Карточный домик для Микки Мауса

— И чем дело кончилось? — поинтересовался подопечный обманчиво спокойным голосом.

— Он остался со мной. Их отправили восвояси. Кого-то увезли на скорой, кого-то в ментовку.

— Угрожаешь?

— Предостерегаю. Не стоит думать, что раз я тут с тобой один на один, то меня не стоит опасаться.

— Не в моих правилах недооценивать противника.

— В американском блокбасторе фразу подхватил?

— А где еще? — покладисто согласился подопечный и встал на ноги.

Его нелепый наряд выглядел на нем, по меньшей мере, смешно. Этакий цыпленок табака. Помятый, желтый, неоперившийся. Но подсознательно Угрюм понимал, что конкретно этого парня недооценивать не стоит. Антон предпочитал доверять своей интуиции. Как и дар убеждения, когда-то она не раз спасала ему жизнь. Он наблюдал за парнем из своего кресла. Ждал, что тот скажет или сделает дальше.

— И ты не попытаешься меня убедить, что твое лечение нужно в первую очередь мне? Что не стоит видеть в тебе противника? А воспринимать нужно как доброго дядюшку, призванного мне, заблудшей овечке, помочь? — насмешливо уточнил подопечный после паузы.

Антон подпер голову тыльной стороной ладони, снова осмотрел парня с ног до головы и заметил.

— Если скажу, ляжешь на спину, подожмешь хвост и подставишь брюхо под хозяйскую руку?

— Не дождешься, — со смаком припечатал Мир.

Да, Угрюм прекрасно знал, как называют этого парня приятели и друзья. До момента официального знакомства, даже про себя, он предпочитал называть всех этих золотых мальчиков и девочек просто подопечными, без имени. Но уже сейчас со всем своим опытом он разглядел в парне личность. И даже признал, что этому мальчишке присуще определенное обаяние. Поэтому сделал уступку собственным правилам. Если бы он не был способен в нужный момент совершать тактические отступательные маневры, давно бы лежал под могильной плитой. Но это так, к слову. К делу оно не относится.

И так, Мир. Он заинтересовал его.

— Тогда не вижу смысла сотрясать попросту воздух.

— Весьма дальновидно, — холодно похвалил Мир.

Развернулся и прямой наводкой отправился к игровому автомату. Не оборачиваясь, сказал.

— Ну, что ж. Приступим.

И дернул за рычаг. Барабаны с цветными картинками завращались. Автомат начал издавать привычные любому игроку звуки. Ничего путного не выпало. Комбинация была так себе. Но не ради нее все это затевалось.

Мир обернулся. И с открытой мальчишеской улыбкой на узком лице поинтересовался.

— И так, гражданин, товарищ, барин, каким будет мое первое задание?

Антон, без улыбки, сообщил. Он прекрасно помнил, из какого фильма молодой проныра позаимствовал столь нелепое обращение. Но никак на него не отреагировал. На этот вопрос у него заранее был готов ответ.

— Сегодня ты готовишь ужин. — И помедлив, уточнил. — На двоих.

— Будет сделано в лучшем виде, — отрапортовал Мир и все с той же наигранной веселостью козырнул в сторону своего похитителя.

Угрюм удалился в свой кабинет. Парень отправился на кухню. Антону не было нужды следовать за ним. По всему периметру дома были расставлены камеры. Поэтому он вполне мог себе позволить роскошь одиночества. Ему не мешало подумать. Хорошенько подумать. Как он мог что-то упустить? И другой вопрос, ладно он. Его команда собирала сведения о парне в кратчайшие сроки, но Эдуард Владленович, отец Мира, как он, с его связями и амбициями мог так плохо знать своего собственного сына?

Убедившись, что парень, действительно, оккупировал кухню, а не подался куда-нибудь еще, например, в бега, что, признаться, было странно, Угрюм снова взялся за собранное на него досье. Кто же допустил прокол?

3. Ужин — повод для откровений

О Владимире Эдуардовиче Горохове было известно следующее. Родился двадцать четыре полных года назад. Учился сначала в общеобразовательной, районной школе, но, когда у его родителя дела пошли в гору, был переведен в элитную столичную гимназию. Учился средне, ничем выдающимся не отличался, но троек в аттестате не было. Женился сразу же после школы. На девушке, которую выбрал для него отец. Читая об этом, Угрюм и в первый раз недобро ухмылялся, и во второй тоже хмыкнул. По его мнению, сей поступок наилучшим образом характеризовал парня, как папенькиного сынка и бесхребетного спиногрыза, сидящего на шее у того же папеньки. Но тогда возникал вопрос, откуда взялся тот ироничный парень, который, если верить экрану дополнительного монитора, все еще кудесничал на кухне. То, что Мир именно кудесничал, не оставалось сомнений. С обычной холостяцкой яичницей, на которую Угрюм рассчитывал лишь в самом лучшем случае, так долго не колдуют.

Ладно, вернемся к досье.

После женитьбы в восемнадцать с небольшим, парень окончательно забросил универ. Так что, несмотря на то, что он официально числился на очном отделении экономического факультета, диплом был полностью куплен папочкой. Сам бы с таким количеством пропусков Мир его никогда в жизни не получил бы. Через год после свадьбы родилась первая дочка. Назвали Анной. Сейчас ей уже четыре года. Второй ребенок появился полтора года назад. Назвали Любой. Сейчас они с матерью жили в загородном доме Эдуарда Владленовича. Он забрал их к себе около полугода назад, когда задался целью, сделать из сына-игрока нормального человека. До этого, чета Гороховых жила отдельно от родителей в столичной квартире. Со старшим поколением семьи общались редко, но Горохов-старший пристально следил за молодыми, ежегодно оплачивая не мерянные счета одного элитного детективного агентства, которое и вело наблюдение, еженедельно предоставляя ему отчет. Но, даже не взирая на то, что по сведениям детективов Горохов-младший каждую ночь проводил за дверями казино и приползал домой лишь под утро, его отец относительно долго терпел такие выходки сына. Потом решился на крайние меры.

Примечательно, что жена Владимира Вика была против решения свекра и приложила все усилия, чтобы отговорить его. Но Горохов-старший был убежден, что все бабы дуры, и что Вика не исключение. Влюбилась в его сыночка, как кошка, вот теперь и артачиться. Выгораживает его. Так что внучек и их мать он, не слушая никаких уговоров, забрал к себе. Думал, что хоть это отрезвит горе-папашу. Но, если верить сведениям все той же "наружки", Владимир даже не почесался. В дом отца, чтобы пообщаться с дочерьми, он не пришел ни разу. Общался только с отцом — приезжал в офис раз в неделю и без зазрения совести клянчил у родителя деньги. Тот когда давал, когда нет. Но чаще, конечно, пытался помочь непутевому сыну, чтобы тот в одиночестве окончательно с голодухи в пустой квартире не загнулся. Потом родитель надумал вылечить нерадивое чадо от вредных привычек. Начал таскать по психотерапевтам и клиникам. Там, после очередной кругленькой суммы, быстро заявляли, что сынишка его полностью излечен от зависимости. Тот мило улыбался, кивая на все слова врачей. А через пару дней с невозмутимой миной на лице снова отправлялся в казино.

Вот все, что было известно Угрюму о его новом подопечном. Если вдуматься, то не так уж и мало. Но та личность, что предстала перед ним пару часов назад, разительно отличалась от того парня, каким все считали Владимира. Что-то тут было не так. Какая-то загадка. Интрига. И Антон, как истинная ищейка, взявшая след, понял, что это задание станет для него не только прибыльным делом, но и захватывающей игрой. Если он правильно понял все то, что успел услышать от Мира, тот тоже совсем не против поиграть.

Одно внутренне напряжение, которое отчетливо читалось на его лице даже через объектив кинокамеры, когда он только вошел на кухню, дорогого стоит. Словно парень мучался сомнениями. Подыграть ему своему пленителю, или сделать так, как душа лежит? Судя по тому, что он там готовит, основательно выпотрошив холодильник, Мир выбрал второе. Антон, наблюдая за ним, усмехнулся. Странное ощущение. Позабытое. Совсем несвойственное ему сегодняшнему. Но когда-то именно оно сопутствовало всем его делам. Ему всегда нравилось преодолевать трудности и любой ценой двигаться к победе, огибать препятствия, строить планы, проводить тактические маневры, производить обманные отступления. Но со временем, работа приелась. Стала рутиной. К тому же, по мере накопления опыта, сопротивление подопечных с каждым разом становилось все проще преодолевать. Да и времена изменились. Теперь молодые ребята и девчонки были вовсе не так сложны и многогранны, напротив, в большинстве своем поверхностны и безыдейны. Не то, что раньше. Поэтому Антон стал уставать и, порой, даже тяготиться своей работы. Но в лице Владимира отчетливо почувствовал вызов своим профессиональным навыкам. И сейчас, сидя в кабинете, вознамерился во чтобы то ни стало его принять и... победить.

На ужин Мир запек курицу в сметане, предварительно нашпиговав её грибами и обложив картошкой. Вышло вкусно. Было понятно, что парень знает толк в этом деле, даже если это единственное приличное блюдо, которое он умеет готовить. Антон оценил. Поднял глаза от тарелки, отложил вилку. Сложил руки перед лицом и устроил на переплетении пальцев подбородок. Полюбопытствовал.

— Соблазнить меня решил?

Владимир, с нескрываемым аппетитом опустошающий собственную тарелку, чуть не подавился. Закашлялся, хлебнул холодной воды из высокого стакана, и поднял на Антона ошалелый взгляд.

— Ты что из этих?

— Каких?

— Голубых.

— Я думал, ты. — Невинно обронил на это Угрюм, ожидая реакции. Ему было интересно, что ответит на это его противоречивый и таинственный подопечный.

— Что? — Мир растерялся еще больше, — но у меня же...

— Семья, дети, я знаю, — отмахнулся Антон, — но это не показатель. Общеизвестный факт.

— Нет, — раздосадовано буркнул Мир, похоже, Угрюму удалось его пронять. — Не из этих. А что, это объяснило бы мою нездоровую страсть к игре?

— Словами отца говоришь?

— А кого еще?

— Расскажи мне о том моменте, когда ты его по-настоящему возненавидел. — Мягко обронил психолог. Зная, что если давить, то до конца. Только тогда можно получить пусть и самые непредсказуемые, но и самые полезные результаты.

Глаза Мира на секунды вспыхнули, но он подавил в себе злость. С тоской глянул на тарелку с остывающим куриным мясом и картошкой, обильно политой спекшейся в духовке сметаной. И тихо процедил, даже не думая подбирать слова.

— Когда он заставил меня жениться.

— Почему-то я так и думал.

— Да, что ты?

— Представь себе. Этот переломный момент отчетливо прослеживается в твоем досье. — И, когда Мир, буравящий его недобрым взглядом и все сильнее сжимающий кулаки, никак не прокомментировал его слова, Антон пояснил. — Ты совершенно забросил учебу, словно назло решил сделать. Тогда и начал играть, не так ли?

— Не тогда, — бросил Мир и, вытерев руки полотенцем, снова встретился взглядом со своим истязателем. Его взгляд поменялся буквально на глазах. Из тяжелого и нелюдимого, превратился в легкомысленный и легкий. Угрюм заподозрил, что у парня заготовлен для него туз в рукаве. И не ошибся.

— И каков мой диагноз, дяденька доктор?

— Можно Антон.

— Или, лучше, Антон Палыч, — произнес парень. Вот он туз. Антон такого не ожидал. О нем знали заказчики, но никак не подопечные. Владимир снова удивил его. — Я наводил справки, — добавил Мир и подождал реакции Угрюма.

— Весьма предусмотрительно с твоей стороны.

— И какую оценку я получу за прилежно выполненное домашнее задание?

— Тройку. — Тут же ответил Антон.

— Мало.

— Уберешь после ужина со стола и помоешь посуду, так и быть, накину до четырех.

— Ну, уж нет. Или хочешь поменять условия собственной игры.

— В этой игре ставка — твое выздоровление.

— Все еще считаешь, что я болен?

— Уверен в этом.

— Мне бы твою уверенность, — после непродолжительной паузы бросил Владимир и вернулся к еде.

Угрюм какое-то время пристально наблюдал за ним, но парень, надежно спрятавшись за маской невозмутимости, даже не подавился. Антону тоже ничего не оставалось, как поесть в тишине и мнимом спокойствии.

На ночь они разошлись каждый по своим комнатам. Антон продемонстрировал Миру его новые апартаменты и скрылся за следующей по коридору дверью. Здесь, как и в кабинете, были мониторы, на которые выводилась картинка с камер наблюдения. Разумеется, и в гостевой спальне было свое всевидящее око. Первую ночь Угрюм по привычке собирался провести без сна. Именно в это время большинство его предыдущих подопечных решались на дерзкий побег, который оканчивался полным фиаско.

Антон был убежден, что Мир не побежит. И все же, не позволил себе расслабиться. Он уже понял, от этого парня можно всего ожидать. Тем интереснее игра, не так ли?

4. Карточный домик — хуже клетки.

Каждый знает, что мы все когда-нибудь умрем. Каждый надеется, что это случиться как можно позже. Но есть нечто, что может оказаться куда хуже ожидания смерти. В старом мифе это назвали — Домоклов меч. Когда живешь, не зная, что с тобой случится завтра или, еще хуже, через час, через минуту. Клетку ты видишь перед собой. Она чужая. Её хочется сломать и выбраться наружу. Но карточный домик, каким бы ненадежным он не казался, он твой, родной, возможно, даже любимый. Но он карточный, его так легко сломать. И ты все время ждешь, что ветер, дующий со всех сторон, дунет чуть сильнее, чем обычно, и домик рассыплется, и больше ты не сможешь собрать его таким, каким он был раньше. Такой была жизнь Мира с того самого момента, как в одиннадцатом классе отец ни с того, ни с сего решил его женить.

Что случилось, Мир так и не понял. Почему отец так решил? Что послужило причинной? Но именно тогда он осознал, что у него нет и, пока жив отец, не будет собственной жизни. Что его дом, который он, как и многие в его возрасте, считал маленькой крепостью — не более чем карточный домик. В любой момент отец выдернет одну из карт, и домик разлетится, словно и не было его.

Последний раз это произошло, когда он отобрал у него девочек. Просто пришел и отобрал. Как будто они, как и сам Мир, не более чем его собственность. Мир не стал клянчить и унижаться. Уже знал, что бесполезно. Отец давно покушался на их с Викой мнимое счастье, и вот, нашел повод и его прикарманить. Мир снова остался наедине с собственными мыслями и болью. Раньше девчонки и чуткая на такие дела Вика помогали отвлечься. Не давали опустить руки и сдаться. И он жил надеждой, что однажды отец его поймет, примет таким, как есть, и перестанет пытаться лепить из него нечто, похожее на себя. Но, когда карточный домик снова распался под порывом ураганного ветра, Мир сдался. И все его надежды превратились в ненависть. Он задумал мстить. Отец опередил его, наняв этого Угрюма. Но Мир думал, что сможет переиграть нового отцовского песика, до самого своего приезда в этот дом, до того момента, как с его лица сдернули непроницаемый, черный мешок, до того, как они с Угрюмом не обменялись любезностями, он надеялся. Теперь надежда умерла.

Он укрылся пододеяльником с головой, до боли стиснул кулаки и зубы. Его трясло. Недостойно и мелко для парня его возраста. Но это было сильнее его. Мир катился в тартарары. Душа истекала кровью. Как можно быть таким слепцом? За что? Отец, за что? В голове проносились сотни мыслей. Они гудели под черепной коробкой, как рой растревоженных ос. Они мучили. Терзали. Мир не знал, куда от них деваться.