о нем. А он бы обо мне не забыл...[...] Что за прелесть. Казалось бы, бык, безмозглый бык, но ведь искал же меня, хотел спасти, ведь пришел, наверное, сюда в тюрьму за мной, сам... Нет, есть люди и в этом мире, будь он проклят... Но до чего удачно получилось!".

Нельзя презирать друзей.

Кстати, показательно, как вели себя перед расстрелом Колчак и Унгерн...и в какую жидкую кашицу расползлись так называемые красные командиры. Первые были кадровыми военными в куче поколений и знали, что смерть — это всего лишь ещё одно свойство жизни.

Вторые были тем самым третьим сословием. Очень здорово и без сомнений отдавали расстрельные приказы... И очень плохо умели умирать сами. Точнее даже не умирать — проигрывать.

Вы можете представить Пестеля или Колчака пишущим такое: "Верните меня к жизни, верните меня к семье — я так наказан. Теперь есть возможность писать, я Вам еще хочу написать, т. к. что то нескладно, кажется, это потому, что в своей одиночке я заболел и пишу Вам лежа в постели. Родной мой Сталин!

Сотни миллионов будут праздновать 1 Мая (я не мечтаю, как в прошлом году, вести за собой колонну танков), отпустите меня к ним!".

Так вот, "люди огня и железа, не щадившие себя и не дававшие пощады во имя великой цели" — это как раз и есть те самые красные командиры.

Ну и под конец ещё одна цитата:

"Священнику не подобает писать о полководце. Каким бы изяществом не отличался его стиль, раз он не знаком с военным делом, он не сможет постичь истинных помыслов великого полководца. Передавать же ошибочные суждения о знаменитом военачальнике последующим поколениям по меньшей мере непочтительно".