Твоя апрельская ложь.

— Но у тебя же уже есть один? — ну зачем, зачем я это ляпнул?

— Она... Гм, решила освободить эту должность после сегодняшнего выступления. — еще бы. Раньше после такого позора совершали харакири.

— Но я не играл уже два года! Найди кого-нибудь лучше, я просто не достоин играть с тобой на одной сцене! — два года назад я уже отказался от этой карьеры, и возвращаться теперь?

— Победитель 'Студенческого турнира Магияки', самый молодой победитель 'Турнира Сайки', живой метроном — и разучился играть за два года? Не смеши. До второго этапа полторы недели, хватит чтобы восстановить навыки. — думай голова, думай, как еще я могу отмазаться...

— Да мы даже не знакомы нормально! — ну нет, нет, нет, нет, НЕТ!

— Вот и познакомитесь. Возражения не принимаются, Косей. — Эх, и ты, Цубаки... За что мне все это?

За слишком болтливый язык, видимо.

— Ладно, ладно. Вы победили. Сдаюсь. Но только на один турнир, это не полноценнок возвращение на сцену! — хрен тебе, а не великий сын-пианист, Саки. Земля тебе гвоздями и битым стеклом.

— УРА!!! — и чего они так радуются?

— Итак, что нам нужно сыграть? — я не имел ни малейшего представления о втором этапе конкурса скрипачей — никогда этим не интересовался. Скорее всего дадут что-то из самой-самой классики, авторства Моцарта или Бетховена. Сложно, авторитетно и всем известно, так что легко оценивать.

— Интродукция и Рондо каприччиозо, Камиль Сен-Санс. — ого. А вот это уже совсем серьезно. Нет, сложность сама по себе не слишком высока — для пианиста. А вот от скрипки потребуются просто невероятные навыки. Впрочем, так и должно быть — пианино тут в аккомпанементе, как никак.

— Ладно. Я хочу, чтобы ты поняла — я не собираюсь тебя сдерживать. До тех пор, пока твоя игра хотя бы отдаленно напоминает оригинал, я буду стараться подстроится. — вчерашнее выступление ясно показало, что пытаться ограничить ее игру четкими нотами так же глупо, как запирать в клетке ветер. Воля исполнителя — закон не человека, но природы. Жаль, что я это понял слишком поздно, когда собственно воли и не осталось.

— Хорошо. Начинаем? — да она буквально пышет энтузиазмом. Это даже немного заразительно. Ну что же, пришло время и мне проявить себя.

В музыкальном классе, как и во всем школьным корпусе мы сейчас одни, так что можно не беспокоится об излишней громкости. Обычно после уроков класс запирают, но достать ключ было не сложно — стоило попросить. Все-таки у нас на редкость добродушная администрация, а репутация прилежного и тихого ученика убирает любые предубеждения. Можно было бы не устраивать эти танцы с бубном и мирно позаниматься у меня дома, вот только к своему инструменту я не прикасался уже два года, так что даже просто отчистка от пыли займет кучу времени. Пришлось искать обходные варианты.

Как бы я не старался выглядеть уверенно, от одного вида пианино живот скручивало в узел, а ноги начинали трястись. Не потому, что я боялся провалится — это всего лишь тренировка, у меня есть около месяца на то, чтобы вызубрить мелодию. И не потому что начинала ныть рассеченная в один прекрасный день разбитыми очками бровь — все давно зажило, не оставив даже шрама, а я давно перешел на линзы. Просто... Это все равно что студенту подходить к подрывной машинке. Как бы ты не был уверен в себе, подспудное чувство скорого разряда не даст тебе расслабится. Или даже нет, плохое сравнение. Это как больному бешенством после двадцатого укола заходить в палату с медсестрой. Знаешь, что сейчас будет больно, но все равно заходишь.

Пальцы легли на клавиши, отозвавшись приятным теплом. Каори заняла полагающееся место чуть впереди — теперь я видел только ее спину и повёрнутое ко мне лицо. Не то, чтобы сейчас это было необходимо, но лучше сразу привыкнуть.

Кивок — и пальцы извлекают из инструмента первые звуки. Каори тут же подхватила еще слабую, только родившуюся мелодию. Играть совершенно незнакомое произведение было довольно сложно, но в этом не было ничего невозможного — ноты перед глазами позволяли расслабится, и отстранится от механического процесса давления на клавиши. Все зарисовано, расписано и уточнено, нужно просто конвертировать ноты в звуки. Ничего такого, что я не смог бы. Куда больше сил приходилось тратить на борьбу с самим собой. Страх уже ушел, к сожалению. На его место пришло отвращение. Каждое прикосновение, каждый извлекаемый звук вызывал глубочайшее омерзение. Оно продлится ровно до того момента, как я прервусь, но сейчас захлестывало с головой. Это и было той самой причиной, из-за которой я прекратил играть.

В моей игре было слишком много Саки. Слишком много механических, лишенных души звуков. Слишком мало меня самого. Это было изощренным издевательством. Само существование такого казалось ересью. То, что я вытворяю с музыкой не имеет права на существование. И тот факт, что все идет идеально точно, нота в ноту только ухудшает положение. Я извращаю мелодию, не меняя в ней не строчки. Это худшая форма надругательства над трудом композитора. 'Живой метроном', да? Вы даже не представляете, насколько это верно. Воспроизвожу чужие результаты, не привнося ни капли своего. Ремесленник, которого легко заменит хороший магнитофон.

Но сейчас я должен заткнуться и продолжать играть. Я взял на себя ответственность быть аккомпаниатором лучшего музыканта, что я когда-либо встречал. Да, моя игра ущербна — но эту ущербность любят жюри. Пусть я не могу играть живую музыку, эта девушка может. И моя обязанность — дать ей эту возможность. Так что заткнись и терпи, Косей. Твоего мнения никто не спрашивает. Даже ты сам.

Мелодия набрала силу, и я смог немного расслабится — теперь все дело за скрипкой. Каори играла с закрытыми глазами — полностью погрузившись в свою музыку, она не замечала ничего вокруг. Да, именно в свою. Как только смычок коснулся струн, Камиль Сен-Санс утратил авторские права. Эта мелодия принадлежала только ей — и она делилась ей со всем вокруг. Моя полная противоположность. Вместо точного следования нотам — импровизация по мотивам. И это лучшее, что я видел и слышал в своей жизни. И как только такой талант смог остаться неизвестным?

Наконец мелодия смолкла. Повисла тишина. Я отходил от первой за последние годы серьезной игры, девушка о чем-то думала.

— Твоя игра... Ты как будто ненавидишь самого себя. Почему? — она говорила неожиданно тихо. Ну вот, расстроил человека.

— Я тебя не устраиваю как аккомпаниатор? — слышать это было неожиданно больно. Нет, не стоило даже начинать — раз уж один раз ушел, не нужно оборачиваться.

— Нет-нет, сыграно чудесно, но... — фальши в ее словах я не чувствовал — да и не могло ее там быть, исполнено действительно очень близко к идеалу. Техническому идеалу, не имеющему ничего общего с реальным. — Ты давишь на клавиши с такой силой, будто хочешь сломать себе пальцы. В чем причина?

— Давай я не буду грузить тебя такими мелочами. Это очень скучная история, серьезно. Раз уж тебя все устраивает, то предлагаю закончить с музыкой на сегодня — не стоит злоупотреблять школьным гостеприимством. — вот еще, буду я плакаться почти не знакомой девушке на свои детские проблемы. Мальчика обидела мама, ага. — Рядом есть хорошее кафе, отметим начало совместной работы?

Каори понурилась, но спустя мгновение на ее лицо вернулась сияющая улыбка.

— Да, конечно, прости. Пойдем! — если я хоть что-то понимаю в людях, завтра Цубаки предстоит тяжелый день. Хотя что она толком знает...

Если бы существовала шкала измерения жизнелюбия, рядом с Каори счетчик бы сломался. Она радовалась буквально всему — красивому апрельскому небу, голубям, художественно уложенным на тарелке вафлям... Она буквально сияла, освещая все вокруг себя. Даже я не мог сдержать улыбки в этом свете. Воистину уникальный человек.

Наше общение выглядело довольно странно — говорила в основном она, я поддакивал, наслаждаясь компанией. Не то чтобы у нас не было общих тем для разговора, просто она перескакивала с темы на тему быстрее, чем я успевал осознать это. Издержки сильнейшего перфекционизма. Впрочем, несмотря на это, я чувствовал себя очень уютно. Мне даже не хотелось сбежать, как всегда в чьей-то компании кроме Реты и Цубаки.

— Я думала, оно стоит здесь для вида. Похоже это очень счастливое пианино. — в углу зала стоял инструмент, на котором сейчас пыталась играть упрощенную лунную сонату маленькая девочка. Стандартное учебное упражнение — из мелодии выкинули все, что только можно, оставив каркас. Самое то для тренировки пальцев.

— Мне так не кажется. Нельзя ставить инструмент рядом с водой, а они поставили на него живые цветы. Это очень грустное маленькое пианино. — опс. Похоже, я что-то сделал не так.

— Не нуди! — девушка вспыхнула и не дав мне ответить встала из-за стола, подойдя к детям.

— У тебя хорошо получается! — а она хорошо ладит с детьми. Мелочь уставилась на нее, как на спустившуюся с небес богиню. Моей мрачной физиономии в такой ситуации обычно боятся.

— Спасибо! Ты играешь на пианино, сестренка? Можешь помочь с... — кажется, все-таки с музыкой на сегодня еще не закончено.

— Боюсь что нет, но он. — она ткнула в меня пальцем. — отличный музыкант.

Ее взгляд сулил адские муки, если я откажусь, так что выбора у меня не было.

— Ладно, я в деле. — подойдя к инструменту, положил правую руку на клавиши. Как я понимаю, ее проблема в том, что она не успевает играть сразу двумя руками — пожалуй, самая распространенная у новичков. — Играй только на своем участке, я поддержу.

— Хорошо, пианист-сан! — ну откуда в них столько энтузиазма?

Игра пошла легко... Но этого было недостаточно. Сколько я уже проклинаю свой перфекционизм? Не могу, не могу я делать что-то вполсилы. Даже играть обучающее упражнение — в один миг я понял, что играю полную версию, сам не осознавая этого. И наслаждаюсь этим, черт побери.

Я прервался, поймав разочарованный взгляд открывшего в удивлении рот ребенка. И не только его — остальные посетители кафе тоже заинтересовались.

— Гм... Прости, давай еще раз? — девочка кивнула, и снова положила руки на клавиши. Похоже, от роли тьютора так просто не отмазаться.

Единственным, что вызывало у меня смутное волнение, был сияющий взгляд Каори. Кажется, она что-то заметила.

Долго урок не продлился — родители доели и забрали ребенка. В принципе, я остался доволен — девочка не слишком талантливая, но усердная, так что сонату она все-таки освоила. Усеченный вариант, конечно, но ей всего пять.

Расплатившись за еду, мы вышли из кафе. Уже вечер, так что пора по домам. Хотя... Буквально в метре от нас на скамейке сидела черная кошка. Или кот, с этой стороны не поймешь. В любом случае, животное выглядело чистым и здоровым. А еще оно так жалобно смотрело на рулет с мясом в моих руках, что я не выдержал.

— Подожди секунду, пожалуйста. — не знаю, как Каори относится к животным. Может у нее вообще на кошек аллергия.

Мое подношение кошак принял без лишнего смущения, деликатно откусив от отломанной ему половины. И даже не стал сопротивляться, когда я погладил его по спине. Люблю кошек.

— Парни, которые кормят бездомных кошек смотрятся довольно мило. — я даже не заметил, как она подошла и села рядом.

— Они забавные. Когда-то у меня была одна... Кончилось все как обычно — один, если точнее. Мистер Смурфи — жутко в себе уверенный кот. Интересно, что с ним теперь.

— А что случилось? — ну вот почему от одного ее присутствия у меня отключает тормоза? Не с кем за жизнь поговорить, что ли?

— Ничего особенного. Мы играли, я был мелким и случайно сделал коту больно — он укусил меня за руку. Не больно, но Саки заметила и отдала его кому-то.

Мы помолчали.

— А Саки это... — заткнись, заткнись, Косей! Сам же пожалеешь!

— Моя мать. Она погибла два года назад. Тогда я и бросил играть. — от одного слова губы свело. Слишком сложные у нас были отношения, слишком много неприятных воспоминаний.

— Понятно. Прости, я не хотела... — девушка опустила взгляд.

— Забей. Это было давно, да и не важно уже. — я встал, и наткнулся на ее вопросительный взгляд.

— Погоди. Если ты бросил играть не из-за нее, то почему? — я говорил, что не буду вываливать свои проблемы на почти не знакомую девушку? Так какого хрена именно этим я сейчас занимаюсь?

— Моя игра... Отвратительна. Как бы я не старался, все, что получается на выходе — обезличенная копия изначальной композиции. Это нравится жюри, но это не музыка. — нестерпимо хотелось закурить. А почему нет?

На мгновение снова повисла тишина. А затем меня оглушило криком.

— И это все!? Ты, лучший из музыкантов нашего поколения, бросил музыку из-за глупых комплексов? — меня схватили за воротник. — Не смеши меня! Ты музыкант, как и я. Ты улыбался в кафе, когда играл лунную сонату. У тебя есть руки, так играй! Играй, как бы плохо не было!

— Ладно, ладно, хорошо, успокойся! — воротник трещал, держась на соплях, так что пришлось пойти на попятную. Разгорячившаяся девушка казалось не замечала этого. Не думал, что это так ее заденет.

— Ты примешь участие в весеннем конкурсе пианистов! — да отпусти ты меня уже.

— Ладно. — Стоп. ЧТО?

— Вот и договорились. Да завтра, Косей. — тут же успокоившаяся девушка ушла с милой улыбкой, оставив меня стоять в ступоре.

Кажется, моя жизнь только что окончательно вышла из-под контроля.

Глава 2

Никогда не думал, что буду проводить с чужой девушкой времени больше, чем ее парень. Но факт есть факт — с учетом всех занятий и ставших привычными прогулок после школы большая часть дня стала проходить в компании Каори. Впрочем, учитывая то, что у Реты есть как минимум еще две пассии(и это только из известных мне), это не казалось удивительным. Хотя прикрывать его похождения стремительно надоедало.

А ведь ему только четырнадцать. Если через пару лет чей-то старший брат наконец не оторвет ему яйца, то счет к тому моменту пойдет уже на десятки. И, что самое странное, я ничуть этому не завидую.

— Эй, что ты... — делаешь. Это я сказать не успел, — Миядзоно уже прыгнула с моста, окатив меня брызгами. Ну что за воплощенная непосредственность! Уже вечер, простудится ведь.

Мост был низким — метров пять — и в детстве мы провели немало времени на нем. В жаркие дни прохладная вода была единственным спасением от жары, так что прыгали мы все с него бессчетное количество раз. Даже я в этом участвовал, хотя и довольно редко — семь часов в день за пианино не способствуют развлечениям.

— Прыгай давай! — крикнула смеющаяся девушка, вынырнув.

Ну что ты будешь делать? Я послушно нырнул, улыбаясь, как кретин. Уже в прыжке я осознал, что на мне осталась сумка с нотами, но было настолько плевать...

Через пару минут мы вышли из речки — уж очень вода прохладная, особенно на закате.

— Можно зайти согреться в данкей-донатс, но до моего дома осталось идти пару минут. Что предпочитаешь? — влажная одежда довольно сильно обтягивала ее тело, так что я упорно смотрел в сторону. Это девушка моего лучшего друга, в конце концов.