Последняя искра. главы 7-8

— Милорд ректор, а как же естественная смерть?

И наш мудрый всезнающий ректор в ответ на это лишь пожал плечами:

— Этого я так и не узнал. В Книге мира нет об этом ни слова.

— Смерть милосердна, — прошептал измученный хранитель и поднял на нас усталые глаза, — умирающий своей смертью уносит искры в следующую жизнь и рождается уже с ними...

Тревожно мнущая в руках кружевной платок Тэй едва успела подхватить вдруг ставшего белым как мел Шетта — силы Хранителя оказались небесконечны, и он потерял сознание.

Глава 8.

Крепкий сладкий чай — вот лучшее средство для восстановления сил, говорил далекий от магии отец, и сейчас мне как нельзя кстати вспомнились его слова. В самом деле, применять магию к Шетту как-то боязно, мало ли что, а вот чай с ложечкой укрепляющего настоя — самое оно! "Пациент" пришел в себя довольно быстро, залпом выдул всю кружку и попросил добавки, а потом замер на минуту, словно вслушиваясь в себя, и облегченно улыбнулся:

— Это того стоило — блок снят!

— Что за блок? — заинтересовался Дерек, но ответил ему почему-то Рьен.

— Думаю, это какой-то вариант ментальной магии, такие вещи у нас очень распространены. Мы не особо афишируем, но почти у каждого покидающего родину эльфа стоят блоки той или иной силы, в зависимости от важности тайн.

— И у тебя?.. — вытаращился на него изумленный погодник, а эльф только тихо вздохнул.

— И у меня, только слабый, вызывает легкую головную боль, если забываешь, что начал рассказывать о чем-то таком, недозволенном... — и неопределенно так отмахнулся, давая понять, что разговор этот лучше не продолжать. Даа, вот и думай теперь, действительно ли ты хорошо знаешь своих верных друзей... А с другой стороны, им, почти бессмертным, без таких запретов никуда, мало ли как дело повернётся — вот и подстраховываются эльфийские Дома от разных неприятностей.

— Зачем, а главное, кто поставил тебе этот блок? — прищурился обернувшийся к Шетту Дерек и тут же поспешно добавил, — если, конечно, ты теперь можешь об этом рассказать.

— Создатели и ставили, — хмыкнул все еще лежавший на диване Шетт, осторожно приподнялся и потихоньку сел, довольно улыбаясь при этом. — Лишние знания в головах людей, да и нелюдей тоже, бывают опасны. Во-первых, если бы все узнали про Пожирателей, могла бы возникнуть глобальная война, а если даже и нет, то обычная жизнь простых людей тоже оказалась бы замутнена подозрениями и недоверием. Ведь искры притягиваются друг к другу... представьте только, сколько бы влюбленных перессорилось, узнав об этом, в тщетных надеждах разобраться, что между ними возникло — истинное чувство или мимолетная страсть под влиянием взаимного притяжения искр, которые тяготеют к тому, чтобы собраться вместе.

Острый, цепкий взгляд Хранителя мазнул по лицу задумчиво слушающего принца и задержался на эльфе, в глазах которого снова мелькнула горечь. Мне показалось, или лицо Шетта действительно исказила какая-то странная гримаса, смесь сожаления, печали и недовольства? Да что между ними происходит-то?

И тут меня осенило. Наконец все недостающие кусочки мозаики встали на свои места, и от открывшейся картины как-то разом защемило сердце. У Вито тоже есть искры, но их меньше, чем у меня, и его странная привязанность, ненавязчивые, но повторяющиеся с завидным постоянством знаки внимания определяются именно этим — взаимным притяжением искр. А судя по тому, что у меня они вообще есть, можно предположить, что у Кейрета тоже было меньше искр, и в ту ночь я забрала его "запас" себе... Если, конечно, они у него вообще были.

— Шетт, у Кейрета тоже были искры? — требовательно спросила я, настраиваясь на долгую борьбу за ответ на мой вопрос, но, к моему удивлению, он ответил сразу:

— Да. Были.

Вот и всё.

Теперь понятны переживания Рьена — если он раньше меня сложил два и два, что неудивительно, значит, тоже подумал именно об этом. Вся эта любовь — и не любовь вовсе, а лишь инстинктивное желание демоновых искр соединиться, вырасти и уйти наконец из нашего мира! Да как вообще Создателям в голову пришло такое развлечение — так играть жизнями людей? Хотя что это я, именно для игры всё и затевалось, ведь это так забавно — смотреть на душевные метания странных живых существ... Не удивлюсь, если окажется, что у Создателей нет ни чувств, ни сердца, одна голая логика, и таким способом они лишь пытаются стать чуть-чуть живее, испытать то, что чувствуем мы. И Кайле... Об этом Рьен тоже не мог не подумать — как же Кайле? Это тоже все не по-настоящему?

Я как-то разом очнулась от своих мыслей, осознав вдруг, что в комнате воцарилось напряженное молчание.

— Что? Чего вы вдруг замолчали? — мне всё больше не нравилась эта тишина, а еще виноватые взгляды друзей, которые они старательно прятали от меня.

— Рьен только что спросил, много ли носителей искр осталось в мире, — видя, что я начинаю закипать, ответил Дерек. — И ответ очень неутешительный.

— Вас осталось только двое. Ты и Вито. — Тихий, но твердый ответ Шетта словно толкнул меня в какую-то гулкую пустоту, время резко замедлилось, и в тягучем, вязком воздухе я вдруг увидела — снова — то, что будет. Калейдоскоп картинок, каждая из которых разрывала мне сердце, крутился перед глазами, сменяя друг друга. Разные варианты будущего смешивались, менялись, перетекали друг в друга — и в каждом господствовала Смерть. Это было выше моих сил, больше того, что я могла перенести — и, словно сжалившись надо мной, спасительная тьма поглотила меня, приняла под своё крыло, укутала меховым одеялом забвения.

* * *

Возвращалось сознание медленно, мысли тяжело ворочались в гудевшей голове, словно колесо в огромной мельнице. Оказалось, меня не было больше суток. Ребята основательно перепугались — раньше со мной такого длительного забытья не случалось, но Этерлейн их успокоил, решив, что сказалось нервное перенапряжение последних дней. Действительно, вспомнила я главы из учебника общей магии, такое у видящих иногда случается, особенно в первые месяцы после появления дара, особенно если видения не приносят радости...

А радости и в самом деле было мало. То, что я видела... Это было ужасно. И я не знала, что мне делать с этим знанием. Рассказать ребятам, ректору? А если всё только станет хуже? Хотя куда уж хуже...

— Проснулась, — полувопросительно прошептал рядом чей-то голос, и я открыла глаза, не сдержав стона от ослепившего меня света. Шторы тут же задернули, и Вито наклонился ко мне чуть ближе, чем следовало, словно пытаясь лучше меня рассмотреть в разом сгустившемся сумраке. — Как ты?

Как я? Я жива. Как и он. Пока что...

— У нас осталось очень мало времени, Лета, — голос ректора, распахнувшего дверь в мою комнату, взрезал повисшую между мной и принцем тишину, разметал дымку горькой смеси вины, тоски и надежды. — Жду тебя в гостиной через десять минут. Возьми себя в руки, ты же всё-таки маг, а не девица из монастырского пансиона.

Дверь снова захлопнулась, а я не могла не признать, что он прав. Я не могу всю жизнь просидеть в этом доме. Кейрету рано или поздно (и, скорее всего, всё-таки рано) придётся приехать в Алерию, ведь дипломатическими обязанностями в условиях хрупкого мира пренебречь никак нельзя. А значит, будет приём, на который двойник Вито не сгодится. А значит, настоящий Вито непременно погибнет. И разразится война, в которой не будет правых и виноватых, а будут только реки крови. Снова повторится то, что я видела тогда, на пути в Вейрану. Мы не можем этого допустить, поэтому пора, действительно пора брать себя в руки, даже если кажется, что сил на это нет совсем, ни физических, ни душевных.

В гостиной я появилась даже чуть раньше отпущенного мне времени. Приняв решение, я почувствовала, что сняла с себя груз неопределенности, обрела необходимую уверенность в себе и в том, что нам нужно сделать. Правда, одного я не знала, но постаралась просто об этом не думать — получится ли у меня развернуть судьбу, столкнуть её тяжело груженую махину с накатанной, ведущей прямиком в пропасть колеи.

— Для начала, милорд ректор, расскажите о новостях из внешнего мира, — попросила я, усаживаясь в мягкое кресло и принимая чашку укрепляющего настоя из рук Рьена, который тут же устроился на подлокотнике. Ректор окинул меня изучающим взглядом, чуть задержался на руках, которые уверенно держали чашку — глянцевая изумрудная поверхность жидкости в ней даже не колыхнулась — и слегка кивнул своим мыслям:

— Вот и умница. Я рад, что не ошибся в тебе, дорогая внучка, — усмехнулся Этерлейн и, так как я оставила эту поддевку без внимания, не спеша продолжил, — посольство Вейраны прибывает уже через три дня. Во дворце идут спешные приготовления. Кстати, Вито, — отрывистый кивок в сторону принца, — тебе надлежит прибыть во дворец не позднее завтрашнего вечера. Думаю, двойник справится с обратной дорогой, а во дворец тебя путями камня проведет Шетт, прямо в твои покои, куда "уставший с дороги" принц отправится сразу по прибытии. Лета, теперь твоя очередь, и ты это знаешь.

Я и не собиралась спорить:

— Думаю, вечер первого приёма будет решающим. То, что я видела, не позволило определить время, но мне кажется, что всё случится именно тогда. — Я немного помолчала, собираясь с духом. — Видений было несколько, наверное, это разные варианты будущего. Но все они неприемлемы и ведут к войне.

Разлившаяся в комнате тишина давила на уши. Никто из ребят не то что не шевелился, не делал и вдоха. Они все ждали моих слов...

— Вито погибнет от руки Кейрета. Или Кейрет погибнет от кинжала Вито, который тоже не выживет, убитый вейранскими охранниками. Или Король Герик погибнет от яда, Леа обвинит в этом Кейрета, и далее будущее пойдет по предыдущему сценарию. Еще вариант — Вито погибает от яда, в этом обвиняют Вейрану, а дальше — снова война. Вот и всё, что я видела. — И, предупреждая возможный вопрос, добавила, — Своего будущего я не видела. Может быть, это потому, что меня не должно было быть на том приёме.

Теперь действительно всё. Все слова уже сказаны, остаётся теперь только окружить их заботой, любовно обдумать, вырастить из них длинные цепи мыслей, многократно полить ценной информацией о происходящем сейчас во дворце и Вейране, отогнать вредителей в виде сомнений и страхов, и можно собирать урожай — спелые, сочные, выстраданные плоды выводов, внутри которых — семена наших будущих действий. Этим мы и занялись, на время отодвинув от себя гнетущие мысли о том, что значило моё видение, и о том, что случится, если мы не справимся.

Думать об этом сейчас нам не стоило.

* * *

Как выяснилось, не думать о смерти не получалось. Я всё время ловила на себе взгляды друзей, так мало напоминавших теперь тех веселых, беззаботных парней, которыми они были еще весной. Вито воспринял новость о своей неизбежной в моих видениях кончине с потрясающим спокойствием и сдержанностью, и теперь сидел, внимательно слушая рассуждения ректора и Шетта о происходящем. Мы не могли понять мотивов Леи, в то, что она — просто одержимая всеобщей мировой войной сумасшедшая, верилось с большим трудом. Как и в то, что эта война могла быть ей выгодна.

Мои мысли крутились вокруг "лепешечного" артефакта и видения о сотворении мира. Я никак не могла понять, что же меня в нём насторожило, поэтому, воспользовавшись подвернувшейся паузой в разговоре, спросила Этерлейна:

— Милорд ректор, а что именно вы увидели тогда, давным-давно, когда активировали артефакт?

Ректор удивился, однако сразу понял, о чем я говорю и на мгновение поднял глаза к потолку, вспоминая:

— Я увидел россыпь звезд, золотистое облако, плывущее среди них, и потом втягивающееся в одну из маленьких планет около одного из солнц.

— А голод?

— О чем ты говоришь? — ректор недоуменно нахмурился.

— Я видела практически то же, но чувствовала при этом... Очень странные были ощущения, словно внутри меня — сосущая пустота, тьма и дикий голод, который могло утолить только то облако. Я не знаю, что это было, но мне не даёт покоя это воспоминание. И еще то, что я видела в глазах Леи, когда она приходила ко мне в ту камеру. Тогда я думала, мне просто показалось, но теперь уже не уверена.

— Я тоже думаю, что тебе не показалось, Лета, — медленно протянул внезапно помрачневший Шетт. — Всё складывается один к одному...

— Не томи, каменюка! Знаешь что-то — говори сразу! — в неожиданно резком оклике ректора выплеснулось накопившееся раздражение, усталость, страх за будущее, и меня на долю секунды накрыла острая волна жалости к нему, человеку, который вынужден долгие годы нести на своих плечах колоссальный груз ответственности. Видимо, Шетт почувствовал то же, потому что не стал ехидничать или подначивать давнего друга, а просто молча кивнул и приступил к рассказу:

— На самом деле, я знаю не так уж много. Помню, что на заре мира, когда все мы были юными и не думали о смерти, Создательница — честно говоря, я не знаю, есть ли у них вообще разделение на мужчин и женщин, просто я всегда видел ее в женском облике — как-то сказала, что, рассыпавшись на искры, она не сможет противостоять Пустому, если ему вздумается попробовать поглотить ее мир, а значит, и ее саму. Мы — я и другие Хранители, спросили ее, о ком идет речь, и в ответ услышали, что у наших Богов есть враг, или, скорее, антипод — как разрушение противоположно созиданию. Она называла их "Пустые" — но ни как они выглядят, ни чего именно добиваются, и даже сколько их и где нам нужно их опасаться, не сказала. "Я надеюсь, что это моё дитя избежит встречи с одним из Пустых, которые, как и мы, путешествуют между звезд в поисках жизни. Я не смогу ничем помочь, потому что я бессильна против любого из Пустых до тех пор, пока не стану вновь собой" — так сказала она, прежде чем уйти. И я думаю, если учесть слова Леты о том голоде и пустоте, что она видела... Бывшая королева Вейраны вполне может оказаться вместилищем Пустого. А если это так, то всё, чего она будет добиваться — это получить последние искры. Значит, Лета и Вито скорее всего погибнут.

Ошеломленная тишина была ему ответом. Каждый из нас ворочал в голове, старательно пытаясь уложить там то, что мы только что узнали, понимая — времени всё меньше, как и надежды. Как можно противостоять неизвестному существу, которое, видимо, равно Создателю, раз способно его уничтожить?

Видимо, те же мысли одолевали и остальных, потому что тишина становилась всё плотнее и тяжелее. Молчание стало совсем уж невыносимым, и первым его нарушил всегда невозмутимый и рассудительный Дерек, который хлопнул ладонью по столу, рассеивая наваждение:

— Знать врага в лицо — уже половина победы. Предаваться унынию тоже можно, но недолго — нам с вами еще мир спасать.

Усталая, но уверенная улыбка на его открытом лице словно придала остальным сил — распрямился Рьен, улыбнулся Вито, а я пообещала себе, что пока мы живы — будем бороться. А там — кто знает, может быть, мы еще и выстоим...