Камеру возьму. Она у меня чудо как навороченная, чего только стоит режим ночного видения. Телефон к чертям. А солнечную панель беру с собой — заряжать батареи ко всему остальному.
Понятное дело, что беру палатку со спальником и рюкзак с остатками провианта, коего хватит еще максимум на два дня, но лучше бы перейти на подножный корм. Также взял аптечку с необходимым минимумом лекарств. Не забыл насос для подкачки воздушных баллонов для пневматики. Также на мне бинокль, нож охотничий на поясе и складной в кармане, туристский топорик за спиной. Спички, зажигалка. Фляжка с водой плюс термос (уже давно пустой) в рюкзаке. Лопатка, называемая саперной, тоже при мне. Спиннинг.
Нагрузился как вол. И объем, и масса груза получилась весьма приличной. Но запас карман не тянет. Все нужно.
Немного подумав, прихватил все консервные банки. Сколько раз замечал, что, едва выбросишь ненужную вещь, она требуется чуть ли не на следующий день. Авось и банки на что пригодятся. Весят немного.
В пластиковую бутылку из-под американской газировки, что растворяет внутренние органы не хуже серной кислоты, из бензобака слил бензина. Можно будет огнемет сделать, если дырочку в крышке проделать. Самому бы при этом не сгореть...
Ну, вроде все... готов двигаться. Подняться бы только...
Прошагав с три километра, уткнулся в водную преграду, сиречь реку. Вроде небольшую, шириной метров десять, и неглубокую, под полтора метра в стремнине, — но смысл ее преодолевать? Лучше уж по ней сплавиться, куда бы она ни текла, тем более что особого маршрута движения у меня нет. А учитывая, что все поселения находятся у источников воды, — это тем более самый верный способ добраться до местной цивилизации.
Хотел было вернуться к мотоциклу — такое-то расстояние я всяко-разно преодолею, — но потом решил: зачем? Вдруг аборигены какие каннибалы, придется резко делать ноги, так зачем им на растерзание моего железного демона оставлять? Ну уж нет.
Ну а раз так, принялся за изготовление плота. Вот уж намахался я топориком, сколько за всю свою жизнь не махал. Свалил четыре сухих ствола и кое-как связал их капроновой веревкой. Держал плот вроде неплохо. Но палатку пока решил не ставить — мало ли что, может, впереди пороги или, того хуже, водопад, а терять имущество неохота.
Речка на вид была кристально-прозрачной, и я рискнул набрать в уже опустевшую фляжку воды. На всякий случай прокипятил — вкус после кипячения не ахти, но рисковать не хотелось: мало ли какие микроорганизмы водятся в местной воде. Хотя, с другой стороны, если уж на то пошло, я давно инфицирован... Ладно, к черту мысли о болячках, пора отдавать концы... в смысле у плота. И я отдал, оттолкнувшись шестом от берега и выходя на центр русла, где меня подхватило довольно приличное течение, только успевай поддерживать курс.
Так я и плыл-шел до самого вечера.
Была мыслишка остаться на плоту, предварительно его заякорив, но передумал — слишком уж ненадежно. До меня хищник при желании добраться сможет без особых проблем, а вот я убежать быстро уже не смогу. Так что лучше на сушу, а еще лучше — на дерево, вон как раз подходящее. Я и так сильно рисковал в прошлые ночевки — хорошо, что обошлось.
В разлапистом дереве обустроил себе лежанку, соорудив настил из жердей между ветками. Они росли как-то странно: ярусами.
Поужинал же пойманной в реке рыбиной. Я вообще в рыбе не разбираюсь, так что не знаю, что это было, но размер хороший, с руку длиной, так что рыбешки мне хватило за глаза. Запек ее в углях.
И на боковую.
Несмотря на стресс, отрубился практически сразу. Сказались бдения прошлых суток.
Проснулся от удара по дереву и, не привяжись я к нему веревкой, свалился бы на землю что твой поспевший плод. Скорее всего, и до земли бы не долетел, а угодил прямо в пасть жуткому чудо-юде, что разочарованно взревело так, что у меня кровь в жилах застыла и я чуть реально не обделался от страха.
Чудовище протаранило дерево вновь, словно решив его повалить, и я принялся спешно копошиться в своих запасах в поиске того, чем бы эту страшилу отпугнуть. Схватил баллончик с перцем и прыснул в гада.
Лучше бы я этого не делал. Чудовище взревело так пронзительно, переходя на ультразвук, что я чуть не оглох и не скончался от разрыва сердца. После чего зверюга неизвестного вида принялась крушить ствол своими чудовищными по длине, крепости и остроте когтями. Бензопила "Дружба" отдыхает — во все стороны летели кора и щепа. Чудовище реально решило свалить дерево и достать обидчика.
Вспомнил о бензинчике и, отвинтив крышку, полил на животину, этак с пол-литра: жалеть драгоценное топливо в таком случае не стоит — жизнь дороже. Животное на жидкость почти не обратило внимания, лишь презрительно фыркнуло — наверное, подумало, что это результат страха и мало ли у кого как моча воняет... а зря. Ярко вспыхнула туристическая спичка и метеором упала вниз. Мгновение — и внизу запылал живой костер.
Завоняло паленой шерстью. Зверь заорал и, оставив ремесло лесоруба, принялся носиться кругами и прочими зигзагами и периодически валяться по земле, пытаясь сбить обжигающее пламя. Получалось пока не очень, а я подготовил ракетницу. С пневматикой против такой туши не попрешь: страхолюдина просто не заметит пуль.
К счастью, сигнальный боеприпас переводить не пришлось. Зверь умчался прочь в сторону реки, куда, скорее всего, и плюхнулся, гася огонь, а возвращаться, наверное, передумал — слишком уж жестокой оказалась добыча. И правильно сделал.
Так что на следующую ночь, преодолев за день некоторое количество пространства, не встретив ни одной живой души и даже следов разумной деятельности, я выбрал дерево покрепче и забрался повыше. На этот раз приведя все свое оружие в полную боевую готовность, чтобы не терять ни минуты времени на поиски.
— Да чтоб вас... — ругнулся я, вздрогнув, когда услышал вдалеке протяжный волчий вой.
Ему вторил другой волк, потом третий и четвертый. Все немного с разных сторон, но примерно с одного направления — если я не ошибаюсь, к востоку от меня.
Потом стали слышаться тявкающие звуки, и их характер был таков, что сразу стало ясно: волки загоняют добычу, отрезая ей пути к отступлению и возможности маневра, загоняя в ловушку, элементом которой являлась река, — это, наверное, на тот случай, если они раньше не нагонят ее.
И что самое поганое — направление они держали примерно в мою сторону. Не хотелось бы связываться с серыми санитарами, или какого здесь волки окраса и размера.
Прав был старик Мэрфи, сказав, что, если есть вероятность того, что гадость может случиться, — будьте уверены, она непременно произойдет.
Правильно: волки шли точно на меня, точнее, к дереву, на котором я засел. Но сначала под ним пронеслась человеческая фигура.
Вид гуманоида — кем бы он ни был, в темноте не разобрать, несколько вышиб меня из колеи, потряс и обрадовал, да так, что я пропустил появление волков, выскочивших из темноты буквально в следующий момент.
Еще пара секунд — и первый волк догнал свою жертву, повалил на землю. Там раздался крик, вой, послышалась возня.
"Моего возможного проводника Пятницу мочат!" — подумал я и вскинул винтовку, сразу же засаживая первые пули в следующих выскочивших за вожаком волков с горящими красным глазами.
Раздался вой. Да, для волков пули дум-дум, да еще со столь короткой дистанции, — это уже серьезно, мышцы и кишки, в зависимости от того, куда я попадал, им рвало только так.
Пять волков свалились, еще трое продолжали терзать жертву. Нет, уже двое. Жертва оказалась не так проста и одного волчару серьезно покалечила, так что он отвалил в сторону.
Я быстро зарядил свою воздушку и стал тщательно целиться, чтобы не попасть в возможного "языка". Но потом плюнул на тщательность — каждая секунда на счету, потенциального союзника вот-вот порвут на лоскуты, наверняка ему уже хорошо досталось от волчьих зубок, — так что я начал высаживать пулю за пулей при малейшей возможности.
Один готов. Оставшийся волк, почуяв неладное, разорвал дистанцию от жертвы, чтобы осмотреться, за что и поплатился: пуля вошла ему в бочину, превратив внутренности в кашу. Волк, взвыв от боли, рухнул на землю.
Свалился и спасаемый, секунду назад вскочивший на одном адреналине. Ему следовало немедленно помочь, но прежде требовалось добить волков, для чего пришлось еще раз зарядить винтовку и бить серым в район сердца, чтобы наверняка. Засаживал по две пули.
Все, волки перестали дрыгаться даже в конвульсиях. Можно спускаться и оказывать пострадавшему первую медицинскую помощь.
Глава 2
Кирилл. Пападанец в роли доктора Айболита
Прихватил аптечку с фонариком и резво спустился. Быстро нарубил веток, свалил все это вдоль тела в метре от пострадавшего, не упуская того из виду — вдруг еще кинется, приняв за врага, в таком состоянии действуют на инстинктах, — сбрызнул дрова бензином и поджег. Света нужно много — светодиодного от налобного фонаря недостаточно.
Огонь ярко вспыхнул, осветив спасенного, и я отшатнулся. Нет, не от вида чудовищных, нанесенных волчьими зубами ран, хотя эти раны были просто кошмарными. Предо мной лежал... не человек. Гоблин, самый что ни на есть натуральный гоблин, а если быть еще точнее, то гоблинка, или гоблинша... Как определил? Ну дык чего там определять? Волки постарались раздеть свою жертву перед употреблением, да и чего там было раздевать? Содрали лифчик с набедренной повязкой из шкуры — и вся недолга.
Что сказать о внешности, если забыть про раны. Рост едва под полтора метра, про цвет кожи не скажу — огонь и синеватый свет от налобного фонарика не давали точно определить, — но темный, вроде даже зеленоватый. Тело... тело вполне... вполне приятное на глаз. На ощупь от человеческого точно бы не отличил, в том числе что касается груди — размерчик тоже неплох относительно невысокого роста. Второй точно есть...
Касаемо же головы — тут имелись явные отличия. Первое, что выделялось, — это уши. Довольно большие, чуть оттопыренные, "слоновые", площадью с мою ладонь, но гармоничные. Что касается непосредственно лица, то особого отторжения не вызвало, хоть и гоблинша. Я, признаться, думал, что будет уродство, как рисуют гоблинов у нас: мерзких поганцев, — но нет, при ближайшем рассмотрении можно даже назвать милым. Хотя мужики гоблинские могут быть и явными уродцами, женщины же на лик мягче... Ну и волосы — длинные, собранные в хитрую плетеную прическу, сейчас изрядно растрепанную и залитую кровью.
Все это я оценил в одну секунду, и встал, собственно, насущный вопрос: что прикажете с ней делать? Спасать или добить, чтобы не мучилась? Проявить, так сказать, милосердие...
С одной стороны, это "язык" — какой ни есть, но "язык". С другой стороны, а много ли знает этот "язык", прежде носивший в качестве одежды пару шкурок? Ведь такое одеяние, да и каменный ножичек как оружие, выдает в них отпетых дикарей, и информации много явно не вытянешь. Это я уже молчу о том, что "язык" — гоблинка, не человек. Не то чтобы я был ксенофобом, но гоблины есть гоблины, злобные гады, человечинку при случае наверняка жрут за милую душу...
"Так, стоп! — остановил я себя. — Ты ничего не знаешь, а судишь о лежащем... лежащей перед тобой особью, пусть и не человеческой расы, по земным представлениям о ее виде. Это как минимум опрометчиво..."
Опять же за неимением гербовой пишут на туалетной. Это я в том смысле, что от гоблинши получу хоть какие-то данные — ну, например, в какой стороне искать людей. А то, может, я как раз в царство этих самых гоблинов направляюсь, где меня и скушают со всем их удовольствием. Это будет не слишком весело... для меня точно, а гоблинам — наверняка наоборот, праздник, деликатесный дюфцит... может, даже торжества устроят.
Это географическое обстоятельство и нежелание быть главным блюдом решили все мои размышления в пользу человеко... то бишь в данном случае гоблинолюбия... хоть и звучит как-то гадостно — как некро— и зоофилия в одном флаконе.
Женщина опять же...
В общем, отбросив подальше обсидиановый нож, я принялся лекарить. Лекарь из меня — как папа римский, но за неимением гербовой... буду лечить я. Первым делом убедившись, что пациент скорее жив, чем мертв, дыхание есть, сердцебиение тоже достаточно сильное, живучий народ эти лопоухие, я достал из аптечки иголку и вдел в нее шелковую нитку. Требовалось как можно скорее закрыть раны и остановить кровотечение.
Использовать медикаменты, обезболивающее я не решился. Вдруг подействует как яд? Не человек же лежит передо мной.
Первым делом промыл водой из фляжки с разбавленной в ней маленькой щепоткой марганцовки и зашил самую большую и кровоточащую рану на правой ноге, потом — рану, лишь немного уступающую по размерам первой, на левой. Хорошо, что до вен не добрались клыки лесных пластических хирургов. Оплошали серые.
Дальше промывал и зашивал раны по всему остальному телу — подрали ее знатно, живого места не осталось, учитывая царапины от когтей, даже грудь левую зашил. Тут я ничего не чувствовал. Во-первых, хоть она и женского пола, но не человек, а во-вторых — пациент. А так...
Зашив, замазал все йодом (весь флакон извел, царапин не счесть) и слегка забинтовал. Точнее, прижал к ранам бинтом, которого у меня всего один пакет, широкие листья с ближайшего куста исключительно для того, чтобы грязь не попала.
Ох и умаялся я! Шил, наверное, часа полтора, не разгибая спины, только оглядывался изредка по сторонам. Костер успел прогореть, лишь угли тлели, спасал только светодиодный фонарик, а уж сколько швов пришлось наложить — и ведь не простые стежки делал, чай, не рваный носок штопал, а полноценные хирургические, каждый стежок отдельно! И все в кровище, иголка выскальзывает... Даже порванное ухо ей заштопал.
Кстати, от гоблинши особо и не пахло, разве что слегка и не остро — все-таки долго и быстро бежала, спасаясь от хищников, вспотела. А то обычно дикарей изображают жуткими вонючками, в волосах которых чуть ли не мыши живут и гадят. И это, на мой взгляд, как минимум странно. Сами посудите, ведь дикари — охотники, и лишний запах им совсем ни к чему, дичь вся разбежится, заходи они хоть трижды с подветренной (или наветренной?) стороны, сами ни черта из-за своего амбре не почуют и останутся голодными, так что волей-неволей личную гигиену начнешь соблюдать: урчащее брюхо заставит.
Скорее излишняя телесная вонь — это сомнительное завоевание цивилизации, когда у людей ум за разум заходит, про всякие там телесные защитные пленки, данные от рождения, что смываются во время омовения. Это я про Средневековую Европу намекаю. Особенно воняют двинутые на почве религии — это я уже про орден тамплиеров, где омовение было чуть ли не запрещено!!! Ох и вонючие были парни! Комары, наверное, еще на подлете дохли... А уж какой духан стоял в казармах рыцарей! Бухенвальд плачет от зависти.
Закончив работу, убедился, что пациентка все еще жива и никаких дополнительных мер вроде не требуется, тем более что я ничего сделать уже не в силах. Все, что мог, сделал. Разве что массаж сердца и дыхание рот в рот... но не уверен, что я обрадовался бы последнему, — ведь зубки она все же вряд ли чистила регулярно. Хотя опять-таки именно дикари усердно чистили зубы палочками, так что кто его знает, кому будет "приятнее". Я, надо сказать, гигиену несколько забросил.
