Критический эксперимент 2033

— Ну и что же?

— Поскольку наш центр был намного эффективнее других: русские из любой непредвиденной ситуации выпутаются, а рутины здесь нет — американцы были заинтересованы в том, чтобы сохранить его, и даже подготовили всем нам и нашим семьям паспорта граждан США, не требуя от нас заявлений о приёме в гражданство. Года за полтора перед этой людоедской бактериологической атакой мы получили секретный ящик с замком, который открывался по сигналу из США. Одновременно с началом атаки ящик открылся, там были паспорта, ограниченное количество респираторов и вакцины против вируса быстротечного рака: на нас и наши семьи.

— А где же ваши семьи?

— Это нынешняя наша община. Сейчас они в основном наверху, в нескольких восстановленных зданиях внутри периметра запретной зоны. Но, оказывается, ещё при постройке центра американцы заложили независимые подземелья, где могут жить обычные люди, и там был запас продуктов, которых нам хватило бы лет на пять. Эти подземелья нам открыл Андрей Денисович, как только увидел, что в ящике.

— И как вам удалось вывести свои семьи без паники?

— Паника и погромы начались через пару дней. Мы просто собирали семью в МГУ на приём, а затем запирали в подземелье. Там начинались скандалы и истерика, которые утихли лишь дня через четыре, когда женщины и старики поняли, что их спасли.

— А как с энергоснабжением? Ведь, когда начались бои, Москву быстренько отключили от энергии и воды.

— В жилых убежищах есть своя скважина для воды и автономная система электроснабжения. Как мы выяснили потом, предусмотрительные американцы использовали и термопары, и мини-гэс на подземных потоках, и даже преданные ими анафеме как лженаука генераторы Теслы. Словом, четырёхкратное дублирование, всё до сих пор отлично работает.

— А что же на самом деле случилось с десантом?

— Прорваться к нам они не смогли. Проход узкий, взрывчатку и газы им сначала запрещали использовать, чтобы сохранить оборудование и людей. Они были уверены, что защищаемся не мы, а спецназ, и скоро спецназовцы передохнут либо сдадутся. А нас, дескать, их морские котики благородно спасают от агентов путинской диктатуры. Потом стало не до нас, когда слишком многие вместо того, чтобы тихо подыхать, в остервенении накинулись на них с тыла.

— Это тогда здание МГУ разрушили?

— Нет. Котики покинули главное здание МГУ и отступили в физический корпус, где отбивались несколько дней. Когда поняли, что их правительство никого к ним на выручку не пошлёт, и когда выяснилось, что вакцина лишь замедляла болезнь (чтобы после операции убрать лишних свидетелей без шума), они сдались. Но их расстреляли на месте.

— Я думал, что МГУ штурмовали национальные землячества. Ведь они первыми начали бунт в Москве.

— Амеры всё хитро рассчитали. Первыми стали помирать именно нацмены. Так что под конец остались наши экстремисты, тоже умирающие, но медленнее. Вот они, как я уже говорил, и устроили здесь побоище. Демшиза рвалась на помощь амерам, видимо, рассчитывая, что их вылечат. Иначе такое поведение этих трусов я просто объяснить не могу. Но не успели, и их снесли вместе со зданием.

— А вас завалило?

— Да, и основательно. Целый год пришлось потом откапываться. Но это и хорошо: когда вышли наружу, всё уже стало восстанавливаться. Правда, Андрей Денисович объявил о нашем существовании лишь тогда, когда убедился, что империя возродилась и держится. Он сразу заявил создание общины Свободная республика Университет. А затем ему удалось убедить императора сохранить общину в запретной зоне. Запретную-то зону здесь создали практически сразу, как только убедились, что здесь выжило более чем двести нормальных людей и что они нашли кое-что ценное в развалинах университета.

Зашла женщина, которая приносила еду.

— Всё готово. Можно начинать.

Олег провёл Евгения через ещё одну комнату в зал, где стоял старый экран во всю стену, уже кое-где с чёрными пятнами не работающих элементов. На нём была карта Земли, медленно вращающаяся. Выделялись четыре ярких точки, которые при приближении Евгения стали ещё заметнее.

— Ну слава Богу, этот подошёл! — услышал Евгений голос темпераментного Олега, который всё высказал вслух. — А то один оказался негоден, другой затянулся куда-то в мелкое дело, а на фига сейчас нам мелочи?

Четыре точки: Италия, Кашмир, Перу, и, как ни странно, Северный ледовитый океан возле Северного полюса.

— Жень, ты отойди чуть подальше. Я их сначала исследую сам. А то затянет тебя туда, куда ты не хотел бы ни за что, — грубо, но заботливо, отпихнул исправителя Олег.

— Так, так. Ни хрена себе! Тринадцать тысяч лет назад, около Северного полюса, ледовый материк Гиперборея! Вот это да! Слушай, как тебе к охотникам на мамонтов и шерстистых носорогов попасть?

— Если другие варианты хуже, не против, — улыбнулся Евгений, который начал входить в азарт.

— А это какая-то працивилизация где-то шесть тысяч лет назад. Видимо, описанная в Бхавад-гите и Махабхарате. Но ничего себе древняя культура! Летающие боевые корабли! — произнёс Олег, вглядываясь в звезду в Кашмире.

— Интересно! — воскликнул Евгений.

— Подожди, подожди. Какие-то пирамиды в Андах. И древний Рим, самое тривиальное, что здесь есть.

— Знаешь, к атомной бомбе Шивы меня как-то не тянет. Достаточно атомных взрывов насмотрелся во время мировой войны, слава Богу, по сетям, а не вблизи. К индейцам тоже. Лучше уж к охотникам на мамонтов.

— Ну как знаешь. Тогда смотри на эту звёздочку.

Евгений подошёл к экрану, чтобы посмотреть наверх. Видимо, никто не думал, что миссии будут рядом с полюсом, и задирать голову было неудобно. Он повертел головой и случайно упёрся взглядом в римскую звёздочку. Она его потянула к себе с неодолимой силой. Евгений ушёл на свой критический эксперимент.

— 3. Алусия

Евгений проснулся в новом теле. Видимо, в момент ухода получатель спал. И поскольку он был нагой (очень жарко и душно), приходить в сознание не пришлось. Ведь, как помнил Евгений по рассказам исправителей, все предметы, находящиеся на теле, слетают, а тут сниматься было нечему. Ложе оказалось жёстким, в комнате не было окна, чуть-чуть света пробивалось лишь через щёлки вокруг двери. Всё тело в комариных и клопиных укусах ("Лишь бы не малярия или чума!" — сказал про себя засланец), голова адски болела, саднила пара мест и на лице.

"С перепою, что ли, мой приёмник был?" — преодолевая головную боль, подумал Евгений, открыл дверь, куда ворвался свежий утренний воздух. Солнце ещё не взошло, но уже было светло. Стало чуть полегче. Проделав несколько упражнений цигуна и боевой гимнастики и чуть-чуть утихомирив головную боль, наш человек огляделся. На стене висели видавший виды, погнутый во многих местах боевой панцирь, такой же шлем, старые поножи, меч, тоже, судя по всему, ветеран битв. Под ними стояли сапоги, относительно новые. Рядом со всем этим — новые туника и плащ. Словом, набор бойца ждёт только сигнала, чтобы стать в строй. Попаданец оглядел своё тело. На боку и на ноге шрамы от ран. Сухощавое, подвижное, только чуть прихрамывает. Лет пятьдесят на вид. Зеркала не было, и лицо разглядеть было нельзя, хотя что-то подсказывало: впечатление будет не очень приятным.

Вспоминая, что древние вроде бы не очень стеснялись показываться голыми, и чувствуя неодолимое желание облегчиться и помыться, Евгений выскочил во двор. Во дворе у печки стряпала женщина лет сорока на вид, в рабском платье.

— Проснулся, козлина (culus hircorum)! Жаль, что живой вчера вернулся, — ворчливо, без всякого пиетета по поводу хозяина, отреагировала стряпуха. — А то я бы уже красный колпак надела.

Евгений отложил толкование слов на потом, чётко поняв лишь, что "culus" — это не имя. Нос повёл страждущего к выгребной яме в бузине на задворках двора. Пока он сидел на корточках, пытаясь не свалиться в противную выемку, услышал журчание воды. Несколько ниже, за покосившейся оградой, в которой был то ли пролом, то ли проход, тёк ручей. Новоиспечённый римлянин быстро сбежал к нему, стал яростно мыться и пить воду: жажда заставила забыть о санитарии.

— Ну, сосед, вчера ты здорово отчебучил! — раздался голос с другой стороны ручья. — Небось, головка бо-бо? Ты как, в Рим с нами отправишься? Или на фиг пошлёшь эти комиции? Лучше с нами иди, ты там у всех заработчиц (meretricum) скидку получишь: так тебя разукрасили! Слушай, я понимаю, с чего ты голый на ручей побежал, но ты весь ручей не выпей, — расхохотался сосед. — А Сервилию ты четыре зуба выбил, так что он теперь на тебя много зубов имеет.

— Не бойся, тебе оставлю! — через силу улыбнулся Евгений. — И в город с вами пойду.

Голова потихоньку начала работать, и наш человек стал вспоминать, что римские граждане, в отличие от греков и этрусков, голыми не ходили даже дома. Рабыня, судя по всему, его любовница, и по завещанию он её отпускает на волю, почему она и пошутила про красный колпак.

Глянув в маленькую заводь ручья, Евгений увидел то, к чему уже был готов: лицо украшали не только боевой шрам, но и несколько большущих синяков. Один глаз был подбит. Судя по всему, вчера была большая гулянка, и, нащупав болезненное место на макушке, Евгений понял, что получил он не только по морде, но и по башке. Наверно, хорошими ударами дубинками по крепким безмозглым головам соседи утихомирили драчунов. Видимо, домой его принесли в бесчувственном состоянии. Одно жаль: сосед так и не назвал его имени.

Вернувшись в дом, Евгений надел положенную стряпухой на постель ещё влажную тунику, тогу и башмаки. Ведь на комиции полагалось явиться в полном одеянии римского гражданина.

Выйдя во двор, хозяин обнаружил на столике около очага миски супа и просяной каши с куском скверно пропечённой лепёшки. В качестве питья была чашка вина. Рабыня спросила:

— Какие приказания будут, meum domine? Лигур и Сикул ждут.

"Опять не назвала по имени! Однако, влип! Учителя забросили как нового человека. И все документы он успел прочитать. А я даже не знаю, как зовут меня, мою любовницу, есть ли у меня дети и что же делать? Может быть, перед едой полагается помолиться каким-то богам местным... Чего-то вспоминаю про пенатов и ларов. Да, кстати, тут какой-то столбик. Побрызгаю на него вином, прежде чем пить".

— Скажи им сама, что нужно. Голова болит, не видишь, что ли?

— Совсем старому разум отшибло. Как несчастье это на него свалилось, так в разнос пошёл. А сейчас ларам принёс жертву. А не пенатам, как полагается хозяину, — ворчала рабыня.

Кое-как поев и выпив кислого вина, Евгений взял посох, надел шляпу (это автоматически сделало его тело) и вышел. Около дома лежал камень с надписью QEF. "И что же означают сии письмена?" — всё более запутываясь, подумал несчастный исправитель.

Ноги сами принесли его на деревенскую площадь ("Надо, значит, чаще ум отключать. Может, тогда бы я этим пенатам пожертвовал, а не ларам. Заученные действия подсознание помнит, а вот сознание получателя ни на вершок недоступно" — сделал унылый вывод наш человек).

Собралось шестеро хозяев, решивших сходить на комиции в Рим. Увидев Евгения, они пришли в прекрасное настроение.

— Ну у тебя и вид, сосед! — рассмеялись все. — Сервилий хоть решил не идти. А, кстати, вот он выглядывает.

В грязной пелёнке и босой, улыбаясь щербатым окровавленным ртом, появился мужик, раза в полтора тяжелее, но, судя по всему, увалень.

— Ну, Эбуций, ты меня вчера как следует отделал. Да и я тебя разукрасил на славу. Добрая драка получилась! Давай теперь обнимемся, чтобы зла друг на друга не держать.

И подравшиеся, судя по всему, по пьянке, а не по злобе, соседи обнялись.

Небольшой отряд, в котором была одна повозка, поскольку сосед Септимий заодно вёз продукты на рынок, почему прихватил с собой сынишку и раба, неспешно шёл к Городу. Эбуций уныло отвечал, что не вызывало удивления: все были уверены, что башка у него ещё долго будет болеть. На самом деле с болью наш человек уже почти справился. Но вид у него по-прежнему был именно такой, как у сильно стукнутого и весьма похмельного.

"Ну и имечко оказалось у получателя! Не удивительно, что здешняя жизнь, судя по всему, имеет его во все дырки. И, главное, из разговоров так почти ничего и не разберёшь. Вот, оказывается, как тяжело понимать хороших соседей, если не знаешь ничего об их жизни, а они-то уверены, что ты всё прекрасно знаешь".

— Сосед, расплатился ты с этим пауком Аппием Клавдием? Он-то в счёт процентов с тебя в случае чего всю шкуру спустит, образина спесивая!

"Аппий Клавдий? Было несколько родовитейших и дубоголовейших сенаторов с этим именем. Оказывается, этот род не брезговал ростовщичеством. Вот откуда идут богатства отцов-сенаторов, которые потом всячески от такого открещивались. Но ведь передали это ближайшим по знатности: всадникам" — работала голова у несчастного замордованного Эбуция.

Дорога была ещё не "римской": почти что русский деревенский просёлок, кое-где в самых низких местах засыпанный щебнем. По сторонам раскинулись прекрасные дубовые и буковые леса с кипарисами, каштанами и ещё какими-то деревьями, латинские названия которых, всплывавшие в голове, Евгению ничего не говорили. Леса перемежались небольшими деревнями или бедными по современным меркам поместьями. Домики в деревнях были просто жалкими хижинами из веток, обмазанных высушенной глиной и кое-как покрытых тростником, а те, что чуть "побогаче" — соломой (свой дом Эбуций рассмотреть не успел: голова была занята другим). Когда дорога спускалась в низины, она частенько шла среди болот, и порою под ногами хлюпала вода.

Через три часа квириты вышли на большую дорогу, и ещё через час подошли к воротам Города, который пока не присвоил себе самозваный титул вечного. Сбоку от ворот стояла пара человек в богатой военной одежде.

— Побаиваются нас отцы-прощелыги! Вон даже сынков своих на ворота поставили, чтобы те перед комициями всех проверяли — пробурчал Фавст, рыжеволосый молодой крестьянин.

— Привет, Гай Пизон Манлий! — торжественно сказал один из добровольных стражей. — Привет вам, граждане славной Алусии! А это ты кого с собой прихватил, раба, что ли, продавать ведёшь? — нагло глядя на Эбуция, оскалился юнец. — Видать, здорово он тебя разозлил! Отделал ты его красиво.

Манлий набычился.

— Это Квинт Эбуций Фефилий. Он дослужился до второго декана в третьей центурии, и, если боги будут благосклонны, в этой войне, как и я, центурионом станет. Мы, плебеи, за вас, отцы-благодетели, воюем, и вы же нас, Клавдий, за это рабами называете! А у него месяц назад последний сын Марк на войне погиб. Вот он пьёт и дерётся. Не плакать же ему, как бабе!

— Не обижайся, Манлий! Пошутил я. А то, что сыновья умерли ради сената с народом римским, лишь чести их служит. Не в пьяной драке и не от болезни подохли. Усыновит он племянника или внука, и род свой продолжит.

— Вы, Клавдии, готовы были бы всех нас сожрать и действительно рабами сделать! Наделы за долги отнимаете, людей в долговую кабалу забираете и потом продаёте этрускам, пунийцам или гречишкам. Если бы не нужны были вам наши мечи, давно бы всех нас распродали, а имущество себе забрали!