Часть 2. Друг

— Четырнадцать лет, — шотландец, кажется, сделал какие-то выводы про себя. — Скаут?

— Да. Сэр.

— Я майор Реджинальд Глэнн, комендант форта Аре. И я не в восторге от присылки ко мне на стажировку щенков, даже породистых. У меня уже висит на шее девять таких... — в голосе офицера прозвучала тоска. — Вот что, англичанин. Сейчас ваши уже спят. Поезжай на первый этаж, там спальня... точней — то место, где ночуют скауты. Найди себе шкафчик и лёжку — и вались спать. Утром тебя введут в курс дела. Марш.

— Да, сэр, — Джордж сделал классическое "налево-кругом!" и отправился обратно к лифту, про себя изумляясь, до чего быстро с ним решили и злясь, что никто даже не похвалил его за марш-бросок по джунглям.

Когда у дверей лифта он всё-таки обернулся — то увидел, что майор сидит, сдавив виски кулаками...

..."Спальня" занимала весь нижний этаж. Точнее сказать, Джордж решил сперва, что ошибся и попал в столовую. Огромный зал пересекали два стола со скамьями. С гудением ездил уборщик, в стене горел здоровенный настоящий камин с открытым огнём, на котором вообще любят готовить почти все британцы. За столом и сейчас ели трое шотландцев, тут же лежали снятые шлемы, отстёгнутые брассарды и оружие. Всю стену над входом занимал огромный стереоэкран — почти без звука он транслировал запись прошлогоднего дерби (1.) в Лондоне.

1. Ежегодные скачки трёхлеток на лондонском ипподроме Эпсли-Даун. Дистанция — полторы мили (2414 м.)

— Ты что, хочешь есть, лэдди? — обернулся один из них.

— Простите, но я ищу спальню скаутов, — не совсем уверенно ответил Джордж.

— А-а, — протянул шотландец, — ты новенький? Вон там, у камина, лэдди.

— Давай, ешь, да пошли отоспимся на неделю вперёд, — поторопил его плечистый бородач, — мальчишка сам разберётся.

— Везунчик обходит, — сообщил третий, не отрываясь от экрана.

— Чёрт бы тебя побрал, да он уже год назад обошёл, а в твоей записи уже раз двадцать обошёл...

Джордж понял, что шотландцы утеряли к нему интерес. Он ещё раз огляделся — и, хмыкнув весело, сдвинул шлем на лоб. Весело ему стало в самом деле.

"Я же говорил — заехали!"

Около камина была ровным толстым слоем настлана солома. Ну и на этой соломе — кто лёжа на пледе, кто в него завернувшись — спали с десяток мальчишек. Пляшущий свет выхватывал из темноты то курносый нос, то приоткрытый рот, то румяную щёку, то прядь тёмных волос, то сильную руку, закинутую за голову... Это напоминало сеновал где-то на ферме, на котором заночевала уставшая в походе или наработавшаяся на ферме компания скаутов. Что ж — Джордж много раз ночевал на соломе тут или там, а терпеть неудобства он научился задолго до того, как ему исполнилось семь лет.

Шкафчики оказались чуть в стороне, в стенной нише, а дальше торчали дюжина умывальников и несколько отделённых пластиковой ширмой от помещения душевых рожков.

Пустых шкафчиков было несколько. Джорджу понравился тот, на котором изнутри его прежний хозяин оставил рисунок стреляющего гранатомёта и потрясающую надпись: "Сначала стреляй, потом думай!" Разместив вещи и оружие, Джордж прикрыл дверку, разделся, сложил одежду — по примеру старожилов — на выдвижной столик и отправился принимать душ; опять-таки реальная необходимость...

...Душ оказался армейский, утилитарный до изумления, но с сушилкой. Вполне довольный собой, мальчик вернулся в "спальню". Экран уже молчал, за столом было пусто — единственный свет теперь исходил ото всё того же камина. Поискав, Джордж нашёл на каминной полке несколько чёрно-бело-алых пледов и, выбрав свободное местечко, расстелил один на соломе. Лежавший слева парнишка, вздохнув во сне, послушно подвинулся. Лежавший справа — неожиданно сел, потом — мягко, плавно встал.

Он был примерно одного возраста и роста с Джорджем, но шире в плечах и с мускулистыми руками, как чаще всего бывает, если с детства всерьёз учишься рубиться на клинках. Тёмные волосы, подстриженные в виде шлема, закрывали уши и доходили до основания крепкой шеи. Курносый нос, пухлые, но решительно, чётко очерченные губы, уже вполне взрослый твёрдый подбородок, дерзкие тёмные глаза под бровями вразлёт... Джордж остро ощутил толкнувшуюся от парня враждебность — точней, сильную неприязнь.

— Разреши, — тем не менее дружелюбно кивнул он на солому. — Я хочу спать, шёл весь день.

— А-а, — протянул шотландец. Глаза его сузились и он сказал по-гэльски: — Ты тот сассенах? Это место занято.

— Не вижу, — на том же языке ответил Джордж и мысленно усмехнулся, увидев, как удивился шотландец. Но голос его остался непреклонным:

— Я же говорю — тут занято, сассенах.

Джордж посмотрел ему прямо в глаза и раздельно сказал:

— А я говорю — не вижу, что место занято. Всё?

— Не всё, сассенах. Мне кажется, тебе стоит лечь с краю. Нет?

— А мне кажется, что тебе стоит просто лечь. Без посторонней помощи, — понизил Джордж голос.

— Ого! — вздёрнул брови шотландец. Задумчиво продолжал: — Знаешь, сассенах, у меня возникло острое желание набить тебе морду.

— У меня самым острым продолжает оставаться желание лечь спать, — ответил Джордж, — но, если хочешь, я к твоим услугам.

— Да?

— Да.

Джордж не отвёл взгляда — и тогда опустил глаза шотландец. Молча улёгся на своё обычное место. Джордж несколько секунд подождал, сознательно фиксируя своё превосходство. Потом лёг, вытянулся на пледе и закрыл глаза.

Он был недоволен собой. Глупая стычка, хотя и не по его вине...

...Навалилась мягкая усталость. Загудели ноги, появилось лёгкое головокружение. Шумел прибой и по временам свет прожекторов мелькал по потолку зала. Где-то наверху еле слышались звуки работы. Слева и справа дышали соседи: слева — ровно, тихо; справа — рвано, словно человек сдерживался. Джордж хотел было посоветовать ему не сопеть так, но удержался. Он только повернулся на бок спиной к этому недовольному сопению, подтянул колени к животу и спрятал между них ладони.

"Ну — вот я и на месте. И тут не так уж плохо. Приживусь."

Небольшой конфликт перестал его беспокоить. С таких конфликтов, как правило, начинается пребывание новичка в любом мальчишеском коллективе.

"Спать."

3.

Профессиональные вооружённые силы обоих Империй, на начало войны насчитывавшие более десяти миллионов человек, в кратчайшие сроки были за счёт подготовленного резерва увеличены до шестидесяти миллионов. Восемь армий превратились в тридцать две. Это была огромная цифра, но... очень быстро Большой Круг с ужасом понял, что расширяющиеся фронты фактически делают побеждающую Землю слабей и слабей, чем она была в начале войны.

Только тогда приняли решение о призыве, сделав общим призывным возрастом 18 лет (и 15 для дворян и выпускников кадетских школ), а возрастом добровольной записи для остальных — 16 лет. Это позволило довести численность ОВС Земли до совершенно непредставимой ещё недавно численности в сто миллионов, объединённых в пятьдесят две армии и восемь космических флотов, не считая многочисленных отдельных формирований. Дальнейшее увеличение численности представлялось необходимым лишь в случае каких-то абсолютно невозможных трагических событий на фронтах — и в этом случае такое увеличение ложилось на экономику планеты почти непосильным бременем, это тоже уже было подсчитано. Однако тылы были на всякий случай максимально военизированы — фактически, там у землян находилась вторая армия, превосходившая численностью первую — кроме заново сформированных резервных частей, в неё входили и отряды гражданских корпусов и служб, и дружины дворян.

Немалый процент ото всех этих сил составляли официально не призванные, а "стажировавшиеся" скауты или пионеры старших возрастов — многим из них было по 13-14 лет. Их участие в боевых действиях не предусматривалось и не разрешалось никакими законами, но в случаях, подобных Дагону, избежать этого было практически невозможно...

* * *

Следующие два дня оказались нелёгкими. Чисто физически нелёгкими

Джордж давно привык к тому, что младшие подчиняются старшим. Странно было то, что в школе очень многое решал скаутский отряд — а тут он был в целом номинальным. Десять мальчишек тринадцати-пятнадцати лет были отданы в полное распоряжение взрослого командира — бывшего сержанта "горских лесничих".

Жизнь была достаточно тяжёлой — пожалуй, тяжелей, чем в кадетских школах. Подъём в шесть утра и отбой в десять вечера — если ночью нет никаких дел. День — переполнен занятиями, и никаких каникул не предполагалось. Класс тут был оборудован на скорую руку, но со вполне современной "начинкой". Физические занятия, тактическая подготовка, стрельба, рукопашный бой, фехтование, теория боевых действий, обучение владению техникой, занятия по выживанию в местных условиях, туземный язык и обычаи — и многое, многое, многое другое. А для Джорджа в компьютер была загружена ещё и особая программа! Вечером — час свободного времени, уик-энд — святое, в отличие от Морпетта с его полностью занятой субботой — свободен. И так снова и снова, пока тебе не исполнится шестнадцать лет и ты не подашь заявление — добровольцем в армию, как поступали почти все гэлы. Джордж, кстати, поражался тому, каков контраст между простотой жилых комнат — и тем, что было упрятано в глубину скалы и ещё глубже, ниже уровня моря и даже под дно фьорда отчасти. Наверху — чуть ли не XVI шотландский век, внизу — обстановка современного космического корабля, превращённого в форт. А люди и там и там — одни и те же.

Быстро выяснилось, что новенький стреляет лучше остальных, причём на голову лучше, да и физически подготовлен лучше остальных. Впрочем, Джорджа и так никто особо не задирал — ребят сплачивала общая неприязнь к инструктору и ножнам палаша, которые он пускал в ход, не задумываясь и не предупреждая. Несколько раз перепадало и Джорджу, но, по объективном размышлении, он пришёл к выводу, что без причины эти ножны ни на кого не обрушиваются.

Однако тот парень, с которым Джордж цапнулся в первую же ночь, смотрел по-прежнему косо...

...Утро начиналось с того, что мальчишки — все остальные, кроме дежурной смены, ещё спали — в одних трусах и босиком — бегали полторы мили и потом полчаса занимались "гимнастикой". Чаще всего повторялось доводящее до исступления упражнение — ходьба гусиным шагом с мешком песка на плечах, во время которого мальчишки кляли всё на свете, шипя себе под нос самые страшные проклятья и обещания. Нытиков среди них, конечно, не было, но переносить этот утренний кошмар было трудно чисто морально.

— Щенята, — вполне дружелюбно пояснял инструктор, — в этих чёртовых джунглях техника почти бесполезна. Мы их можем за пять минут выжечь отсюда и до горизонта — и что? Нам не это надо. Лошади тут не выживают. А вертолёт пригоден не всегда. Значит, вся надежда на ваши ножки. На ваше умение ходить по этому адскому заповеднику четыре мили в час и тащить на себе вес, равный половине своего. Нас, белых, тут мало и мы привыкли к планете, в атмосфере которой кислорода меньше на два процента. Значит, мы должны быть сильней туземцев — в два, три, четыре раза. Вот затем я и стою у вас над душой с этими ножнами и своими нравоучениями, которые, впрочем, равно бесполезны, если вы сами не захотите стать тем, кем — и чем — должны быть. Когда вы пойдёте в бой — на какой бы планете это не случилось! — то будете благословлять меня, а теперь можете проклинать, сколько влезет. А ну — затягивай!

И, уже не шагая гусиным шагом, а еле переползая на карачках, обливаясь потом и цедя ругательства, они хрипели известные каждому скауту строчки "Закона Джунглей" — не что иное, как зарифмованный и завуалированный иносказаниями набор моральных императивов британца.

И — странно — когда они пели, то забывали о том, что на плечах мешок, пот ест глаза, а камешки впиваются в подошвы ног...

Эта песня стала частью их жизни. Они сипели её, утопая в полных тёплой грязью с червями рвах на занятиях по тактике, скандировали, пробегая полторы мили по скалам, пели на маршах, твердили про себя, расстреливая мишени на полигоне, выкрикивали, рубясь в фехтовальном зале, мысленно бормотали на бросках по джунглям — пели, пели, пели так, словно она была всем... да так оно и было, и Джорджу казалось, что прошла вечность, а не две недели...

...Вот вам Джунглей Закон - и Он незыблем, как небосвод.

Волк живёт, покуда Его блюдёт; Волк, нарушив Закон, умрёт.

Как лиана сплетен, вьётся Закон, в обе стороны вырастая:

Сила Стаи в том, что живёт Волком, сила Волка - родная Стая.

Мойся от носа и до хвоста, пей с глуби, но не со дна.

Помни, что ночь для охоты дана, не забывай: день для сна.

Оставь подбирать за Тигром шакалу и иже с ним.

Волк чужого не ищет, Волк довольствуется своим!

Тигр, Пантера, Медведь — князья; с ними - мир на века!

Не тревожь Слона, не дразни Кабана в зарослях тростника!

Ежели Стае твоей с чужой не разойтись никак,

Не горячись, в драку не рвись - жди, как решит Вожак.

С Волком из стаи своей дерись в сторонке. А то пойдёт:

Ввяжется третий - и те, и эти, — и начался разброд.

В своём логове ты владыка - права ворваться нет

У Чужака, даже у Вожака, — не смеет и сам Совет.

В своём логове ты владыка — если надёжно оно.

Если же нет, шлёт известье Совет: жить в нем запрещено!

Если убьёшь до полуночи, на всю чащу об этом не вой.

Другой олень прошмыгнёт, как тень, — чем насытится Волк другой?

Убивай для себя и семьи своей: если голоден, то - убей!

Но не смей убивать, чтобы злобу унять, и - НЕ СМЕЙ УБИВАТЬ ЛЮДЕЙ!

Если из лап у того, кто слаб, вырвешь законный кусок —

Право блюдя — малых щадя - оставь и ему чуток.

Добыча Стаи во власти Стаи. Там ешь её, где лежит.

Насыться вволю, но стащишь долю - будешь за то убит.

Добыча Волка во власти Волка. Пускай, если хочешь, сгниёт -

Ведь без разрешенья из угощенья ни крохи никто не возьмёт.

Есть обычай, согласно которому годовалых Волчат

Каждый, кто сыт, подкормить спешит - пусть вдосталь они едят.

Право кормящей Волчицы - у одногодков своих

Брать, ни разу не встретив отказа, долю добычи их.

Право женатого Волка - добычу искать одному.