Империя под угрозой. Для служебного пользования

Даже не заглядывая в мысли, я могу понять, что со мной собираются сделать. Сейчас через КПП два охранника и незнакомый офицер, вероятно новичок, протащат некую блондинку, еле передвигающую ноги, видимо, избитую во время допроса. Ее посадят в служебную машину и увезут, а через некоторое время, если повезет, то вообще утром, в здании будет обнаружено тело Андрея и одного из его подчиненных. А следователь Дровник исчезнет с горизонта. Объявят розыск, конечно, но...

Похитители стараются не встречаться со мною взглядом. Правильно. Кто-то хорошо их проинструктировал. Никогда не знаешь, что может вычудить Мастер, особенно если он по совместительству является сотрудником СИ. Меня поднимают с пола, подхватывают под руки и ведут к выходу. Представляю, как я выгляжу со стороны: несчастная дамочка, еле передвигающая ноги, светлые слипшиеся волосы падают аж до разбитых в кровь губ. Ланкович уверенно идет впереди. Я вижу, с каким трудом дается ему каждый шаг, и делаю попытку изобразить злорадную ухмылку. К моему глубочайшему сожалению попытка не удается. Мало, мало я ему всыпала. Ланкович оборачивается и смотрит на меня с подозрением. Чувствительный, гад. Я внутренне содрогаюсь — лишь очень одаренные люди способны чувствовать чужие мысли о них без актуализации. Он явно хочет сказать мне что-то "ласковое", но обрывает сам себя и идет дальше.

Все происходит, как я и полагала. Через КПП пробираемся без осложнений. В машине мне на запястья надевают наручники, на голову напяливают темный мешок из плотной ткани, чтоб не сглазила, наверное. Опасаются, гады. Ну, правильно опасаются. Решаю, что пошли все нахрен, не буду изображать из себя супермена и засыпаю, тем более что ни двигаться, ни ощущать что-либо физически я не могу. Сволочи!

Просыпаюсь оттого, что слышу над ухом чье-то бормотание. Моя голова лежит на коленях Андрея, и именно его голос звучит надо мной. Он оправдывается:

— Я не давал вам оснований для 100% уверенности.

— Нет, — слышу я злобное шипение Ланковича, — ты сам мне обещал, что никаких пыток.

— А пыток и не было.

— Да?!!! — возмущенно кричит Ланкович и болезненно охает.

— Это всего лишь превентивная мера. Регламент допускает, — спокойно отвечает Андрей.

Умница, не зря я его своим замом сделала. Ланкович бормочет ругательства себе под нос. Слышу только "проклятые инки" и снова засыпаю. Опять просыпаюсь. Движение прекратилось, двигатель заглушен. Тихо. Дверь машины открывается, и меня вытаскиваю на свежий воздух, и прислоняют к чему-то. Сыро, зябко. Жалею, что на мне нет моего оливкового кителя с эмблемой СИ на груди — он гораздо теплее насквозь синтетического пиджака библиотекарши. Двое мужчин — я слышу это по шагам, подхватывают меня под локти и снова тащат куда-то. С облегчением понимаю, что уже могу, хотя и с большим трудом, шевелить ногами, но помогать я им не собираюсь. Взялись тащить — пусть тащат сами.

Меня долго ведут куда-то, шаги звучат гулко, открывают передо мною дверь, усаживают на стул. Чьи-то руки снимают наручники. Слышу, что шаги удаляются, и начинаю все еще непослушными пальцами массировать запястья. Медленно поднимаю руку и снимаю с головы мешок. Я одна в ярко освещенной комнате, одну из стен которой полностью занимает зеркало. Догадываюсь, что оно одностороннее. Под потолком видеокамера. Настраиваюсь на общее восприятие. Это трудно, зеркало экранирует мысль, но почувствовать эмоции находящихся за ним людей я все же могу. Сейчас там лишь Андрей. Он встревожен и немного испуган. Через некоторое время в поле восприятия появляются еще несколько персон. Один из них Ланкович — этого паразита я узнаю сразу. Поле Ланковича все еще излучает боль, раздражение и смутную надежду. Еще несколько минут ожидания. Вновь осматриваю комнату. Она прямоугольная, пустая и совершенно белая. Круглая табуретка, на которой я сижу, вертится, но накрепко прикручена к полу. Глаза мои слезятся немного от света, но это не страшно.

— Майя Дровник? — слышу я откуда-то слева. Голос у говорящего резкий, ломкий, неприятный голос нереализованного человека.

— Да, — отвечаю, — а кто ее спрашивает?

— Вам будут задавать вопросы, Вы должны отвечать на них кратко и емко. Вам все ясно?

— А могут быть разночтения?

— Отвечайте кратко и емко. Вам все ясно?

— О, да!

— Вы являетесь следователем второго ранга Святейшей Его императорского Величества Инквизиции.

— Пока да.

— Вы имеете разрешение на проведение допроса 4 степени.

— Безусловно, занялась бы Вами с превеликим удовольствием.

— Вы окончили Академию психологической коррекции личности. 22 мая прошлого года Вы стали Мастером. В настоящий момент Вы являетесь Мастером третьей степени.

— Андрюша рассказал? Ну, было дело.

Да, было. Горжусь этим. Не каждому Мастеру удается за год подняться до третьей ступени мастерства. Мне вот удалось. Допрашивающий подозрительно молчит. Мне снова как-то зябко. Признаюсь, неудобно ощущать себя по эту сторону процесса.

— Еще вопросы есть? — интересуюсь.

— Вы знаете, что происходит?

— А то! Группа неустановленных лиц выкрадывает следователя СИ, Мастера коррекции. Эта группа, скорее всего, входит в некую секту, именующую себя Партия освобождения прав человека, сокращенно ПОПЧ. Если бы вы освобождали аистов или ассоциации, звучало бы правдоподобнее — ПОПА. Главное, вам очень подходит. И что любопытно, заметьте, они выкрадывают именно Мастера третьего уровня. Забавно, правда?

— Мы хотим предложить Вам сотрудничество.

Ага, чувствую по голосу — вроде не врет. Хотя слова нынче так многозначны.

— Слушаю вас, что мне еще делать.

— Вы проводите один сеанс психокоррекции по программе актуализации, и мы Вас отпускаем на все четыре стороны.

— Сразу видно, тактику допроса вы не изучали, — издеваюсь я, — кто ж на человека так сразу все вываливает? А, кроме того, Вы, лично Вы, не руководитель ПОПы, и даже близко не стояли. Кто Вы, секретарь? Подай, принеси, иди нафиг, не мешай? Я улавливаю руководителя вашей шарашки где-то в правом заднем углу помещения. Пусть он сам говорит. Его я, быть может, и послушаю.

— Я могу лишь подтвердить уже сказанное, — слышу улыбающийся зрелый мужской голос. Он звучит издалека, — я восхищен Вашим мастерством.

— Спасибо, безумно рада. Пряником вы у меня перед носом уже помахали. А как же кнут?

— А Вы настройтесь на мои эмоции, я пошлю Вам мыслеобраз, — рекомендует голос руководителя. Надо же, осведомленный гад. Ловлю образ и содрогаюсь, видя в подробностях свою долгую и чрезвычайно мучительную кончину.

— Ну как? — интересуется голос.

— Впечатляет, — признаюсь я.

— Вы уже производили актуализацию?

— К чему задавать вопросы, ответы на которые Вы знаете? Да. Один раз. Это был мой пропуск на третий уровень.

— Вот и чудненько. Вы будете актуализировать Ланковича.

— Этого теолога-недоучку? Не могу. Он меня не любит, — веселюсь я, — Ди-има! Ничего не болит?

Где-то за зеркалом слышу эмоциональный отклик Ланковича, в нем столько злобы, аж приятно.

— Он Вас непременно полюбит, — отвечает Босс, — он понимает всю значимость происходящего и готов на некоторые жертвы. Наше дело превыше всего.

— О, да! Наличие жертв, я так понимаю, уже обеспечено. А дайте подумать.

— Думайте, — милостиво разрешает голос, — две минуты.

Делаю вид, что размышляю. Все уже мною решено.

— Хорошо, — говорю, — согласна.

Голос недоволен.

— Вы слишком быстро подумали.

— Я уложилась в отведенное время. Кроме того, Ваш мыслеобраз был очень выразителен.

— Вот и отлично. Завтра приступим к работе.

Свет гаснет, и я остаюсь в полной темноте. Чувствую, народ расходится. Сползаю с табурета. Клубочком сворачиваюсь на полу, в углу комнаты. Спокойной ночи, Майя Дровник.

Глава 3.

Просыпаюсь от шума. В дверь входят три чудика в скафандрах. Ну, это слишком. Один из них прямо от дверей кидает мне форму СИ, мою форму. Быстро прощупываю их эмоциональность. Нейтральная. Ничего, сейчас позабавимся. Медленно расстегиваю пиджак, опускаю юбку. Вскоре остаюсь лишь в черном, лично мною перешитом из полагающегося по должности комплекта, белье и чулках (о, чулки! Это предмет для отдельного разговора. Чтобы их получить, мне пришлось пойти на мелкое должностное преступление. Ну, люблю я себя иногда побаловать! Не ходить же мне в форменных труселях по колено и обвисающем на коленях безобразии с крючочками?) Ловлю первый всплеск. Ага! Не ожидали! Так же медленно, как бы нехотя, надеваю на себя форменную юбку, водолазку. Китель. Поднимаю подол, чтобы задумчиво поправить резинку у чулок, и наслаждаюсь, наслаждаюсь накрывшим меня водопадом эротически окрашенных эмоций. Теоретически, мне это не нужно, но так забавно и приятно.

Ничто человеческое сторонникам партии, как видно, не чуждо.

Входит Андрей. В руках его синяя коробочка с эмблемой СИ. Он открывает ее и достает два браслета из пластика. Я позволяю их на себя одеть, поскольку меня никто и не спрашивает. Ну, это я так себя утешаю: позволяю, мол. Андрей выглядит хмурым и даже виноватым, когда стоит ко мне лицом, но стоит ему повернуть свою физиономию к "космонавтам", как она приобретает холодное командное выражение. Он отходит ближе к двери и нажимает кнопку на пульте управления, который держит в правой руке. Я падаю на колени. Ужас и боль пронизывают меня. Андрей отпускает кнопку. Мучения прекращаются. С непониманием смотрю на него снизу вверх, не в состоянии уловить даже простейший эмоциональный всплеск.

— Пульт будет у Ланковича, — сообщает Андрей и удаляется.

Вот те на! Я о таком только слышала. Случается, редко, но случается, что Мастера совершают преступления. Для облегчения допросов и для того, чтобы обезопасить следователя, и была выдумана такая штуковина. Она транслирует в мозг Мастера ярко выраженную волну негативных эмоций, блокирующую на время собственные мысли и чувства Мастера и причиняющую ему невыносимые моральные страдания без нанесения физических увечий. Но я только слышала когда-то о таких вещах! Я даже не видела их. В наше управление они точно не поступали.

Интересно, у них они откуда?

Ну вот, теперь я буду прыгать, как маленькая обезьянка по указке ЗАДНИЦы. Прелесть какая...

Утром (наверное, это было утро) мне приводят ученика. Ланкович стоит посреди камеры и удивленно озирается. Мысленно делю его мозг на сектора. Начинаю напевать. Осторожно затрагиваю его сексуальную сферу (безошибочная тактика с молодыми мужчинами); эмоции его становятся розовыми и теплыми, расслабляется, гад. И вот, когда он уже готов растечься по полу теплой лужей, наношу по его психике несколько резких болезненных ударов. Он охает и хватается руками за голову. Постепенно приходит в себя, нажимает кнопку на пульте, и вот уже я валяюсь на полу в своей замечательной форме. Садист проклятый.

— Дурак, — говорю я, потихоньку приходя в себя, — это первый этап актуализации.

Он смотрит на меня недоверчиво. Ну, здесь я приврала, конечно. Это, действительно, начало первого этапа, однако я могла бы обойтись без внешних эффектов. Хотя ему об этом знать не обязательно.

Прошу его принести мне что-нибудь пожевать. Притаскивает. Какую-то мутно-зеленую гадость.

— Фи, — говорю, — этим что, руки мыть перед обедом?

— Мы этим питаемся, — хмуро объясняет он.

Ну ладно, морщась, запихиваю это себе в рот. Есть можно, орехами отдает. Одно из преимуществ моей работы — великолепная ведомственная столовая. Как мне ее сейчас не хватает! Я нечасто занимаюсь коррекцией, да и допросы 4 степени (разлом и близкие к нему процедуры) в моей работе ну очень большая редкость, но уж если такое случается, аппетит разыгрывается зверский. Зеленая гадость липнет к зубам, с трудом проглатываю ее.

— Сахар нужен, — заявляю, — а лучше — шоколад. Без сладкого меня больше, чем один-два сеанса, не хватит. А ты вообще сразу сдохнешь.

— Да где я тебе сахар найду?! — взвивается Ланкович чуть не до потолка.

— А меня это волнует?

Я с невозмутимым видом пью маленькими глоточками суррогатный кофе из пластиковой кружки.

— Если вы хотите, чтобы я работала, тащите шоколад. Чем больше, тем лучше. Настоящий кофе.

Ну, без кофе я в работе еще могу обойтись, но вот отсутствие сладкого в процессе актуализации и в самом деле грозит мне полным истощением. Это правда. Вот поднимусь на пару уровней — станет легче. Хотя и тогда полностью обойтись без глюкозы я не смогу. А пока...

— А еще, — говорю я, — нагло глядя прямо в глаза Ланковичу, — мне нужна нормальная постель и ванная. Не хочу я спать, как чумазая собачонка, на коврике. Понял?

Он смотрит на меня, как на монстра — опасного, да еще и ядовитого. Ну что за фокусы! Я не такая! Палец его дергается в опасной близости от пульта. С показным равнодушием отворачиваюсь.

— А будешь этой штуковиной злоупотреблять, вообще без учителя останешься. А теперь дуй за кофе, пацан. И пригласи ко мне моего персонального помощника. Вали.

Ланкович встает. Лицо у него красное. Не нужно улавливать его эмоции, хотя они из него так и выплескиваются, чтобы понять, что он взбешен. Меня это радует. И для актуализации полезно. И так. Приятно.

— Посуду убери! — говорю ему холодно.

Ланкович послушно удаляется, предварительно пнув ногой стоящую на полу кружку. Остатки так называемого кофе выливаются на пол. Ребенок, блин.

— И тряпку захвати, — кричу в спину уходящему ученику, — пол помоешь!

Часа через два появляется Андрей. Без шоколада. Он выглядит усталым.

— Садись, — уступаю я ему свой единственный предмет мебели, — я буду ходить вокруг тебя и волноваться.

Он присаживается. Я понимаю, что пульта у него нет, и вряд ли кто за него заступится, если я нападу, но мне очень не хочется этого делать. Завожу разговор, изредка поглядываю в угол на камеру. Все нормально, работает.

— И что ж ты, Андрейка, разве нам плохо с тобою работалось?

Он вздыхает.

— Отвечай! — требую я.

— Нет, не плохо, — послушно проговаривает он.

— Я тебя обижала? — вопрошаю, — Впрочем, нет. Сформулирую вопрос по-другому. Неужели я обижала тебя настолько, что ты решил меня сдать вот им?

— Так получилось, — бормочет Андрей и меланхолично разглядывает стену. Да нет там ничего интересного!

— Ты знаешь, зайчик мой, я эту фразу "так получилось" слышала миллион раз. Человек, он ведь сам делает выбор. А, Андрюш?

— Да! — отвечает он и почему-то улыбается.

— Ну и что ты лыбишься? — возмущаюсь я.

— Узнаю тебя.

Он встает, берет рукой меня за левое плечо.

— Что тебе нужно, не для нотаций же ты меня пригласила?

— Они мне кофе нормальный не дают, — бурчу, жалобно заглядывая ему в глаза, — и шоколада нет. Как я могу работать без шоколада?! А этот молокосос еще и хамит.

— Он не молокосос, Майя. Он лишь на пару лет младше тебя. Ланкович, между прочем, последняя надежда ПОПЧ. Неактуализированный гений. Коэффициент его силы превосходит твой на 11 единиц, восприимчивость ниже всего на 19.

— Ну, по восприимчивости мне равных нет, кроме медиков, конечно, — бормочу я, задумавшись, и тут же ужасаюсь — 11 единиц плюс. Это что же за вундеркинд такой! На 11 единиц! Встречала я людей сильнее меня, но не на 11 же единиц! Семь — максимум. Он не слишком восприимчив, но для мужчины это нормально — не расположена их психика к восприятию чужих эмоций. Блин, задача усложняется.