Лишённые света

Поблизости раздался подозрительный звук. Найдя силы подняться, юноша вышел на открытую смотровую площадку и перегнулся через перила. Случилось худшее: толпы мертвецов и морских тварей, сбиваемые волнами и ветром, карабкались друг по другу, взбираясь по стенам маяка. Их горевшие пустотой вечности глазницы были устремлены на единственного живого человека, запертого на вершине.

Когда Фридлейв канет в пучину, следом падёт и башня. А затем сгинет весь остров.

Вцепившись пальцами в разъеденные ржавчиной перила, юноша в отчаянии вглядывался в лицо смерти, так стремившейся до него добраться. Не будь он слеп на один глаз, то давно бы увидел сквозь ливень утлую лодку, подбрасываемую на волнах, и шедшую от берега.

Но ни Фридлейв, ни осаждавшие маяк твари не заметили подмогу, пока не раздался шум. Юноша вздрогнул, едва ветер принёс раскатистый треск, а после — нечеловеческий рёв морских чудовищ. С замиранием сердца глянув вниз, пленник башни наконец узрел и хлипкое судно, и отважного пассажира.

Немолодая женщина, чьё намокшее платье трепал ветер, посадила лодку дном на рифы и стояла, в страхе разглядывая осаждённую башню. В руках она держала ослепительно пылавшую лампу, которой отгоняла от себя чудищ.

— Мама! — заорал во всё горло Фридлейв. И Иданнра услышала. Вздёрнув голову, заметила сына на вершине и протянула к нему бледные руки.

Юноша собственным глазом видел, как пугались лампы твари, расползаясь по скалам, будто жалкие черви. Как мать, окружённая ореолом света, боязливо вошла в освобождённый проход, на нижний ярус маяка. Мертвецы и левиафаны тотчас хлынули из всех окон, сорвались со стен и выскользнули прочь из башни, стоило мягкому свечению разлиться по этажам.

Иданнра поднималась к сыну на вершину, и, когда внизу всё затихло, Фридлейв рискнул открыть люк. За ним показалась мать, испуганная, вымокшая, испачкавшаяся, но живая и невредимая.

— Ты пришла за мной? — дрожащим голосом прошептал юноша, крепко обнимая хрупкую женщину и затаскивая её наверх вместе с лампой. — В такую бурю... на лодке, совсем не умея ей править... ты всё равно поплыла сюда?..

— Вдруг начался этот ужасный шторм, а ты всё не возвращался, и маяк никак не загорался... — сбивчиво забормотала мать.

— Здесь вокруг одни чудовища и утопленники...

Женщина прервала его, умоляюще запричитав:

— Нам нужно скорее зажечь маяк. — Она устремила одержимый взор на массивный стеклянный купол. — Пожалуйста, пусть загорится свет!..

— Я уже пытался, но ничего не вышло!

Иданнра выскользнула из объятий сына, подсветила лампой выключенное устройство. Фридлейв был откровенен с собой — ему показалось, что мать ничего не нажимала и не трогала, но каким-то образом лампы внутри купола внезапно вспыхнули и стали разгораться всё сильнее и сильнее.

— Тебе удалось! — воскликнул юноша, искренне не веря в случившееся.

Ослепительно-яркий луч света вспорол грозные небеса. Его сияние озарило фонарный отсек, объяло башню и воды вокруг неё. Прикрывая рукой глаз, Фридлейв дошёл до открытой площадки и глянул вниз: беспросветные чёрные воды кишели тварями, что со всех концов моря стремились к маяку. Их было бессчётное количество, но теперь, стоило заработать прожектору, жуткие создания ныряли в спасительную тьму вод и скрывались в ней. Вскоре не осталось никого.

— Кажется, они не вернутся, пока маяк будет светить, — задумчиво сказал сын подошедшей и вставшей возле него матери.

Понемногу утихал шторм: капли дождя крапали всё реже, успокаивалось взбешённое море. Вскоре и порывистый ветер должен был смирить себя.

— Но у маяка больше нет смотрителей, — растерянно проронил Фридлейв, наблюдая, как рассеиваются тучи на небосводе. — Господина и госпожи Оддмандов не стало.

Он размышлял над тем, что люди на острове были совсем беззащитны перед злом, которое таило море, а он знал, как именно их охранить. Только он один, кривоглазый бесталанный никому не нужный рыбак, чья жизнь не стоила и ломаного гроша и была предсказуема, словно прилив.

— Маяк должен светить всегда, сынок. Я говорила, его свет нужен нам. И... твоему отцу.

Юноша вдруг ощутил растущее в груди тепло, непривычное, забытое. Это походило на старое исчезнувшее вместе с детством чувство собственной значимости и силы, когда мир открывал перед ним новый путь, достойную цель, придающую жизни смысл.

— Я обещаю тебе, что больше не позволю этому свету погаснуть.

Иданнра улыбнулась и привлекла Фридлейва к груди, поддерживая зародившееся в его опустевшей душе пламя.

Двое новых смотрителей маяка, мать и сын, обнявшись, стояли на краю, наблюдая, как луч прожектора разрезал ночной мрак, когда вдали, на горизонте, впервые за долгое время показался корабль. Он уверенно прокладывал путь к Эистеинну.