Горячее лето 42-го

Ружьишко хоть и раритетное, но выглядит почти как новое, только вот в песке. Кстати, надо бы карабин почистить и смазать. " — Оружие, однако, уход любит, и если содержать его в порядке и чистоте, то в трудную минуту оно тебя не подведёт, а может даже и очень выручит," — как любил повторять мой армейский старшина-афганец, прапорщик Абросимов. Он, из "калаша", белку в глаз бил, я лично имел возможность, лицезреть, сей "фокус-покус". Впечатляет, однако.

Итак, тряпки есть, шомпол знаем, как вынимается, хоть от песка карабин протру, пока всё равно делать нечего. Повыщёлкивал затвором патроны из магазина, положил в карман куртки. Там же еще, на ремне, подсумок был. Гимнастёрку с ремнем мы сняли, в палатке все лежит. Или два? Сейчас посмотрим, как у нас дело с боеприпасами обстоит. В двух подсумках оказалось четыре обоймы, по пять патронов в каждой и ещё те, что были в магазине. Итого — двадцать пять штук. Не густо, конечно, но что поделаешь, всё-таки, это больше чем ничего. Кстати, там, в гимнастерке документы должны лежать.

Полюбопытствовать что-ли? Ладно, займемся этим чуть погодя, после чистки оружия.

Спустя полчаса...

Подкинул сухих веток в костер, подул на тлеющие угли и сначала пошел дым, а затем, потрескивая, вспыхнули разгораясь, весёлые язычки пламени. Прошло полчаса, как уехали мои мотоциклисты. От нечего делать, протёр чистыми тряпками карабин и патроны, зарядил оружие, а остальные боеприпасы разложил по подсумкам. Похлебал остывшей, наваристой ухи из сома и теперь снова присел на бревно у костра.

Курил и думал: " — А ведь там, в гимнастёрке Акима, если он и вправду тот, за кого себя выдаёт, должны, по его словам, находиться письма и документы. Вот сейчас и посмотрим, что это за Аким".

Швырнув окурок в костер, я вытащил из палатки окровавленную солдатскую рубаху и порывшись в карманах, достал небольшую пачку бумаг. Снова присев у огня, я внимательно осмотрел найденное. И то, что я увидел, повергло меня в шок. Ничего, оказывается, не закончилось. Всё только начинается...

И как подтверждение моих "весёлых" мыслей, за лесом, на высоком донском берегу, где-то в том направлении, куда уехали ребята, послышался несусветный шум. Хотя шум, это мягко сказано. Я отчетливо услышал пулеметную дробь, и не менее четко увидел, что часть трассирующих пуль пролетали над лесом на нашем берегу и терялись в реке, или пропадали в лесных зарослях противоположного берега Дона. Почти в тот же миг, в небо, в той стороне, откуда раздались выстрелы, взлетели, одна за другой, несколько осветительных ракет.

" — Вот это шум до небес! Господи, спаси и сохрани моих друзей, ведь они даже не подозревают, пока, во что мы вляпались!", — слова этой просьбы-молитвы непроизвольно пронеслись у меня в голове. Дальше, все пошло еще интересней — с противоположного берега Дона, в ответ на выстрелы с нашей стороны, тоже раздались пулеметные очереди. Глухо так: — тах, — тах, — тах! И ещё раз, и ещё. Перестрелка с берега на берег длилась минуты две-три и так же неожиданно закончилась, как и началась. Лишь на моем берегу, время от времени, продолжали взлетать в ночное небо ракеты. С тревогой вслушиваюсь в окружающую темноту и, наконец, с облегчением слышу приближающийся треск мотоцикла.

" — Назад возвращаются! Слава тебе Господи!"

Действительно, не прошло и десяти минут, как на поляну выскочил "Ижак". Колян заглушил двигатель, и они с Виктором подскочили ко мне. Дико вылупив глаза, отчаянно жестикулируя и перебивая, друг друга, заголосили:

— Нет, ну ты видал?! Что за ерунда?! Это же война какая-то! Самая настоящая война! По нам стреляли из пулемёта! Нет, ну ты видел? Трассерами хреначили! Вообще, писец какой-то! Колян! Ты слышал, как нам орали по-немецки — "Хальт! Аларм!", дальше я не понял, они сразу палить стали. Спасибо ты развернулся почти на месте, мы с товарищем, который в люльке лежал, чуть не вылетели! Нет, это что ж такое здесь творится?

— Погодите, не тарахтите! — решил я остудить градус их нервного напряжения, хотя по товарищам было видно, что опасность была, более чем реальной, и они несказанно рады, что сумели чудом её избежать.

— Может это кино снимают? Про войну, вроде "Они сражались за Родину", ведь его же где-то в этих местах снимали, по-моему, под Клетской. Может немцы ваши — это массовка и у них сегодня ночная съёмка по сценарию? Ну, или что-то в этом роде. Или у "вояк" учения начались и они с вечера в этот район подтянулись, поэтому мы и не видели ничего, когда ехали сюда?

Я выдавал версию за версией. Основную и главную — решил оставить "на закуску".

— Так что зря вы тут панику поднимаете, патроны, похоже, были холостые, ну там и пиротехника всякая. Наверное.

— Какая, нафиг, пиротехника! Какие холостые! Мы все в армии служили, на стрельбище ходили, причем некоторые и днём и ночью, и холостые выстрелы от боевых, как-нибудь уж, отличить сумеем! — Витек прямо пыхтел от негодования.

— Я тебе серьезно говорю — пули над нами свистели

самые настоящие. И ни какая это не массовка, а натуральные фашисты! Блин, да они нас чуть не ухлопали! Спасибо Колян вовремя среагировал, иначе они бы из нас решето сделали! Он свет выключил и обратно, не знаю как, в потёмках помчался.

— Ты трассеры видел? — горячился Николай, — Какие же это, на хрен холостые? Сам подумай. Нет, чудом мы ушли от них. Ну, это ладно, что делать-то теперь? Насколько мне известно, другой дороги отсюда нет.

— Я вот думаю, ребята, нам вообще, ОТСЮДА, дороги нет, — решил я наконец добавить ложку дёгтя в "историю о счастливом избавлении от погибели". Ведь они, наверняка уже решили, что все позади и опасность уже миновала.

— Это ты о чем? — тихо спросил Виктор.

— Да всё о том же. Уж не знаю как, даже не спрашивайте, но попали мы, ребята, на самую настоящую войну. На ту, которую по истории в школе плохо учили, на Великую Отечественную. И год сейчас не 1996-й, а скорее всего — 1942-й, месяц, — июль, судя по тому, что товарищ сержант нам поведал в бреду. Значит, действительно, немцы захватили Распопинскую и теперь, по берегу Дона в оборону становятся. Наши, стало быть, на той стороне, откуда Свистунов приплыл, может на этой стороне тоже наши есть, но мало. Или те, кто отойти не успели, или Красная Армия где-то здесь плацдарм держит.

— Ваня, родной! Ты тут остатки водки, что ли нашел и в одну харю выдул? Ты что за бред несёшь? Этого просто не может быть! — сказать, что товарищи мои обалдели, значит не сказать ничего. На некоторое время на них "напал столбняк". Чтобы вывести их из ступора, я решил показать им то, что я нашел в кармане гимнастерки Акима Васильевича Свистунова, 1911 г.р., члена ВКП (б) с 1940 г. Печать, фото, все как положено, только слегка размыто водой, все-таки успел он, пару раз нырнуть, прежде чем его ранили. Так что вид красноармейской книжки и партбилета, вывел моих друзей из состояния лёгкого обалдения.

— Так это, мы что, натурально, в 42-ой попали? Вот же блин, ничего себе! Не было печали, как говорится, повезло, так повезло! — "восхищался" Николай. — И что же нам теперь делать-то, в такой ситуации?

— Да погоди, ты, про ситуацию! — перебил я брата. — Вы не смотрели, как там раненый наш?

— Я сейчас! — и Виктор метнулся к мотоциклу. Через пару секунд раздался его уверенный голос:

— Живой! Вроде дышит!

— Я не понял, он живой или дышит?

— Живой, а то какой же! И как ни странно — дышит!

— Ну, слава Богу! Это уже хорошо, — сказал я с облегчением, — а то, я думал, растрясёте вы его по дороге. Теперь, нужно срочно думать, что же нам дольше-то делать, хлопцы?

Брат, недолго думая, решительно заявил:

— Раз пошла такая пьянка, будем фашистов бить, а то — что делать, что делать. Других вариантов, для трех здоровых парней в нашем возрасте, я не вижу!

— Ну, ясное дело, как только немцы узнают, что ты здесь и собрался их бить, сами сдаваться прибегут. Коля, брат, таких "Трех богатырей" как мы, они точно ещё не видели!

— Ну а что такого? — удивился Николай. — Вся страна воюет, а мы дефективные? Предлагаешь по чердакам и сараям скрываться? Я не согласен! Воевать, так воевать!

Тут у Виктора голос прорезался:

— Ты чего это, дядя, развоевался? Политику партии и правительства, мы тут все понимаем правильно. Раз так получилось, нужно не спорить, а наоборот, держаться друг за друга, иначе пропадем мы здесь, поодиночке. Если есть, что сказать по делу, говори, а нет, значит давайте вместе думать, как теперь выкручиваться будем. Ты же, Николай, видел сам, атлас схем сражений в этих местах, дальше по Дону, сейчас такое творится, а через некоторое время, в Сталинграде, вообще "жара" начнется. Так что нужно хорошенько подумать, как нам дальше жить. Здесь и сейчас. Ты как думаешь, Андрей?

— Мужики! Давайте подойдем к этому вопросу серьезно, потому, что это буквально — вопрос жизни и смерти. Итак, что мы имеем: на дворе 1942 год, предположительно — июль месяц, число какое не скажу, но судя по тому, что немцы уже на этом, западном, берегу и заняли Распопинскую, где-то вторая половина. У нас на руках раненый сержант Красной Армии, одна винтовка на троих и 25 патронов. И кого ты, Коля, собрался бить, с таким "громадным" арсеналом? Нет, ну есть еще топор, два перочинных ножа и монтировка, но наших проблем они решить не смогут. Согласны?

Ребята слушали молча. Похоже, до них начало постепенно доходить, в какую "историю" мы влипли.

— В общем, слушайте сюда. Раненого нужно срочно доставить в медсанбат, и скорее всего, придется нам плыть на ту сторону. И не факт, что наши, в потемках, не примут нас за немцев. Сами понимаете, чем нам это грозит. И еще. Даже если мы и переплывем удачно, и нас не пристрелят наши, я уж не говорю про немцев, сами видели, как они действуют — пускают ракеты и лупят по всему, что шевелится, даже не смотря на все это, есть такое опасение, что наши, для нас сейчас могут оказаться пострашнее немцев.

— Это что за новости? — с недоумением вопросил Николай.

— Коля, ты про НКВД, или Особые отделы, при подразделениях нашей родной, Рабоче-крестьянской Красной Армии, что-нибудь слышал? Для чего они вообще нужны, чем в смысле занимаются?

— Да слышал, не дурак, знаем, чем они занимались, — недовольно буркнул брат. — Дальше-то что?

— А то, что всех, голозадых товарищей, приплывших с этого берега без документов, начнут проверять и крутить, и со всех сторон рассматривать — кто, да откуда, да с какой целью. А может вы "шпиёны англицкие"? Кто ж вас знает, товарищи дорогие. Так что, с "особистами", ухо надо держать востро. Это ясно? Нужно придумать "легенду" правдоподобную — кто мы, откуда, как здесь очутились, в таком виде. Имена и фамилии, я думаю, можно оставить, но говорить нужно, что мы из какого-то села или станицы на этой стороне Дона. Вроде нас призвали, а мы, до места сбора, добраться не успели. Например, в Серафимович, там , по-моему, райвоенкомат находился. Помнишь, Колян, у деда карточка была, там, где они в форме довоенной, в фуражках, с шашками сидят и надпись — Усть-Медведицкий военный округ? По-моему, и Михайловка к нему раньше относилась. Скажем так: шли в военкомат, но тут немцы, и всё такое, мы к Серафиму сунулись, а там всё перекрыто, ну пришлось сюда подаваться. Тут наткнулись на раненого сержанта, оказали первую помощь, личное оружие и документы, опять же, сберегли, не бросили. Лодку, если что, у немцев сперли. Главное — на земляков, из одного колхоза, не попасть, в этом случае нас в два счёта раскусят.

— А почему бы не сказать, что мы из Михайловки? — удивился Виктор.

— Потому, что на эту сторону, в какой-нибудь отдаленный хутор Тюковной или Ягодный, сотрудники НКВД запрос не отправят, они уже фрицами захвачены, а в Михайловку очень даже запросто пошлют запрос. Или еще проще сделают — по телефону позвонят в родной военкомат, и сразу все встанет на свои места. Там скажут, что данные граждане в списках не значатся, в городе никогда не проживали (по крайней мере, по данным на 42-й год), и следовательно, кто мы? Правильно! Шпионы, диверсанты и просто — враги народа. А с ними, здесь и сейчас, у НКВД разговор короткий, отведут в лесок ближайший и "привет родителям!".

— Какой привет? — тихо спросил Коля.

— Расстреляют, нафиг, по законам военного времени и всё. Кстати, никто не помнит, когда приказ номер 227 вышел? — Виктор почесал затылок и тяжело вздохнул.

— Нет, Витёк, точно не помню, где-то между 22 и 29 июля, но 29-го его точно уже зачитывали в войсках. — В общем, так, "шпионы и диверсанты", мы из хутора Блиновского. Стоит он на речке Цуцкан. Помните, года два назад, мы через него проезжали, когда были в командировке? Далее, неделю тому назад, мы были призваны в ряды РККА, ехали с сопровождающим на "полуторке" , налетели немцы и разбомбили нашу колонну, скажем там еще беженцы были. Рядом взорвалась бомба, нас выкинуло из кузова, слегка контузило. Сопровождающий погиб, машина перевернулась и сгорела.

Так что, "косим" под контузию, с частичной потерей памяти. Но настрой боевой, готовы бить "фашистскую гадину" и все такое, в том же духе. И еще. Документы были у сопровождающего, и они значит, того, ну, в смысле сгорели. Имена, фамилии оставим прежние, мы с тобой Микола — братья, ты, Витя — наш односельчанин, мы друзья с детства. Теперь, давайте подсчитаем, кто у нас какого года рождения. Сейчас 42-ой, нам с тобой Виктор по 25 лет, а тебе Коля — 24. Значит, здесь мы с Виктором 17-го г.р., а ты, брат — 18-го. Но есть одна загвоздка.

Если мы пойдем по этим годам, то у "компетентных органов" может возникнуть закономерный вопрос: " — а почему же, вас раньше не призвали?". Возраст у нас такой, что по любому, мы уже должны были бы отслужить срочную службу и какого мы тут по тылам кантуемся, в такой трудный для Родины час — вопрос, конечно, интересный. И я не знаю, что мы будем "плести" в таком случае. Потому, что если мы скажем, что служили, вот тут то, нам и кердык — "раскусят" нас запросто.

Во-первых, справки могут навести, во-вторых, мы же ни одной воинской части не знаем толком, и в реалиях здешней жизни, разбираемся пока не очень хорошо. Так что, давайте скажем: окончили школу шоферов, ну, допустим, в Сталинграде, там сейчас такое начнётся, что проверять замучаются. Николай, ты про свои права, тракториста-машиниста широкого профиля, наверное, пока забудь, на время. Если будем говорить, что мы водители, есть шанс попасть в одну часть, а так тебя в танкисты могут "законопатить" свободно. Ну, как вам такой план?

— Нормальный. Пойдет! — ответили ребята.

— И ещё одна маленькая просьба, от меня лично, для нашего же, общего здоровья и благополучия: не забывайте — вы контуженные, поэтому меньше говорите, больше слушайте. Проблемы со слухом и заикание (легкое), не возбраняется. В любом случае, помните — лучше быть живым дураком, чем крутым покойником.

Думайте, прежде чем, что то сказать, так как наш современный язык и обороты речи, слова современные, которые могут выскочить невзначай, могут стоить нам не только свободы, но и жизни. Со шпионами и диверсантами, сейчас, разговор короткий.