Если жизнь твоя порвётся — тебе новую сошьют

Последним усилием воли Жук вгрызся в хаос завала и, наконец, передняя лапа провалилась в пустоту. "Мда, вот оно, сакральное знание. Раньше так, в древних народах, инициировали шаманов. Закапывая их живьём в землю. Но только их откапывали сородичи. А я должен откопать себя сам...". Последние мысли, казалось, пришли из какого-то древнего пласта памяти Жука, который был расположен где-то далеко, за пределом точки его рождения шесть лет назад в холодных тоннелях Весты.

В следующий миг Жук заснул. Сработал последний защитный протокол, который выключил активное сознание Жука и, одновременно, включил сигнал аварийного маяка в передатчике на конце его передней лапы, наконец зависшей в пустоте старого тоннеля.

— Ну, и что мне со всем этим делать? — возмущённо спросил Богомол.

Перед спасательной командой, в наспех сооружённой камере, лежал Жук, а рядом с ним — крошечное на фоне колоссальной машины тело Термита. В отличии от Жука у него было две руки и две ноги, хотя плоть живого скафандра и делала "руки" и "ноги" практически идентичными. Сказывалась адаптация к низкой силе тяжести Весты.

— Информация банков памяти говорит сама за себя. У нас — почти что десять часов непрерывной и самоотверженной работы Жука и семь часов — совершенно неадекватных действий Термита, его оператора. — ответила Актиния, работающая по восстановлению оконечностей обрубленных Пиявок. — Хорошо, что он заснул в конце. Я просто уже не могла слушать его истерику.

— Я буду подавать рапорт так, как есть. Именно из-за Термита и из-за его поспешных и неумных решений обрушилась крепь тоннеля. Дай он своему Жуку возможность действовать, исходя из его опыта — и проблем можно было бы избежать. Кстати, именно действия Жука спасли и его, и Термита. Мы могли просто не успеть с подмогой. — добавила Актиния, немного подумав — В общем, я за то, чтобы каждый нёс ответственность за свои поступки.

— Конечно, вы правы, коллега — сказал Богомол — Достали меня эти "условно-освобождённые", которых посылают сюда, к нам, на Весту. Вспомнить, так в тюремной карте у каждого заключённого стоит только срок, а тип работ уже определяется персоналом базы. Кракен, вон, тоже был осуждён сто лет назад на пожизненное, когда он ещё был на Земле Стивеном Земекисом. А ведь теперь никто не скажет, что он не на своём месте. И его матрица сознания сейчас, пожалуй, уже гораздо ценнее, нежели личность того неудачливого, но талантилового авантюриста, который смог обокрасть Центральный банк Терры и потом ещё два года водить за нос все спецслужбы планеты.

— Да, здесь, на Весте, каждый теперь творец своего счастья — резюмировал Богомол. — Я вот тоже начинал рабочей Тлёй со своей Осой-Наездником. А теперь я и сам руковожу десятком таких Ос. Хотя уже и вспомнил, что когда-то был Владимиром Бутко и попал сюда тоже не за примерное поведение в офисе.

— Личное дело, понятно, это всё-таки тайна личности и информация конфиденциальная, но кто он, этот Жук? — спросила Актиния.

— В конце записи всё есть, вы же видели, коллега. Он вспомнил. И теперь нам надо как-то с ним поступить дальше. Для него теперь это будет обычным знанием, если его прошлое имя и обрывки воспоминаний войдут в его новую матрицу сознания, которую надо создать после его протокольной смерти. А если мы загоним эти новые-старые воспоминания в лимб, то ему это только повредит. Он начнёт видеть странные и страшные сны, по сравнению с которыми самый ужасный кошмар окажется просто детской прогулкой по дороге из жёлтого кирпича. И вообще — мы ведь отчитываемся только Кракену. Мы — команда ремонтников и решение принимать только нам — ответил Богомол.

— Дашратх Манджхи — сказала Актиния. — Интересно, что мои банки расширенной памяти подсказывают, что так звали индуса, жившего в ХХ веке, который 22 года копал тоннель через гору к родному селу, чтобы люди, его населяющие, моги получать своевременную медицинскую помощь. Похоже, что нашего Жука зовут точно также. Хотя он и родился, как я понимаю, века через три после своего предшественника.

— Ну, так и порешим. Копать дальше — уже не наше дело — ответил Богомол — Наша задача — это лишь вытащить матрицы сознания с "того света", посмотреть, что от них осталось толкового и нужного — и отправить их дальше, по их бесконечной дороге в вечность. Тут ведь, на Весте, нас пока ещё немного. Кракен, Гидры, Жуки, Муравьи, Термиты, вы, я. Медузы на орбите Весты. Все мы были кем-то там, на Терре. Кто-то уже вспомнил себя, кто-то — нет. Нашу жизнь здесь никто не понимает, но к настоящему бессмертию мы в чём-то ближе, чем все нувориши Терры.

— Да, конечно — сказала Актиния. У меня есть, если что, два зародыша Медуз. "Рождённый ползать — летать не сможет" это ведь не про нашего Дашратха? Пусть в следующей жизни полетает в космосе над Вестой! А там, глядишь, дорастёт и до Кашалота и отправится куда-нибудь к Седне или к Тюхе. Говорят, оттуда наше Солнце видно лишь, как крохотная, но яркая звёздочка.

— А что нам делать с Термитом? — спросил Богомол. С одной стороны — тело Жука теперь осталось без матрицы, а с другой стороны — как его можно туда отправить, если он не справился даже с работой оператора?

— В принципе, все жизненные функции матрицы Термита спасены только благодаря Жуку... — начала Актиния. Потом задумалась. — Слушай, а были случаи обучения матриц в готовом, взрослом теле?

— Были, ты же знаешь — ответил Богомол. Пчела возьмётся за всё, она же реальный профессионал. Была учителем на Терре. Работала и в школе, и в детском саду.

— Ну тогда так и порешаем — сказала Актиния. Вызывай Пчелу — у неё новый ученик. Пусть обязательно закопает его во время обучения в тоннеле. Это, видимо, и в самом деле "сакральный опыт, который действует".

— Договорились — ответил Богомол и, перебирая всеми своими восемью конечностями, засеменил к громаде Жука, напевая мотив старой песенки "если жизнь твоя порвётся — тебе новую сошьют".

Иллюстрации к рассказу: Дарья Ятвицкая