| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Я думаю это он, Эрнст Яковлевич, отпустил в тот злополучный день Женю пораньше. "Я поработаю в лаборатории, а ты поезжай развейся. Отдохни". — Что-то типа этого. И девушка, к несчастью, тем вечером была свободна.
— Да что случилось?
— Случились крылья любви на крыльях небесной БМВ. Заторопился парень. Заспешил, надавил педаль газа на полную и попал в аварию. Разбился в лепёшку. Вот так. Очень даже просто.
На следующий день в институт приходил инспектор, что составлял протокол. Ему не хватало паспортных данных Попова. Заполнил бланки, оставил копию и ушел.
Когановича отпаивали нитроглицерином.
Старик был просто раздавлен. Вот так, своими руками убить парня...
— Это же был несчастный случай.
— Убить парня, развалить дело, похерить тему... и всё из-за какой-то машины! Дурацкой, никчёмной железки! Боже мой! Голова стрика готова была лопнуть от паники и от отчаянья!
Но беда не приходит одна. Так случилось и на этот раз. То ли от горя, то ли от глупой надежды всё исправить, решился Коганович на отчаянный шаг. Придумал отправить бланк протокола на день в прошлое.
— Почему же? Не так глупо. В конце-концов они уже умели управлять временем.
— Вероятно Коганович тоже так решил. Он обработал бланк светопроводником, сунул его в камеру большого лабораторного транспортера.
Масса объекта была в пределах допустимого, и материал оказался более склонный к перемещению, но вот временной интервал... В общем, выкрутил старик все рукоятки на максимум и дёрнул рубильник.
— И что?
— Старик через три дня умер в реанимации, лаборатория сгорела.
— А бланк?
— Какое там! Даже транспортера не нашли. А поскольку оба ученых погибли, тему закрыли. Мусор после пожара — останки оборудования — рабочие выволокли на задний двор института. Сколько-то дней он валялся, а потом — поскольку никто не проявлял к нему интереса — хлам был вывезен.
Вот тебе, дорогой мой Станислав Львович, и поздняя весна старика Когановича. Вот тебе и ожидание солнечного лета. Весною человек раздевается, и душевно в том числе. И делается очень уязвим. Вот так то.
Финита ля комедия!
— Не совсем, Дмитрий Иванович. Вы будете удивлены, но я хотел вам рассказать продолжение этой истории. Только... как бы это сказать... с другой стороны.
— С другого конца?
— Именно!
* * *
— Но прежде чем я начну, ответьте мне, пожалуйста, что такое неблагополучная семья?
Дмитрий Иванович неопределенно пожал плечами: — Не знаю... наверное, это пьющие родители... безработица... в общем-то, ничего не говорящий набор штампов. А что?
— Семью нашего героя можно считать неблагополучной. В общепринятом смысле этого слова. Отец его — человек с маленькими глазками, но обширной плешкой — слесарь дома действительно систематически бывал пьян. Когда напивался сильно (а это тоже случалось регулярно) бил свою жену. Бил несильно; безо всяких эмоций и скандалов — будто выполнял работу. Даже не было очевидно нравится ли ему эта работа или нет. Жена сносила побои покорно, временами только в ней пробивалась какая-то женская энергичная злоба и она вцеплялась мужу в редкие волосёнки и с воплями "Ты мне всю жизнь испортил!" таскала по двору. Дети наблюдали эти сцены с пугливым интересом. Детей было двое.
— Одного, я думаю, звали Женя?
— Младшего. Старшим был Андрей. Жили Поповы в трёхэтажной сталинке, на выезде из города у N-ского шоссе. Отец, я уже говорил, слесарил, мать работала... в столовой, как будто... не помню. Женя — тогда ему было как раз без нескольких дней четырнадцать — учился в школе. Старший Андрей школу бросил и работал на свалке.
— Интересно, в качестве кого?
— О! Расскажу. Огромная городская свалка — это целое предприятие! Бомжи, опустившиеся бандиты, действующая мафия — все эти человеческие отбросы делят между собой мусор. Одни отбросы управляются другими отбросами. Забавно, правда? Андрей "работал" свободным диггером. Ему удавалось ладить со всеми, сохраняя нейтралитет.
— Действительно забавно. А откуда у вас такая осведомлённость в мусорных делах?
— Я был директором этой свалки.
— Вот как? — Дмитрий Иванович удивился. — Признаться, я до конца не понимаю, чего же они там делили? В чем интерес?
— Куда вы думаете, деваются просроченные продукты? Колбаса с вышедшим сроком хранения? Или склады госрезерва обновляют свои запасы, и десятки тонн консервов идут куда? Я уже не говорю про вещи, которые выкидывают простые граждане. Представьте себе некоторым... людям удаётся прекрасно жить на свалке. Да.
— Ладно-ладно! — Дмитрий Иванович нетерпеливо замахал руками. — Но какое это имеет отношение к Жене Попову?
— Самое непосредственное. Однажды его брат Андрей принёс со свалки любопытный предмет. Это был полицейский протокол. "Гляди-ка чего я нашел. — Сказал Андрей и сунул брату помятый бланк. — На тебя протокол составили". Женя глянул мельком, ему было некогда, он после школы на работу опаздывал. Ну да, протокол, какой-то тёзка Евгений Попов, ну и что?
Он даже на дату не обратил внимания.
И побежал на работу. Работал он неподалёку, на атомойке. Мыл машины.
Это ещё один важный момент его биографии. Автомойка располагалась очень удобно и многие состоятельные люди ею пользовались. И Женька — молодой парень, в котором уже просыпалось сознание, и мысли уже возникали в голове, — каждый день мыл эти мерседесы, бентли и порше. Эти чудеса роскоши и инженерной мысли. Мыл, но уже твёрдо знал, что ему никогда в жизни такая машина не светит. Ни при каких обстоятельствах. Он прикасался к миру, в который вход ему был настрого заказан. Он был из другой касты. Из низшей касты.
— Понимаю куда вы клоните. — Сказал Дмитрий Иванович. — Пожилому человеку, вроде нас с вами, понятно, что нельзя войти в каждую дверь, что большинство этих дверей-возможностей для нас закрыты. И не нужно желать недостижимого.
— Да, но каково это понимать молодому парню? Каждый день делить на две части. В одной дорогие автомобили и красивые женщины, а в другой загаженные подъезды и ежедневная соседская пьянь?
— Вы думаете парню из трущоб это было так тягостно?
— Я приглядывался к нему, когда Женя мыл мою машину. Он не был парнем из трущоб. В этом-то и трагедия. Сказка о гадком утёнке иногда случается в реальной жизни. Был ли он биологическим сыном своего отца — не могу утвердить или опровергнуть. Но парнишка родился не в той семье, в какой ему нужно бы родиться. И он осознавал своё положение.
Наверно поэтому, вечером, запершись в ванной, он стал внимательно рассматривать протокол. И дрожь поднималась от пяток к макушке, когда он фантазировал о том, что эта замечательная машина — "Интересно, а что это за модель? Нужно посмотреть в Интернете..." — что эта машина его.
И опять он не обратил внимания на дату составления протокола.
А ещё через несколько дней Женя получил паспорт.
К этому моменту уже какие-то тени подозрений мелькали в его мозгу взвинченном фантазиями, и какие-то таинственные и полупрозрачные надежды нет-нет, да и касались своими невидимыми крылами.
Был уже поздний вечер. Школа, дополнительные занятия, работа — в паспортный стол он забежал перед работой, — всё уже было позади. И вот, наконец, парень светит фонариком (на всякий случай, чтоб не ошибиться в сумерках ванной) в новый паспорт и сверяет цифры с протоколом.
И всё сходится до мелочей.
И это уже пугает и кажется параноидальным бредом. Как возможно (мелькнула мысль о розыгрыше, но и она не подходила) что все цифры и даты сходятся? Кто это мог знать заранее, и кто это всё-таки такой погибший в аварии Евгений Попов? Или это безумие?
И вот тут Женя замечает дату составления протокола, и всё мигом становится на свои места! Да, это действительно он. Только через двенадцать лет!
Вернулся пьяный отец, он долго стучал в дверь ванной, но Женя не отзывался, потом что-то упало и с грохотом покатилось на кухне, высоко закричала мать — Женя зажал уши руками. Нельзя было допустить, чтобы это новое чувство, что расцвело в его груди, чтобы оно вдруг погасло. По стенам ванной медленно потекла вода — это полоумная соседка с верхнего этажа опять забыла закрыть кран и вода теперь зальёт весь подъезд до подвала. Кто-то опять бухнул в дверь и в злобе выключил в ванной свет. Но от этого стало только легче.
Женя сидел в темноте, слушал звуки капающей воды и блаженно улыбался. Все неприятности этой половины мира перестали иметь значение, они стали тенями, призраками. Подобно призракам поздней умирающей зимы, что отступает и растворяется, уступая место весенней Жизни.
"У меня будет работа... и машина... и девушка... Я стану человеком!"
* * *
Уже укладывая шезлонги в соломенный сарай, Дмитрий Иванович нарушил молчание:
— Всё-таки вы не правы насчёт винокуров. Вы слишком строго их осудили.
— Я пошутил. Не берите в голову.
На том и разошлись.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
