Трудная профессия: Смерть

— Ты сейчас вернешься в аудиторию?

— Да, — несколько растерянно ответила она.

— Сделай одолжение, позови Арину, мне необходимо срочно с ней переговорить. — Евгения задумчиво на меня смотрела. Кажется, она не верила в мою способность осмысленно разговаривать.

— А с чего вдруг мне ее звать? Подожди перерыва.

— Мне срочно нужно ее видеть. А если я войду, занятие будет сорвано. Лучше, если это тихо сделаешь ты.

— Хорошо, я ее позову. — С сомнением согласилась она.

Через минуту за дверь выскользнула взволнованная Арина.

— Ксюша? Привет! Что случилось?

— Пойдем со мной. — Не слушая ее вопросов, я пошла все к тому же закутку под лестницей.

— Да что случилось?! — повторила она, когда мы оказались в нем.

— Помнишь, я говорила, что не желаю тебе узнать, что со мной происходит?

— Помню, а что...

— К сожалению, ты это узнаешь. Я — смерть. И я должна выпить твою жизнь — с этими словами я протянула к ней руки и позвала свою силу.

Глава 2

Конечной точкой перемещения была небольшая квартира на окраине города, которую я сняла заранее. Упав на пол и пытаясь справиться с тошнотой и головокружением — вызванными не столько самим перемещением, сколько психологическим шоком — стонала Арина. Я быстро прошла по квартире, убеждаясь в отсутствии кого бы то ни было, и вернулась в комнату. Арина сидела на полу и смотрела на меня совершенно безумными глазами. На миг мне показалось, что она сошла с ума.

— Арина, я не причиню тебе вреда — как можно спокойнее сказала я.

— Не приближайся! — крикнула она.

— Хорошо. Видишь, я стою здесь и не касаюсь тебя.

— Что происходит? Кто ты?!

— Я тебе объясню. А ты постарайся это осознать. Это непросто. — Она медленно кивнула. — Я потихоньку опустилась на корточки, стараясь оказаться на уровне ее глаз.

— Я — смерть. Я выпиваю жизнь из людей, которые должны умереть. Люди умирают по разным причинам — от болезни, травм или просто время пришло... Но само умирание — это выпитая из человека жизнь. И мне было велено выпить твою. Но я не могу с этим согласиться и постараюсь сохранить тебе жизнь.

— Бред какой-то! — Нервно выкрикнула Арина.

— К сожалению, нет. Я не выбираю, кому умереть.

— А кто выбирает?

— Сами люди могут выбирать, убивая себя или других. Кто выбирает остальных, я не знаю. Возможно, наставница.

— Кто?

— Наша наставница — я не единственная смерть. Ты считаешь ее моей тетей.

— Я...что.... Да нет. Чушь... — Арина встала и судорожно отступила к стене.

— Это невозможно!!!

— К сожалению, возможно. И ты ведь понимаешь, что это не просто мой бред — именно поэтому я сначала переместила тебя, а теперь пытаюсь что-то доказывать. Я прекрасно понимаю, что просто на слово ты бы мне не поверила. Поэтому... — На этих моих словах Арина потеряла сознание.

Следующие два дня были неимоверно тяжелыми для нас обеих. В одночасье были перевернуты с ног на голову представления Арины о мире. Она бесчисленное число раз теряла сознание, впадала в истерику, просила отпустить ее, пыталась убежать, плакала и отказывалась есть. Дважды нам пришлось перемещаться — истошные крики Арины не могли не привлечь внимания. Каждое перемещение стало для нас обеих кошмаром, хорошо еще, что я догадалась заранее снять несколько квартир на первое время.

Больше всего я боялась, что ее рассудок не выдержит такой нагрузки или она что-то с собой сделает — тогда выходило, что я напрасно все это затеяла и только зря мучаю ее перед умиранием. Не эгоизм ли это, в самом деле, как говорит наставница? Я была близка к тому, что бы признать поражение, выпить жизнь из Арины и сдаться на милость наставницы. А еще я безумно хотела спать — постоянная слежка за Ариной не давала мне возможности отдохнуть. Закончилось все тем, что я заснула ночью в кресле, рядом с ее кроватью.

Проснулась я уже утром. Проснулась и сначала страшно испугалась, но Арина тихо сидела на кровати и смотрела на меня.

— Мне страшно. — Сказала она просто.

— Прости.

— Я ведь не сошла с ума. — Уверенно сказала она.

— Ты в своем уме. — Подтвердила я. Затем встала с кресла — Арина вздрогнула.

— Извини. — У меня, кажется, прорезались истерические нотки. Я постаралась говорить спокойнее. — Прости, но я страшно устала, простужена, голодна и мне нужно в туалет. Помоги мне хоть чуть-чуть. Хотя бы перестань от меня так шарахаться при каждом моем движении! Все, я в душ. — Я наплевала на риск побега или самоубийства Арины и действительно пошла в душ — я не могу вечно за ней следить. Будь что будет.

Но когда я вышла, все было в относительном порядке, она все так же сидела на кровати. Я сделала чай и бутерброды. Арина взяла свою порцию только когда я отошла от стола и устроилась как можно дальше от меня. Она настороженно отслеживала мои перемещения, но не плакала и наконец, нормально ела. Может быть, все еще получится? Я тоже принялась за еду. Арина закончила раньше, но не решалась приблизиться к столу, что бы поставить кружку. Когда я доела, она вдруг спросила:

— Как тебя зовут на самом деле?

— Да Ксюшей и зовут. — Я даже удивилась тому, что ей этот вопрос пришел в голову. — То есть вообще мое имя вроде как Ксюаремия. Иногда зовут меня Ксюар, иногда Ксю. Но по всем документам я Ксения Мягкова — так что... Ксюша и есть. — Я вытащила носовой платок и вытерла нос.

— Ты устаешь, спишь, можешь проголодаться, у тебя насморк... Ты же... человек?!

— Физиология та же, только бесплодна. Но я не человек. Понимай, как хочешь.

— А сколько тебе лет?

— Сколько и тебе, двадцать. То есть... Я думаю, что двадцать. Лет с пяти помню хорошо, раньше — не очень. Может, я просто не знаю, что на самом деле мне триста лет.

Какое-то время мы молчали.

— Покажи мне что-нибудь. Только не очень страшное. — Я не сразу поняла суть просьбы.

— Ну, ты же можешь что-то такое делать... необычное. Как с перемещением сюда.

— Да не особо, Арин. — Она поставила меня в тупик своей просьбой. — В своем нормальном виде я могу перемещаться, у меня очень хорошие слух и зрение — но, в общем-то, почти обычные. Еще развиты чувства, которые у людей не слишком развиты... Ну, например, ты же так и не смогла меня обмануть, когда притворялась спящей — я это чувствую. Я никогда не перепутаю мертвого и живого человека. Вот и все... Вот когда я призываю силу, тогда да — могу больше. Но я не могу ее просто так призывать. А так кроме перемещений и удивить нечем. Хотя вообще... смотри, только не пугайся — предупредила я. — Сейчас моя рука превратится в руку скелета — все, как полагается по сказкам, о костлявой старухе с косой. Только... ты точно хочешь это увидеть? — Арина прикусила губу, но кивнула.

Кисть моей руки, обнаженной до локтя, преобразилась. Сначала потемнела и сморщилась кожа, рука усохла. Затем кожа и плоть будто растаяли, обнажились кости. Я пошевелила фалангами, после чего быстро вернула руке нормальное состояние. Арина сидела белая, как бумага и дрожала.

— Если честно, мне и самой не по себе. — Призналась я. — Наверное, зря я тебе это показала.

— Да нет. — Сглотнула Аринка. — Так про косу — это тоже, правда? — У меня вырвался смешок.

— Нет, Арин. Мы на самом деле иногда скелеты в черных балахонах, но косы, грабли и другой сельскохозяйственный инвентарь не носим. Прости, не подумала, что ты буквально поймешь мои слова.

Арина встала с кровати и медленно приблизилась ко мне. Я спокойно сидела, опасаясь ее снова напугать.

— Можно дотронуться до руки? — неуверенно спросила она.

— Конечно. — Я протянула руку. — Не бойся, сейчас это обычная рука и я не буду ее менять.

Арина осторожно дотронулась до моей кисти, отдернула пальцы, набралась смелости и снова дотронулась. Потом потихоньку ощупала мою руку, сжала ее, поскребла ногтем.

— Ты еще кусни. — Не сдержалась я от язвительного замечания. Арина смутилась.

— Теплая... А ты можешь опять превратить ее?

— Уверена?

— Да...

— Будешь стоять рядом?

— Да, кивнула она, вцепляясь для храбрости в столешницу.

Я опять медленно превратила руку. Арина еще больше побледнела, но внимательно вглядывалась в мои кости.

— Можно дотронуться? — дрожащим голосом спросила она.

— Да можно... а точно стоит? — я не понимала, что ей движет.

Она кивнула, ее пальцы ходили ходуном, но все же дотронулись до моей мертвой руки и принялись ощупывать ее, как до этого живую. Я не была уверена, что делаю правильно, позволяя ей это. Но с другой стороны, наверное, ей действительно было проще так осознать и принять действительность. Она медленно провела пальцами от костяшек к локтю — туда, где рука была нормальной.

— Так странно... Совершенно не представляю, как это понять.

В этот момент в коридоре послышался приближающийся шум, затем в дверь громко постучали. Арина от меня тут же отдернулась и вжалась в стену.

— Натаха, открывай. — Пьяно проорали с другой стороны и снова стали дубасить в дверь.

— Здесь никакой Наташи не живет! Вы адресом ошиблись! — Крикнула я ему, подходя к двери.

— Натаха, хорош придуриваться, открывай! — заорал он еще громче и начал долбить в дверь ногами.

— Я сейчас полицию вызову! — разозлилась я.

— Ты че, не Натаха?!

— Нет! Уходите!

— А чего злая какая?! — возмутился он. — Ошибиться нельзя?!!

Он напоследок пнул дверь, выругался в мой адрес и пошел донимать соседей. Я в свою очередь негромко с этой стороны двери высказала свое мнение о нем и показала двери средний палец. В этот момент Арина нервно рассмеялась.

— Ты чего? — не поняла я.

— У меня нервы шалят. — Сквозь смех призналась она. — Но ты сейчас очень смешно смотришься, показывая неприличные жесты своими костями.

Я перевела взгляд на свою руку. Действительно, я ведь не вернула ей нормальный вид и сейчас напоминала школьный пластиковый скелет, немного "подправленный" учениками на перемене. Арина продолжала смеяться, по ее лицу текли слезы, которые она неловко вытирала дрожащими руками.

— Хорошо, что я ему хоть дверь не открыла. — Созналась я, "оживляя" руку. — Была бы у меня сверхурочная работа, по случаю его инфаркта. Первый раз со мной такое.

— Никогда не забывала?

— А чего забывать? Зачем мне в этот кошмар превращаться лишний раз? Я и жизнь могу выпить, не становясь скелетом. Это только когда надо силу призвать полностью — тут да, уже не обойтись.

— И тебя тогда видят такой те, кто умирает?

— Нас никто не видит, Арин, когда мы работаем. Если только мы сами этого не хотим.

Этот день прошел спокойно. Мы почти не разговаривали до самого вечера, но спокойно пообедали, я помыла посуду. Арина по-прежнему держалась от меня на расстоянии и не выпускала из поля зрения, но в целом привыкала. Вечером она сходила в душ — долго там сидела и вроде бы плакала. После ужина она спросила, что я собираюсь с ней делать.

— Я хочу сохранить твою жизнь. Ведь ты не больна, молода. Ты хороший человек. Выпить твою жизнь — это абсолютно неправильно! Однако наставница все же убьет тебя, если найдет. Но вообще, мы делаем свою работу обычно только у себя, а вовсе не носимся по всему свету. Нас много и мы не особо общаемся. В общем, если ты куда-то переедешь, то, скорее всего, сможешь зажить спокойной жизнью — лишь бы наставница не знала об этом.

— А каким образом ты собираешься это сделать?

— Не знаю. — Призналась я. — Прости, Арин, уж говорю, как есть, что бы у тебя иллюзий не было. Я могу перенести тебя в любое место мира хоть сейчас — но как там устроиться не представляю пока. Не твои, не мои документы использовать нельзя, во всяком случае, сейчас. Где взять другие — не представляю, да и денег нет. Задание выпить твою жизнь я получила две недели назад — и две недели на выполнение. Как видишь, честно тебя не трогала, сколько могла. Вчера был последний день. Что успела за это время сообразить — то и наше.

— Домой мне никогда нельзя будет вернуться?

— Думаю, что нет — честно ответила я. — Я не знаю, как наставница поступит в этом случае. Я и раньше пробовала отказываться убивать, но тогда она по истечению срока убивала сама — или еще кого посылала. Однажды я три дня лишних умудрилась протянуть — все обещала ей собраться с духом и выполнить работу. Но, в конце концов, она все равно выпила и ту жизнь. В общем, может она когда и откажется от мысли убить тебя — но, скорее всего, нет. И сделает это, как только ты окажешься в поле ее зрения.

Ошеломленная Арина долго сидела на кровати, уставившись в пустоту перед собой.

— Послушай меня, — наконец сказала я. — Я не вправе тебя заставлять следовать моим планам, тем более таким сомнительным. Я не могла поступить с тобой иначе, чем перенести сюда и запереть — ты бы не стала меня иначе слушать, ведь правда? Ты пожалуй, имеешь причины мне не верить, но у меня все равно нет ни других доводов, ни доказательств. В любом случае ты меня выслушала, осталась в своем уме и ты достаточно пришла в себя, что бы здраво рассуждать. Так что решать тебе. Это твой выбор.

— Я не знаю, что выбрать. — Тихо сказала она, вытерев набежавшие слезы. — Хотя знаешь, я тебе верю. Пусть это и очень самонадеянно звучит, но я вижу, что ты говоришь искренне. Однако мне тяжело понять то, о чем ты говоришь. Я не хочу жить так, как ты предлагаешь. Но... я... я очень хочу жить... — она снова вытерла слезы.

— Тогда давай попытаемся. По крайней мере, это решение ты поменять точно сможешь. И не будем загадывать. Может быть, — говорю об этом прямо, — может быть, я напрасно считаю, что у меня есть шанс тебя спасти. А может, все скоро наладится, и ты проживешь долгую, счастливую и безопасную жизнь. Так что... Попытаемся?

— Да... — Медленно произнесла она.

— Вот и хорошо. — С облегчением сказала я. — Давай-ка умываться и спать.

— Расскажи мне о вас. — Попросила она на следующий день. — А я постараюсь понять.

Я рассказала ей, как мы живем в обычном частном доме с нашей наставницей — по документам она нас усыновила, а представляется обычно нашей теткой. Мы живем, в общем, как обычные люди. Едим и спим, слушаем музыку и смотрим фильмы, учимся и ведем домашнее хозяйство — все, как у людей. Вот только еще мы должны выполнять свою работу: выпивать жизни. Иногда это действительно необходимо. Бывает, попадет человек под поезд, или утонет — мы чувствуем, когда это происходит, оказываемся там и прекращаем его страдания. Иногда же человек просто состаривается или заболевает. А иногда сам хочет свести счеты с жизнью. Но бывает, что и нет никаких причин выпить чью-то жизнь — и все же мы это делаем.

Еще я рассказала ей, как мы чувствуем баланс жизни — порой все ею переполняется, тогда нам велят выпить чью-то жизнь. Иногда ее мало — тогда мы наоборот, оставляем жить тех, кто вроде бы и должен уже умереть. И не всегда можно понять, почему баланс жизни вдруг нарушился и почему именно так. Ведь иногда людей много и здоровых, — а мы чувствуем, что жизни мало. А иногда людей почти не остается, а как будто их слишком много... Я рассказывала ей, как мы приходим к людям, которые хотят жить, которых любят их родные — и выпиваем их жизнь. Как мы выпиваем ее из невинных детей — даже не всегда больных. И я честно признавалась ей, что это все чудовищно и несправедливо. Я только не готова была рассказать, почему я до сих пор это делала — но она не спрашивала.