Степногорские записки - 12

Мысли — они вторые люди: твои двойники, твои родные и близкие, твои друзья и враги. Их бесконечно много — это бесчисленные армии разных, порой невероятных, удивительных, всегда интереснейших ЛЮДЕЙ. С ними никогда не скучно, не одиноко. Главное, чтобы они всегда были умными, светлыми, чистыми, ведь от этого напрямую зависит качество твоей жизни. Но это уже, брат, зависит от тебя самого: скажи, какие твои мысли, скажу кто ты есть.

Мыслями можно всё: ими можно осветить мир или наоборот — потушить, излечить себя или наоборот — сломать, обескровить, ими можно сделать себя уродливей или красивей, худее или толще, ими можно построить карьеру, прославить себя и наоборот — уничтожить себя, ими можно родить, воскресить себя и других, понять, ЧТО ты есть здесь, постичь истину, любовь. Мыслями переделываешь мир, создавая свой, и создавая себя. Ими творишь, ощущаешь, осознаёшь своё "Я". Мыслями живёшь и ими же всё живёт вокруг тебя. Ими убиваешь себя и ими же убиваешь всё вокруг себя.

Мысли... Мысли...

Для меня непонятны и даже странны люди, которые боятся остаться в одиночестве на едине со своими мыслями. Они их боятся? Если так, значит они живут со своими врагами — демонами. И если есть демоны, значит, есть и Ангелы...

Сила мыслей напрямую зависит от силы веры в них: чем сильней верим в них, тем они могущественней: мы верим в себя и потому достигаем цели, добиваемся успеха — побеждаем, а теряем веру — обязательно проигрываем.

А ведь никто не верит ни в загробную вечную жизнь, ни в бессмертие души, ни в Бога. Совершенно никто. И попы не верят. Оттого мы и мучаемся вечными страхами о скоротечности жизни и о неизбежности смерти — смерти, когда не будет ничего. Ни-че-го. Только абсолютная пустота. И даже пустоты не будет, потому что не будет её восприятие и осознание — мыслей не будет. Как же это можно? Этого не понять и не представить. Это страшит и тревожит. И вся нелепость нашей жизни, все отчаянные устремления наши вырвать из рук судьбы дорожку попроще, это только наши жалкие попытки хоть на время забыть о самом страшном для нас — о той самой скоротечности жизни и о той самой неизбежности смерти. В этом-то наша несчастье — у нас нет Веры.

И только люди особой породы — романтики — не имеют этих страхов, потому что они верят в высокое, чистое, светлое, вечное, потому что они верят в правду, справедливость, в Человека, потому что они выше этих уродливых страхов, потому что у них есть крылья, потому что, паря над обыденностью жизни, над её пошлостью и низостью, каждый новый день они проживают, как новую целую жизнь, и таких жизней у них, выходит, тысячи, десятки тысяч...

Огляделся — степь, да степь кругом — далеко видать! Часто я слышал в детстве от деревенских казахов, к примеру, чабанов, табунщиков, пасущих овец, коней, именно эту присказку: "Далеко-о-о видать!" — Первое слово у них получалось длинным, а второе — кратким, словно после затяжного прыжка над степью они вдруг резко опускались — впечатывались — в ту самую точку, где стояли. Озирая степные просторы прищуренными глазками, они говорили эти слова всегда со счастливой улыбкой.

И папа часто повторял эти слова, подражая им, при этом он добавлял: "Они любят, когда далеко видать. Вот поэтому у них перед домами ни одного деревца, чтобы из окон было далеко-о-о видать!" — И произносил последние два слова так смешно — по-казахски — что я закатывался смехом...

Тишина. Ветер не нарушает её, а только дополняет, обрамляет. Вздохнул полной грудью.

— Хорошо! — И как-то радостно стало между двумя мирами — степью и небом. — Хорошо! Да, далеко видать! Как прекрасен этот мир, посмотри, ведь он для тебя, ведь он есть, пока ты есть, ведь твоя смерть — это его смерть, это смерть этого неба, этих облаков, этого солнца, этих просторов, этого ветра, той деревни на горизонте и самого горизонта, того пасущегося стада в зелёной низине и самой низины, того чабана на коне, того города, что на берегах Невы, и моего города детства и всех других, моего дома родного и неродного, и всех других, моих родных и неродных, моего мира и всех остальных миров, моей родной земли, звёзд, Вселенной... — всего-всего-всего — и даже абсолютной пустоты, вакуума — всего...

Голубизна неба девственная. Одинокое облачко. Одинокая сосёнка под ним — незыблемый маячок. Только лишь линии передач, прыгая кузнечиками по пологим бугоркам вдалеке, напоминают о цивилизации. Да, только они, а более ничего. Даже самолёта в небе здесь ни разу не видел. А потому что нет городов — великие пустынные пространства!

Редкие осенние цветочки отдельными кустиками — фиолетовые, жёлтые, белые. Летом я насчитывал до тридцати разных видов и оттенков, а сейчас не больше пяти. Ковыль, полынь отцвели, померкли, сжались, кажутся сухими, жухлыми, но жизнь в них всё равно теплится.

Некоторые боятся уходить далеко в степь, дескать, могут быть звери. Ну какие звери? Мыши, суслики, которые, почувствовав человека за несколько десятков метров, прячутся в норы? Зайцы, лисы, которые также боятся нас и в основном водятся ближе к лесам? Сайгаки? Ну-у, их здесь вообще нет, они на востоке, ближе к Алтаю, да и чего их бояться! Рыси? Да, единственный раз встречал рысь школьником, но не здесь, а в горах курорта "Боровое" (сейчас "Бурабай"), где был в спортивном лагере. И в одну из тренировок, бегая всей группой по крутому склону горы "Лысуха", тренер вдруг остановил нас и спокойно, но очень серьёзно произнёс, кивая на ближайшие скалы:

— Рысь.

Мы все в один миг повернули головы. Действительно, на небольшом выступе, совсем невысоко стояла серая дикая кошка, навострив вверх острые кончики чёрненьких ушек. Мы были все перед ней, как на ладони, и она свысока очень внимательно на нас смотрела, оценивая степень опасности для себя.

Да, неприятно стоять перед диким зверем, который в любое мгновение может прыгнуть на тебя. Но напасть-то он может только в целях самообороны или в целях защиты своего потомства — всё.

— Так, давайте тихо, без резких движений уходим отсюда, — скомандовал Сергей Алексеевич и широко развёл руки, увлекая нас уходить, и закрывая нас собой...

Но летом-осенью в степях недалеко от человека рыси и волки — большая редкость. Только если в голодные зимы они могут быть опасны...

Нетронутая, целинная земля. Тысячи лет одна и та же картинка!

— Так, — стал с какой-то необычной весёлостью соображать, — а куда же мне бежать... Ну, конечно, на солнце: солнце ведь над городом!

4

В парке мне дорогу перебежал заяц. Выскочил из кустов со стороны степи и совсем без страха, как показалось, а даже озорно, словно играя со мной в догонялки, запрыгал в лес. Там за кустами в траве скрылся.

Увидав его, от неожиданности я даже вскрикнул:

— Заяц! — почти как волк в мультфильме "Ну, погоди!".

"Ну, надо же — заяц! — ещё долго не мог успокоиться я. — Это же надо: в городском маленьком парке появились дикие звери. Это же надо!" — И столь бурному удивлению моему есть объяснение: никогда не видел зверей в парке, никогда за сорок пять лет, что связан с ним. И объяснение этому простое: в советские времена здесь было больше народу и соответственно больше шума, ведь работал Парк аттракционов, ведь много занималось спортсменов, да и вообще было принято у степногорцев семьями или влюблёнными парочками погулять под популярные песенки, транслируемые из громкоговорителей, по дорожкам парка и особенно в выходные дни, когда лес начинал буквально бурлить отдыхающими и не только летом, но и зимой в погожие деньки. К примеру, во Дворце спорта работал прокат лыж, и я часто пользовался этим. И вот катишься себе в солнечный морозный денёк по лыжне в сосновом бору, а рядом такие же "катающиеся" — дети, взрослые, — все краснощёкие, у всех лица и глаза блестящие, младшие звонко поторапливают старших, особенно мам, дескать, почему так медленно, надо ведь с горки покататься! Их голоса далеко слышно. И даже песни из громкоговорителей их не заглушают: они параллельно летят среди берёз и сосен. А песни великой советской эстрады летят голосами любимых исполнителей. К примеру, "Песняров":

Я молод и не промах.

Я сказка наяву.

Волшебников знакомых

На помощь позову.

Засвищет ветер боя,

Взовьётся пыль веков.

Звезду свою открою

До третьих петухов...

Лишь смелые — красивые,

А трусу — грош цена.

И сказочники живы,

И молодость сильна.

И сердцу нет покоя

От песен и стихов.

Мы встретимся с тобою

До третьих петухов...

А совсем рядом, где-то над головой, дятел долбится. Да так гулко и объёмно это у него получается, словно подключил на вершинах высоких сосен по всему лесу стереофонические колонки!

Вдруг из кустов вылетает огромный мужик, да так громко смеётся, так заразительно, таким чистым высоким голосом, словно не смеётся, а поёт, как оперные певец — тенор, — подражая пению какой-то звонкой птицы! Я даже остановился почти поражённым. Кто же это? А за ним вдруг из тех же кустов выбегает девчонка со снежком в руке и тоже безудержно смеётся, но смеётся обычно для ребёнка — задорно, тоненьким колокольчиком, в общем ничего нет удивительного. Но как мужик смеётся... Кто же это? Пригляделся... Ничего себе! — а это, оказывается, мой тренер по борьбе, Сергей Алексеевич, с дочной в снежки играет! Во даёт!

— Здравствуй, Константин! — уворачиваясь от снежка, успевает крикнуть он мне.

— Здравствуйте, Сергей Алексеевич! В снежки, что ли, играете?

— Ага, играем! — кричит сквозь смех тренер весь взмыленный, с красным, потным лицом, с капельками на лбу.

Большая меховая шапка у него набекрень, шарф вспучился на груди из-под кожаного плаща, одна штанина в ботинке. В общем, совсем не похож на себя! Он хватает снег, лепит снежок и отпрыгивает в сторону от меня не меньше чем на два метра — во кенгуру! — никогда такой прыткости не замечал за ним. А дочка снова кидает в него снежок. Он снова уворачивается и сам кидает. И оба увлечённо смеются!

— Ну ладно, я поехал, Сергей Алексеевич, до свиданья!

— Ага, давай, Костя, до свиданья! Завтра на тренировке увидимся!..

Степногорцы умели увлечённо отдыхать, умели радоваться.

А на стадионе заливали самый большой в городе каток — всё футбольное поле. Под новый год ставили посередине настоящую ёлку, наряжали, вешали гирлянды, подключали... Феерично! Особенно, когда уже кругом темень, небо чёрное, звёздное, а под ним ёлка разноцветно сверкает, а от неё и ледовое поле всё завораживающе переливается разными цветами. Лишь пара прожекторов на высоченных мачтах горят, а больше никакого освещения. Песни летят над стадионом, то лиричные, то зажигательные, а фигуристы-любители — и стар, и млад — катаются себе, кто ровно, кто с пируэтами, кто одиноко, кто парами, кто компаниями, благо что до позднего вечера работает прокат коньков...

Феерично!

Потому и понятно: звери держались подальше.

А что сейчас? А сейчас на месте Парка аттракционов и игровых кортов, где играли в футбол или хоккей, уже густой лес, спортсменов стало мало (их вообще не видно; как-то слышал от дворника на тренажёрах, что он сколько работает, молодых спортсменов вообще не видел!), катка на стадионе зимой нет, прокатов лыж и коньков нет и у жителей нынче другая жизнь — другие расчёты, другие развлечения, другие места отдыха. Вот и стало в парке гораздо тише. И звери осмелели, стали ближе к нам: поверили нам...

В Стокгольме, к примеру, зайцы прямо по городу прыгают, по детским площадкам, сидят на остановках общественного транспорта рядом с людьми. Первое время было удивительно и комично за ними наблюдать: сидят, поджав лапки под себя, а ушки на макушке, такие тихие, культурные, воспитанные, такие внимательные, терпеливые — интеллигентные. Как люди сидели тихо-мирно на остановке, так и они сидели рядом тихо-мирно, а я стоял на балконе и не мог оторваться от этого и удивительного, и комичного кино!

Хотя, конечно, плохо, что не стало Парка аттракционов и практически не видно спортсменов, но с другой стороны... вернулись звери — нет худа без добра!

Вот когда звери нам поверят окончательно и когда окончательно нас перестанут бояться, вот тогда они начнут жить среди нас в городских парках, на детских площадках, в Парках аттракционов, на остановках общественного транспорта, рядом с детьми, со спортсменами, как это произошло у шведов, где по дорожкам в парке и даже по тротуарам гуляют олени, косули, прыгают зайцы, вот тогда можно будет сказать, наверное, что мы научились жить в гармонии с природой, что мы действительно стали её настоящими детьми, не заблудшими детьми, как сейчас, а верными её детьми, любящими детьми. Но и то, что звери появились в городском парке, а верней, вернулись в парк — в лес (ведь наш парк отдыха — натуральный лес) — это уже наше вольное или невольное достижение...

5

А в глазах всё прыгал упруго через дорожку жилистый, грязно-рыжий ушастый зверёк!

Нет, не мог успокоиться и мне хотелось с кем-то обязательно поделиться этой для меня выдающейся новостью. Но "скрипучая" шла навстречу, как всегда, в наушниках и была вся поглощена информацией, поступающей через них в её большую голову. Может, она слушает молитвы или что-то не от мира сего, что-то медитирующее, гипнотическое. Может она изучает иностранный язык или слушает любимую музыку, к примеру, "Неоконченную" симфонию Франца Шуберта... Да, музыку — рэп, скорей всего.

"Заводной" в жёлтой курточке бежал с женщиной под стать себе — с такой же "желтоватой" и "заведённой" и что-то они между собой уж очень активно обсуждали (как это и положено, наверное, у "заведённых"). Может, она его коллега, его помощник, к примеру, младший менеджер (а он старший), и обсуждают они, к примеру, падение акций "Каззолота". В общем, со своим зайцем я буду не кстати. Представляю, как бы они на меня посмотрели...

Удивительные люди: даже в парке во время утренней пробежки они что-то горячо обсуждают!

Но вот я услышал звонкие цоканья — это "дядя Стёпа на пенсии"! Вот ему-то я сейчас и расскажу...

"Дядя Стёпа" вывернул из лесной чащи на дорожку. Выражение лица его говорило, что он весь погружён в себя. По его тяжко насупленным бровям, нахмуренному лбу и крепко сжатому рту, можно было не сомневаться, что дума его была совсем непростая. Проходя мимо, он даже не глянул на меня и никак не среагировал на моё приветствие.

Нет, не расскажу: ему не до зайцев!

А может, он думал о своём здоровье, что "сдавать" оно стало... вдруг...

Да, возможно такие думы думаются с подобным выражением лица. Но и всё равно, пока ноги ходят, да руки работают — пока шаги чёткие, да цоканья палочек звонкие, не гоже так покорно поддаваться всяким пессимистичным мыслям. Да и не гоже вообще поддаваться!

И неторопливый седой мужик с собачкой с длинным туловищем и с ушами до земли вообще склонил голову так, что и лица не видно. И снова наушники в ушах. Следом, обгоняя его, молодая приятная на лицо казашка назидательно говорит в телефон, который держит на вытянутой руке. Быть может, преподаёт урок игры на фортепьяно или руководит археологическими раскопками вот так на расстоянии.