Старик

Наконец в трубке щелкнуло, приятный женский голос осведомился о его персоне и о причине вызова. Старик церемонно назвал свои должность, фамилию, имя и отчество, назвал адрес и пожаловался на хулигана, сообщив о потерпевшей.

— Вызов принят. Ждите экипаж патрульно-постовой службы.

Парень все так же стоял у двери, но биться перестал. По идее, его уже должны были заметить. Старик нехотя всунул ноги в начищенные ботинки и туго завязал шнурки. Нужно было выглядеть, как следует, когда начальство появится или милиция приедет.

Дед налил из чайника воду в кружку и принес ее икающей девке. Она уже не плакала, но губы у нее дрожали по-прежнему, да она вообще вся дрожала. Вот непутевая. Тут солнце только пригревать стало, а она уже с голыми коленками по улицам прыгает, да и курточка совсем коротенькая. Наверное, чтобы пирсингами своими сверкать. Это ж надо, моду, какую вывели. Пупки себе прокалывают! В стародавние времена, только патлы да клеши носили, чтобы выпендриться, теперь уж и резать да колоть себя стали. А что дальше будет? Руки-ноги отрезать начнут для оригинальности?

Старик услышал звук открывающихся дверей лифта. По плитке лифтового холла звонко зацокали женские каблучки.

Старик суетливо выглянул в окно. Мимо него быстрым шагом прошла молоденькая фифа из самой дорогой квартиры всего жилого комплекса.

— Здравствуйте! — поздоровался с ней старик.

Фифа демонстративно проигнорировал его. Он не обиделся. Его это даже не задело. Уже после первого месяца работы на этом месте он отгородился своим стеклом от всякого негатива со стороны жильцов. Он как будто смотрел сериал, который шел на громадном экране его окна. Люди играли там роли плохих и хороших, добрых и злых персонажей. Без негодяев и злодеев сериал был бы пресным и скучным. Фифа играла роль высокомерной противной особы с мерзким характером.

Как и любой из зрителей сериала, он всегда старался предугадать события, которые произойдут. Он пытался разгадать каждого персонажа, как кроссворд или ребус. Ему было интересно. Со временем он начинал подмечать такие тонкости, которых не замечали окружающие. Допустим, он знал, что бизнесмен с четвертого этажа воспитывает не своего сына. Его жена согрешила с его же самым близким другом. Никто не знал, а старик знал, то есть догадывался. Мальчик был очень похож на мать, но нос. Нос был точной детской копией носа лучшего друга бизнесмена. Старик еще в молодости замети, что близкие родственники похожи носами. Человек худеет и толстеет, отращивает усы и бороду, но нос у него меняется незначительно.

Сейчас старик смотрел на спину фифы в яркой спортивной жилетке.

— Девушка, — он не помнил, как ее зовут, — там хулиган за дверью опасный. Я милицию вызвал.

Она смерила его презрительным взглядом высшего существа и пошла дальше.

— Он девушку чуть не убил. Преступник там, — успел крикнуть он ей в след.

Старик недолюбливал высокомерную особу, но не хотел, что бы с ней что-нибудь случилось.

Дамочка замерла прямо перед самой дверью. Она раздраженно развернулась на каблучках, кинула на него уже гневный уничтожающий взгляд, как будто это он притащил туда пьяного хулигана специально для нее.

— Так вот не сказал бы этой мандели про хулигана. Вот попрыгала бы она тогда, — пробурчал старик себе под нос. Слово 'мандель' он подобрал из лексикона завсегдатаев приподъездных скамеек его старого дома, которые в любую погоду сидели там как куры на насесте, перемывая кости соседям и родственникам. Сплетницы еще любили обсуждать сериалы и здоровье, но перемывание костей и наклейка ярлыков, стали для них неким высшим служением на этом свете.

Мандель опять молча процокала по плиткам пола мимо него в сторону второго выхода.

— Там тоже хулиганы, но их там человек пять. Наркоманы, по-моему.

— А вы чего тут сидите? Я опаздываю! Вам за что деньги платят? Будьте любезны выполнять свои обязанности. Боже мой! Проклятая Рашка! А еще говорят, что страна европейского уровня.

Фифа остановилась прямо перед ним.

— Делайте же что-нибудь! Я не собираюсь по вашей милости опаздывать. У меня запись. Понимаете?

Ответить он не успел. Запищал домофон, послышалась возня и ругань.

— Да чтоб тебя...!!! Отвяжись пи... сраный!!! Иди на х...!!!

В подъезд заскочил композитор Лернер. Франтоватое короткое пальто на нем было испачкано грязью и кровью. Очки слетели с головы и покатились по полу.

— Безобразие! Что тут творится?! От бомжей уже житья не стало. Скоро из своих помоек на кухню ко мне переберутся.

Он на ходу вытирал окровавленную руку. Плотный коренастый, весь заросший волосами, Лернер напоминал сейчас разозленного медведя, которого нарядили в дорогие шмотки и лакированные туфли. Он даже очки с пола не поднял от возмущения.

— Вы, почему такое допускаете? На меня напали прямо у дверей моего дома, — Лернер наскочил на деда с другой стороны.

— Я уже милицию вызвал, — старик оторопело попятился внутрь своего аквариума.

'Эх, плакала моя работа. Выпрут, как пить дать' — подумал старик. Зная склочный характер обидчивого деятеля искусств, он не сомневался, что его с шумом и помпой выпрут из штата консьержей ТСЖ, чтобы ублажить пылающего праведным гневом Лернера.

А работал старик здесь уже более пяти лет. В те далекие времена, разжалобив кадровичку, он убедил ее скинуть ему пять лет при устройстве на работу. Сейчас ему было уже семьдесят, но он всегда выглядел моложе своих лет. Его развеселило, когда его поздравили с 65-летием и вручили грамоту за безупречную службу на протяжении пяти лет. Три знаменательные даты, как-никак: 70-летие, 65-летие и 5-летие безупречной службы. Анекдот, одним словом. Кадровичка давным-давно уволилась, а карточка Т-1 у него в личном деле так и осталась прежней. Да на консьержей вообще мало внимания обращали.

— А если у меня заражение крови будет? Или этот сумасшедший пиз...к больным каким-нибудь окажется? Вы за это отвечать будете? — композитор махал своими толстыми волосатыми окровавленными пальцами перед лицом старика. — Да я вашу контору дяди Никанора по миру пущу. Руки — это мой инструмент. Они бесценны. Вы можете это понять?

— Да что они вообще понимать могут? Бездарный народ, элементарную охрану организовать не могут. Вот в Швейцарии ....— вторила композитору фифа.

Экзекуцию старика прервали выстрелы с обратной стороны дома. Все участники безобразной сцены переглянулись. Старик, сразу бросив своих 'собеседников', быстрым шагом прошел через лифтовой холл и тамбур лестничной клетки ко второму выходу из подъезда. Приложив болтавшуюся у него на шее карточку к белой коробочке, он открыл дверь.

На грязном газоне с мокрой прошлогодней травой валялись трое хулиганов. Четвертого ломали мордовороты из охраны парковки. Пятый хулиган беззвучно трепыхался на земле, скованный наручниками. Лоб у него был рассечен до кости. Двое охранников бросили связанного брючным ремнем хулигана рядом с его подельником. А вот затем они кинулись к третьему охраннику. Он лежал на спине практически вплотную к бетонному крыльцу черного хода, и старик его, поэтому сразу не заметил.

— Старый, ху... ли встал? Скорую, милицию вызывай! — крикнул ему высокий охранник, кажется, Володя его звали.

Руки и ноги раненного бойца мелко и часто тряслись. Охранники зажимали ему обильно кровоточащую рану на шее.

Старик сразу побежал в свой аквариум. Дрожащие пальцы предательски попадали мимо кнопок. Набрать злосчастный спасительный номер никак не получалось. Наконец он дозвонился до скорой и сделал вызов. Второй раз вызвать милицию он не успел. Запищал сигнал двери. Мимо остолбеневших жителей порывисто прошел охранник Володя. Вся одежда охранника была заляпана кровью и какими-то ошметками, еще от него несло резким противным запахом. Композитор закатил глаза и боком завалился на фифу. Мандель взвизгнула от неожиданности и обеими руками оттолкнула от себя сомлевшего Лернера. Композитор кулем плюхнулся на твердый пол, крепко приложившись об него косматой головой, но дела до него никому не было.

Володя кинул на стол черную обрезиненную дубинку-фонарь, вырвал телефонную трубку у деда из рук и набрал номер.

— Семенов, старший смены говорит. Главному доложи. На третьем доме ЧП. Нападение на охранников. Трое нападавших убиты, двое задержаны. Личный состав понес потери. Я ранен, Богомольцев ранен, но легко, Сивоша убит. ... Убит говорю. Трупы млять! Давай вызывай, кого положено, людей пришлите на усиление.

Фонарь охранника практически бесшумно прокатился по столу, оставляя рубчатый кровяной след обрезиненной рукояти и дефлектора, а потом упал за стол. Трубка легла на стол. Охранник выдернул кипу салфеток у, замершей как соляной столб, девки и приложил их к кровоточащей руке. Было так тихо, что легкое шуршание салфеток казалось скрипом наждачной бумаги.

На ремне охранника зашипела рация.

— Владик, прием, слышишь меня?

— На связи, прием, — отозвался охранник.

— Сейчас Кожин к тебе должен подъехать. Они еще людей к нам отправляют.

— Принято. Я сейчас в первом подъезде. Потери у меня: двухсотый есть.

Дальнейшего разговора старик не мог разобрать. Охранник вышел из его комнатки и остановился возле лестничной клетки. Голос и звуки рации рикошетили эхом от бетонных стен, сливаясь в чудовищную какофонию.

'Так он Владислав оказывается. Вот чертова память' — пронеслось в голове старика. Он уже достал аптечку и начал распаковывать вату и перевязочные пакеты. Пластмассовые флакончики с хлоргексидином и перекисью водорода выскользнули из рук старика мокрыми карасями. Ему на помощь пришла спасенная им беглянка.

Владик вернулся в аквариум и вопросительно посмотрел на ползающих по полу старика и девку.

— Позвольте, я вам ранку обработаю и повязочку наложу. Вы так инфекцию можете подхватить, — начала, отошедшая от истерики, девка.

Охранник, оценив прищуренным взглядом, степень своего доверия к юной пигалице, подобрел лицом и протянул ей окровавленную руку. Она как-то уж совсем сноровисто покрутила его кисть и взяла из рук старика пластмассовый флакончик.

Охранник внимательно рассматривал, скрючившегося на площадке, Лернера.

— А с этим, что? Ой, больно!— Владик выдернул окровавленную кисть из руки девки.

— На него тоже напали, но на другой стороне. С главного входа...— начал было старик.

Охранник взглянул на мониторы, сейчас перед входной дверью было пусто, а вот на гостевой парковке перед домом пусто не было, там все тот же, напавший на девку, парень ломился в дверь припаркованного джипа. Водитель джипа не стал испытывать свою машину на прочность, а просто сорвался с места, опрокинув хулигана на соседнюю машину. Противно завыла сигнализация.

— Твою ж мать! — крикнул охранник и побежал на улицу.

Хлопнула дверь.

Подбежав к настырному хулигану, охранник со всей силы ударил того рукой в голову. Монитор не мог передать звук, но по разеваемому рту можно было понять, что охранник кроет матом этого наркомана. В том, что он наркоман, Федор Ефимович уже не сомневался. От увесистых ударов охранника парня мотало из стороны в сторону, но он даже не уклонялся от ударов и не пытался закрыться. Несмотря на боль, он лез на Владислава с тупой и неумолимой упертостью.

'А может он совсем боли не чувствует? Под кайфом, наверное, наркоманище несчастный' — подумал дед.

— Мамочка-а-а, — за спиной старика снова начала подвывать, спасенная им, девка.

Взбешенный охранник бросил наркомана через бедро, только высоко над Владиком сверкнули красные кроссовки наркомана. Старик аж зажмурился, такой страшный ему показался удар тела об асфальт. Дальше началось совсем невообразимое. Наркоман поднялся на руках и пополз в сторону охранника. Наверняка ему перебило хребет от удара. Владик пятился спиной к двери, а наркоман полз вслед за ним, волоча безжизненные ноги. Крепкий с виду охранник ударил несгибаемого наркомана ногой по голове, потом еще и еще раз. Каждый пинок тяжелого ботинка на какое-то время останавливал наркомана, его голова моталась от ударов, он падал, но все равно поднимался и полз. Челюсть у наркомана отвисла вниз и свободно болталась. Наверное, ему охранник и челюсть сломал. Затем Владислав и непобедимый наркоман исчезли из поля зрения камер.

Примерно через три минуты в дверь опять замолотили. Это охранник подошел к двери вдоль стены по отмостке. Старик, торопясь, нажал на кнопку.

Когда охранник зашел, на нем лица не было. Здоровый мужик был бледен как полотно, зрачки глаз были расширены почти на всю радужку, его покачивало. Кулаки у него была изодраны, на пол густыми каплями сочилась кровь. Старик вышел ему на встречу, боясь, что он упадет.

— Слышь, дед. Это чего такое творится? Я его в отбивную размесил. Я же об него руку себе сломал. А ему хоть бы хны. Да мне в горах так страшно не было!

Владик сел на небольшой мягкий пуфик из ряда таких же пуфиков вдоль стены и замер с округлившимися глазами.

— А ты его куда дел-то, милок? — осторожно спросил старик.

— А? — вынырнув из прострации охранник. — А я его это. Я его в приямок сбросил. Решетку поднял и туда его на бетон бросил. А решетку потом закрыл. Мы же сегодня троих из ружья положили. На смерть! Дед, что же будет?

— А давайте, я вам ранки обработаю. Мы же не закончили, — опять вмешалась девка со своей инфекцией.

Со стороны лифтового холла раздался резкий звук. Лернер громко пустил ветры. Старик вздрогнул от неожиданности. На самой верхней ступеньки коротенькой лестницы маячил композитор, лохматый и страшный, как бабайка. Похоже, что девка уже успела привести его в чувства, или он сам очухался.

— Ага. Надо обработать, — бесцветным голосом отозвался охранник.

Это окончательно вывело ситуацию из кратковременного ступора. Девушка легкой пружинкой подскочила к охраннику и склонилась над ним. Она сноровисто закатала рукава куртки и рубашки на обеих руках и продолжила осмотр. Она ловко ощупала руки Владислава.

— У вас на правой руке пястные кости сломаны и мизинец вывихнут. Это как минимум. Вправить нужно и кости на место поставить.

— Делай, что знаешь, — совершенно безразлично сказал охранник.

Старик не видел, что там происходит. Охранник сначала весь вскинулся и зашипел от боли, а через некоторое время заорал благим матом.

— Ничего, ничего, сейчас только повязочки наложим и все. Вам обязательно в травму сегодня обратиться надо. И еще рентген нужно сделать. Вдруг еще повреждения есть.

Охранник зарычал.

— А у вас еще бинты есть? — спросила девка у старика.

— Нет. Это все.

— Хорошо, что у вас хлоргексидин оказался и перекись есть, — сказала она старику.

— А на рассечение швы накладывать придется, края стягивать, травмпункта вам не миновать, — обратилась она уже к охраннику.

— Угу, — отозвался Владислав.

Композитор голосом умирающего лебедя запричитал, уперевшись головой в белую бетонную стену:

— У меня же тонкая душевная организация. Я даже ужасы не смотрю и криминальные новости пропускаю. А тут такое творится!