Книга первая: "Новый Февраль семнадцатого"

И повернувшись, уставился в зеркало на стене. Оттуда на меня смотрел Великий Князь Михаил Александрович Романов...

* * *

— А вы знаете о том, что вы праправнук русского Императора?

Эта история началась с вопроса.

Иногда, самые эпохальные события начинаются с совершенно обыденных событий, с самых, на первый взгляд, прозаических встреч и ничего не значащих интервью. Собственно, я и не собирался встречаться с этим джентльменом из "The Times", но моя пиар-служба настоятельно рекомендовала, мол, будет полезно для имиджа нашего медиа-холдинга и все такое.

И вот, вместо того, чтобы серьезным делом заниматься, я сидел и беседы беседовал. Все начиналось довольно обыденно — мистер Кэмпбелл задавал причитающиеся случаю вопросы о моем назначении руководителем одного из крупнейших в России медиа-холдингов, о планах развития этого самого холдинга, о моем мнении относительно событий в мире, и все такое прочее. Вокруг нас крутился их редакционный фотограф, делал снимки, вспыхивала камера. В общем, как говорят в таких случаях, ничего не предвещало.

Не предвещало, пока мистер Кэмпбелл не начал задавать вопросы, касающиеся моей биографии. Ничем, в общем-то, не примечательной биографии. Ну, бывший военный, дослужившийся до майора летчик-вертолетчик, война, ранение, списание. Жизнь заново, которая и привела меня в кресло генерального директора медиа-холдинга и, соответственно, сюда, пред ясны очи мистера Кэмпбелла и его фотографа.

— А вы знаете о том, что вы праправнук русского Императора?

Вопрос был настолько нелепым, что мне показалось, что я ослышался. Однако, видя, как наслаждается эффектом британец, я понял, что вопрос на самом деле прозвучал.

— О, мистер Романов, я вижу, что вы не знакомы с такими интересными подробностями вашего происхождения! Что ж, я рад, что мне удалось удивить вас, мистер Романов!

Поскольку я ничего не отвечал и просто ждал продолжения, то британец не стал тянуть кота за известное место, а соизволил дать объяснения.

— Дело вот в чем. Готовясь к интервью, я подумал, что будет забавным провести некоторую параллель между вами, человеком с фамилией Романов, человеком, живущим в XXI веке, и династией Романовых, которые правили Россией триста лет, и чье правление закончилось катастрофой. Собственно, я хотел задать вам вопрос о том, что на ваш взгляд было сделано неправильно сто лет назад, и не находится ли Россия сейчас в предреволюционном состоянии, все-таки приближается 2017 год и все такое.

Кэмпбелл взял театральную паузу, но я не повелся на провокацию и терпеливо ждал продолжения. Впрочем, пауза не затянулась, и мой интервьюер закончил мысль.

— Так вот, готовясь к интервью, я дал запрос в архив Foreign Office относительно того, не являетесь ли вы случайно родственником тем самым Романовым. Собственно, я ожидал получить отписку и разыграть перед вами сожаление, что хотя вы и не родственник им, но все же, Романов. Вы меня понимаете? И каково же было мое изумление, когда я получил от них вот этот документ.

Он протянул мне лист бумаги с гербами и прочими атрибутами британского правительства. А там...

В общем, из прочитанной мной краткой справки следовало, что в английских архивах хранятся отчеты некоего мистера Джонсона, секретаря Великого Князя Михаила Александровича. А в этих отчетах было зафиксировано, что после окончания бурного романа с фрейлиной Александрой Владимировной Коссиковской и до начала еще более скандального романа с Натальей Сергеевной Шереметьевской, будущей графиней Брасовой, у Михаила Александровича случился не менее бурный, хотя короткий и не настолько известный роман с женой подполковника Мостовского Ольгой Кирилловной.

Напуганная перспективой нового скандала вдовствующая Императрица Мария Федоровна настояла на скорейшем переводе подполковника подальше от столицы. Взбешенный Великий Князь демонстративно начинает ухаживания за женой другого офицера Натальей Сергеевной Вульферт и кто знает, насколько бы далеко зашел этот роман, если бы не демонстративное желание досадить своей Мама и своему царствующему брату. Тем не менее, увлекшись новым романом, Михаил Александрович позабыл Ольгу Кирилловну, и так и не узнал, что у нее родился мальчик.

Поскольку дама была замужней, то кривотолков избежать удалось, и лишь самая близкая родня ее мужа знала о том, что в виду специфического ранения, полученного подполковником на русско-японской войне, ребенок не его. Нужно ли говорить о том, что господин Мостовский резко охладел к своей молодой жене и так и до конца не принял мальчика в качестве сына. Супруги большей частью жили порознь и о семейной тайне знали лишь несколько человек, включая нового секретаря Великого Князя господина Джонсона, который, то ли по своей инициативе, то ли по рекомендации из Лондона, негласно присматривал за отпрыском своего патрона, не ставя, впрочем, в известность самого Михаила Александровича. В общем, как выходило из этих записей, Великий Князь так никогда и не узнал о том, что помимо Георгия у него растет еще один сын Михаил.

Далее Гражданская война, полковник Мостовский погибает на фронтах, сама Ольга Кирилловна умирает во время эпидемии испанки, а мальчик пополняет ряды беспризорников. В детском доме, куда в результате попал мальчик, он назвался Михаилом Михайловичем Романовым. Неизвестно, каким образом британской разведке удалось это установить, но фотографии сына Ольги Кирилловной Мостовский и беспризорника Михаила Михайловича Романова доказывали, что вероятнее всего речь идет об одном и том же мальчике. В краткой справке на сей счет не было сказано ничего, единственно, выдвигалось предположение, что перед смертью Ольга Кирилловна рассказала ему правду о том, кто на самом деле является его отцом.

Как бы там ни было, но мальчик вырастает, становится красным командиром, проходит всю Вторую Мировую и заканчивает войну в Берлине, а точнее над ним, в качестве командира авиаполка.

То ли имея виды на возможную вербовку, то ли еще по каким причинам, но британская разведка продолжала мониторить судьбу этой ветви Романовых. Лишь с развалом СССР мониторинг был прекращен, а дело было рассекречено и передано в архив. И, да, в этой справке было написано и мое имя, как внука того самого красного командира Михаила Романова. И как правнука Великого Князя. И как праправнука Императора Всероссийского Александра Третьего Миротворца.

— No comments. — подчеркнуто спокойно сказал я, откладывая бумагу в сторону.

— Я вижу, что эта справка вас не убедила. — Кэмпбелл продолжал улыбаться. — Что вас смущает?

Я покачал головой.

— Это все ерунда. Вы помнится, хотели задать вопрос о моем мнении относительно революционных событий 1917 года? Мое мнение, что Революции 1917 года и Гражданская война, последовавшая за ними, это действительно величайшая трагедия в истории двадцатого века. Не случись революции в России, ход всей мировой истории был бы другим.

— Вы считаете, что протесты нужно было подавить силой? — живо поинтересовался британец.

Понимая, куда он клонит, и какие параллели собирается провести, я усмехнулся и покачал головой.

— России того времени нужна была надежда и понимание пути к лучшей жизни. Среди власти не нашлось тех, кто смог бы стать лидером и возглавить революцию сверху. В таких условиях революция была неизбежной. Вообще же, в 1917-1918 году революция могла случиться в любой европейской стране. И далеко не факт, что случись первой революция в какой-нибудь Германии или Франции, то она бы случилась и в России. Хотя, опять-таки, все зависит от воли власти и ее лидерских качеств. В целом, в первой половине XX века, ситуация была такова, что был в Европе повсеместный запрос на появление лидеров и вождей. Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини, или тот же ваш Черчилль — все они результат потребности масс в переломные моменты истории следовать за своими лидерами. Или за чужими, если своих нет.

— Но, все это общие слова, мистер Романов. — не унимался британец, пытаясь раскачать меня. — Вот, например, в России начались протесты, что бы вы сами делали на месте Императора Николая? Или на месте вашего прадеда, ведь он, пусть и формально, был последним русским монархом?

— Оставляя без комментариев ваше утверждение о моей родственной связи с русским Императорским Домом, хочу повторить — Россия нуждалась в коренной трансформации и революция была неизбежной. И вновь повторю — сильный харизматичный лидер, окажись во главе страны такой, смог бы повести народ за собой. Не подавить протесты, не отменить революцию, а именно возглавить ее. И скорее, это мог бы сделать Михаил Романов, поскольку Николаю в тот момент уже доверия не было среди всех слоев общества. Но Михаил Александрович проявил свойственную ему слабохарактерность и нерешительность, так и не решившись стать Михаилом Вторым и лидером своего народа.

Кэмпбелл предпринял еще попытку.

— И все же, окажись вы сами на месте своего полного тезки, Михаила Александровича Романова в дни, когда под Николаем Вторым зашатался трон, что бы вы предприняли? Смогли бы вы предотвратить катастрофу, которая постигла Россию?

— У меня нет, и не может быть ответа на этот вопрос, мистер Кэмпбелл. Я не жил в то время и у меня нет готовых рецептов. Многое, с высоты пройденных ста лет, видится странным и глупым, можно долго рассуждать, но ничего изменить мы не в силах.

— А вот что власти России должны делать, когда начнутся в России массовые протесты? — задал британец вопрос, к которому долго меня подводил. — Пойти на уступки или давить протесты силой? Ведь санкции становятся все жестче!

Задал вопрос и радостно ждет моего ответа, очевидно уже собираясь его обыграть в заголовке статьи.

Я усмехнулся.

— Если вы считаете, что из-за санкций в России могут начаться протесты, то вы совершенно не знаете русских, мистер Кэмпбелл.

* * *

ГАТЧИНА, ЛЕНИНГРАДСКАЯ ОБЛАСТЬ. 20 марта 2015 года.

Я шел по Дворцовой площади. Весело скрипел снег под ногами.

Идея приехать в Гатчину возникла внезапно. Будучи по делам в Питере, я вдруг услышал зазывания экскурсовода, который предлагал "увлекательную экскурсию по Гатчинскому дворцу" и все такое прочее. Времени свободного сегодня у меня было предостаточно, поэтому, под влиянием секундного импульса, я оставил машину на парковке, занял место в автобусе, и вот я здесь.

Старые стены дворца хранили в себе историю. И, возможно, в истории моего рода, эти стены играли не последнюю роль.

Смирился ли я с мыслью о том, что я правнук Великого Князя Михаила Александровича и праправнук Императора Александра Третьего? Честно сказать, я вообще не слишком парился по этому поводу. Что это меняет, в конце концов? Я же не собираюсь ударяться в маразм и получать некие корочки о том, что я голубых кровей. Зачем мне это? А заниматься историей того времени я мог вне зависимости от родственного статуса к фигурантам тех трагических событий.

Не скрою, тот разговор, а точнее, то интервью, разбудили во мне живейший интерес к фигурам моих возможных предков и к эпохе, в которой они жили. Ведь, одно дело знать историю, так сказать, абстрактно, а другое пытаться примерить события на себя, прочувствовать их своим естеством.

Причем, не было во мне чего-то такого, типа "ах, не повезло моим предкам с народом" или "неблагодарные скоты, устроили революцию и перестреляли помазанников Божьих". То ли я реально не ощущал, что они мои предки в действительности, то ли еще по какой причине, но я пытался разобраться в ситуации беспристрастно, не позволяя возможным родственным чувствам влиять на мои выводы. А выводы эти были бы вряд ли приятны для тех Романовых, как, впрочем, и для всей системы, существовавшей в России того времени. Стране действительно нужны были революционные перемены, а элита той эпохи не смогла, да и не захотела такие перемены осуществить.

Да, я изучал историю, читал мемуары, аналитику, старался изучить все варианты возможных ходов в той или иной ситуации, и даже стал завсегдатаем исторических и альтернативно-исторических форумов, но, естественно, это была лишь игра, вид хобби, который позволял мне отвлечься от работы и переключить мозг с производственных проблем, коих у меня было предостаточно.

В этом контексте я воспринимал и поездку в Гатчину. Да, было любопытство, желание почувствовать дух той эпохи, но, в первую очередь, для меня это была возможность сбежать от будней. Своего рода мини-отпуск, раз уж представилась такая возможность. Тем более что в Гатчинском дворце и на территории парка есть на что посмотреть, и так много поистине интереснейших мест, овеянных тайнами и легендами еще со времен графа Орлова и Екатерины Великой. Одна история грота Эхо чего стоит!

И вот мы во дворце. Слушая вполуха известную мне историю дворца, я думал о своем, представляя, как выглядело это все тогда, еще до глобального пожара, когда отступавшие гитлеровцы фактически сожгли здание дотла. Да и годы Советской власти до войны не способствовали сохранности дворца и его убранства. Фактически, полностью сохранившейся частью дворца был только грот, ведущий из дворца к Серебряному озеру в Дворцовом парке.

— А в грот мы, когда пойдем? — спросил я экскурсовода.

Та заметно поскучнела.

— Боюсь, что сегодня у нас не получится туда заглянуть. Сегодня там нет экскурсий. Но в другой раз, мы обязательно сможем в гроте вступить в переговоры со сказочной нимфой Эхо, которая обитает...

Дальше я уже не слушал.

Будучи человеком решительным и имеющий привычку воплощать задуманное в жизнь, я не стал тратить время и направился на выход. Как говорится, если нас не пускают в грот, то нормальные герои всегда найдут обход. В конце концов, грот имеет и второй выход, посмотрю на него хотя бы со стороны парка.

Во дворе как-то заметно потемнело, не смотря на ясный морозный день. Я поднял голову и посмотрел в небо. Какая прелесть, а про него-то я и забыл. Солнечное затмение! И уже в хорошей фазе. Поглядев некоторое время на изменившийся и ставший в странном свете солнца каким-то зловещим дворец, я решительным шагом направился в парк.

К моему разочарованию, смотреть оказалось не на что. Стальная решетка, а за ней металлическая дверь. Вот и все. Если не считать массивных камней, обрамляющих эти самые двери, то и смотреть не на что. Вот так вот, приехали...

Темнело все быстрее, и воздух становился каким-то тягучим. Тревожное чувство нарастало.

— Ты б не ходил тут, милок!

Я резко обернулся и увидел старика в фуфайке, который деловито шел к решетке грота.

— В каком смысле? — спросил я недоуменно.

— В прямом. Чужим тут не след ходить. Не зря ж закрыли грот с этой стороны.

— Почему?

— Экий ты непонятливый. — крякнул дед. — Сказано же — потому! Так что иди, а то экскурсию пропустишь.

Увидев, что он открывает решетку, я взмолился.

— А можно мне хотя бы зайти на пару минут? Я сюда ехал издалека ради грота, а сегодня не пускают туда.

— Понятно, что не пускают. От греха и не пускают. — старик многозначительно указал на солнечный серп в небе. — Затмение!