| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Ты чего веселишься? — подошедший в этот момент Завадский был мрачен, как туча.
— Анекдот вспомнил... — судорожно выдал я первое, что пришло в голову.
— Понятно... — эта тема Завадского не заинтересовала — было видно, что мысли у него о другом.
— Что случилось, Коля? — я отдышался и был готов к разговору.
— Они требуют четыреста рублей... — Завадский с трудом сдерживался, — Говорят, что пришлось сегодня отказаться от халтуры, и деньги хотят получить вперед...
— Коля, — начал я предельно серьезно, — повторяй за мной. Подними правую руку вверх, и скажи: "Ну и хvй с ними!", а потом махни рукой! — я махнул рукой и засмеялся.
Завадский даже не улыбнулся:
— Может, запишем нашими голосами? Пьеха — профессионал, суть ухватит.
— Николай, — я перестал лыбиться, — деньги у нас есть — взяли за лодку. Заплатим этим сквалыгам столько, сколько они хотят, и сделаем нормальные записи. Потом продадим песни, и получим в десять раз больше. На эти деньги соберем группу, станем богатыми и знаменитыми — а эти двое будут всю жизнь гнобить себя ядом досады и зависти...
У Завадского даже глаза слегка округлились от подобной сентенции.
— А что ты думал? — я опять заулыбался, — Я на самом деле злобный и мстительный. Буду петь и плясать на их могиле, приговаривая: "Так вам и надо, двое жадных образин!".
Я даже изобразил пару танцевальных па. Николай слегка улыбнулся, и вздохнул.
— Коль, время идет. Скажи им, что мы согласны. Леша сейчас принесет деньги.
Завадский потоптался на месте, и спросил:
— Может, с ребятами хотя бы посоветуемся? Это очень большие деньги.
— Большие деньги зарабатывают, а не экономят. И мы не будем советоваться. Иди к этим сквалыгам...
Завадский еще раз нерешительно посмотрел на меня, затем развернулся и пошел в сторону раздающейся барабанной дроби...
...Ну, сквалыги-то они, конечно, сквалыги — но все же профессионалы, этого не отнять. И деньги свои они отрабатывали честно, стараясь и не "халтуря". Может, Геннадий и алкаш — но играл отменно, схватывая все с полунамека. А от Роберта я был в совершенном восторге! То, что он вытворял на своих убогих с точки зрения двадцать первого века ударных, было выше всяких похвал.
Николай же старался больше всех, впахивая и за себя, и за некоторых корыстных "товарыщей у микрофона".
Таким образом, через пять часов упорной работы обе песни были записаны и сведены.
Если честно, то когда я прослушал на большом катушечном магнитофоне оба окончательных варианта, то, мягко говоря, впечатлен не был. Получилось приемлемо для демонстрации, но не более. Нужна была другая аппаратура, настоящая студия, другие солисты — и ещё много чего другого, о чем я пока даже не имел представления.
Остальные присутствующие моего молчаливого скепсиса определенно не разделяли. Общее мнение выразил довольный Роберт:
— Ну, с учетом обстоятельств — очень даже!..
Все согласно закивали, устало улыбаясь.
— А песни у тебя получились хорошие. — Юля потрепала меня по голове, и добавила:
— Тебе бы подучиться — и можешь вырасти в хорошего композитора-песенника. Но песни уже сейчас надо исполнять, и я уверена, что мы с Володей сделаем их популярными! На свадьбах и поминках петь будут!
Все засмеялись. Ну, кроме Завадского и Лехи.
Я тоже посмеялся со всеми, и мило так оскалившись, ответил:
— Юль, если что — тексты зарегистрированы в ВААПе, поэтому мораль сей басни такова: сегодня из-за своей жадности вы выбрали судьбу всю жизнь лабать в кабаках — а был шанс стать звездами советской эстрады.
Я отошел от опешившей девицы к "кухне" Роберта, и щелкнул ногтем по одной из тарелок. Металический звон поплыл и растаял в гробовой тишине:
— Как говорят в такой ситуации: раз работа оплачена и исполнена — то "спасибо", и вы с Владимиром свободны...
* * *
Долгожданная встреча с Клаймичем прошла предельно обескураживающе...
Через два дня после "ударного социалистического труда" на речной пристани Всеволожска, мы вчетвером, рассевшись в комнате у Лехи, слушали печальный рассказ Завадского о его общении с музруком Пьехи...
— Пригласил к себе домой... Интерьерчик, скажу я вам... — Николай мечтательно вздохнул, — Рояль посреди зала... белый, настоящий "Stein"...
— У тебя лучше будет. — попытался я придать оптимизма сгущающейся похоронной атмосфере.
— Да, хорошо бы... — Завадский улыбнулся, как вдова, которой ничего уже не мило на белом свете, — Магнитофон я сразу взял с собой, чтобы было что предметно обсуждать.
Я согласно кивнул под его печальным взглядом.
— Но сначала с полчаса пили чай, и "ибн Давыдыч" так и сяк пытал меня о тебе — выспрашивал, что и сколько сочиняешь, кто пишет музыку, и как работаешь с Бивисом. — Завадский многозначительно поднял брови.
— Коля, не тяни кота за хвост! — плаксиво заканючил я, — Давай ближе к делу, а то я от нетерпения сейчас обмочу Лехино кресло...
— Только попробуй! Дальше коврика в прихожей не пущу больше! — грозно откликнулся хозяин комнаты, развалившийся на еще довоенном массивном чёрном кожаном диване.
Димон, сидевший на подоконнике, лениво хмыкнул и поторопил Завадского:
— Коль, ты давай рассказывай по существу, а то наш малолетний гений и коврик в прихожей уделает...
Завадский покорно кивнул, и продолжил:
— Ну, а рассказывать "по существу" больше особо-то и нечего... Послушали запись — "ибн Давыдыч" сказал, что песня неплохая, но не в стиле Пьехи. Про "семейные альбомы" должен петь кто-то постарше, и скорее всего, мужчина. Спрашивал, есть ли еще что-то — но про вторую песню, я, как и условились, говорить не стал. Уже в дверях, при прощании, он сказал, что может попробовать купить "Семейный альбом" для кого-то из своих знакомых певцов.
Завадский скривился:
— Предложил пятьсот рублей...
Леха тихонько присвистнул, и все трое уставились на меня.
— Мы заплатили четыреста только Юле с Володей... А еще по сто пятьдесят ты сказал выдать Гене и Роберту. Хотя Роберт не взял, все равно — пятьсот пятьдесят рублей в минусе... — тихо напомнил Завадский.
— ТАК мы долго еще будем на "Мерседесы" собирать. — "деликатно" констатировал Димон.
Я, уставившись на старый торшер, молча соображал.
Леха поднялся с дивана, подошел к пристально изучаемому мною торшеру, и ко всеобщему удивлению, "толкнул речь":
— Сенчина первую песню уже записала на радио, марш понравился самому Брежневу — что нам какой-то Клаймич? Эту песню люди тоже будут петь... Помните, что Юля сказала? "На свадьбах и похоронах"! Не берите в голову... А деньги еще заработаем — невелика потеря... — он подошел ко мне и утешающе хлопнул лапищей по плечу.
Слегка успокоенный Завадский согласно закивал головой.
— Николай! — я оторвался от созерцания торшера, — Поставь песню на "маге", пожалуйста...
Завадский с готовностью подорвался подключать здоровенный "гроб", до этого сиротливо, как символ наших рухнувших надежд, стоявший около двери. Димон присоединился помочь.
Через пару минут в комнате зазвучала музыка:
http://pesni.fm/search/Кристина+Киути/%22семейный+Альбом%22
(примерно так)
Юлино исполнение только очень отдаленно напоминало знакомый мне оригинал, это да... Но...
Когда мелодия замолкла, я уже принял решение:
— Так... Николай! Позвони сейчас Клаймичу, и скажи, что песню мы готовы ему продать за ПЯТЬ тысяч рублей — а если Пьеха попадет с ней на "Песню Года", то он нам должен ЕЩЕ три тысячи. Непременное условие!.. — я замолчал и поднял вверх палец, демонстрируя особую значимость условия, — Песню должна петь именно Пьеха, и только она. Если что-то из перечисленного он нарушит, то больше никогда ни одной песни от нас не получит. Ни за какие деньги! — это я особо выделил голосом, — На раздумье у него два дня. После этого мы предлагаем песню другому исполнителю...
Я замолчал, и непреклонно посмотрел на пытающегося что-то возразить Завадского.
— Песня — моя, и дурить я с ней буду так, как мне вздумается! А вздумалось мне ТАК... Детей в детском саду он будет "разводить", а не нас!
"Разводить"? — автоматически повторил сбитый с толку моим напором Николай.
— Обманывать, пудрить мозги, гнать туфту... — любезно улыбаясь, перевел я.
— Так ты думаешь?!.. — Николай оборвал фразу, набрал в рот воздух, и... покраснел.
— Да, я так думаю. Даже уверен. Он тебя просто "развел". — я кивнул, и продолжил, — А прав я или нет, мы узнаем ровно через два дня.
Леха почесал затылок, и выдал:
— А что... может, и правда... Тогда он лихо! Ну, увидим... может, и так...
Я перевел взгляд на молчавшего все это время Димона. Следом, приглашая высказаться, на него уставились и Николай с Лехой.
Димон как-то совсем непонятно посмотрел на меня долгим взглядом, и сказал, как мне показалось, не то, что думал:
— Колян, ты иди, звони. Через пару дней все станет понятно.
Завадский неуверенно встал, и ссутулившись, пошел к двери в коридор.
"Как на заклание идет..." — мелькнула у меня мысль, и я окликнул Завадского:
— Николай! — тот остановился и обернулся.
Я начал спокойно, но постепенно увеличивал напор и громкость голоса с каждым следующим предложением:
— Всем, кто слышал — песня понравилась. Предыдущие песни всем нравились тоже — это первое. Второе — ты профессионал, и ты мог оценить мою песню на английском — она тебе тоже понравилась. Третье — эти песни — залог успеха наших планов, а это не только пресловутые "Мерседесы", а и то, как мы все будем жить — как будет жить твоя семья, твоя дочь!
В "яблочко"! Николай дернулся и распрямил плечи...
— А с Клаймичем все понятно, — я заговорил дальше в нормальном тоне, даже слегка одобрительно улыбаясь, — он просто экономит деньги. Ну, за наш счет, или за счет твоей семьи — ему ведь безразлично. Так неужели ты ему это позволишь?! — я опять повысил голос, — Он думает, что тебя "развел"! Покажи ему сейчас, насколько сильно он заблуждается! Мы его "опустили" там, у Бивиса. — я уже скатился на тюремный жаргон, — А теперь иди и "опусти" его второй раз!
По ходу своего "пламенного спича" я поднялся с кресла, и говорить закончил уже стоя вплотную к Завадскому и крепко сжимая его локоть:
— Коля — иди, и не оставь ему ни единого шанса!
Слегка ошеломленный моей "революционной" экспрессией, Николай решительно тряхнул головой, развернулся, и вышел в коридор. Дверь в нашу комнату осталась открытой, а поскольку телефонный аппарат висел на стене всего в трех метрах от двери, то мы прекрасно слышали весь монолог Завадского:
— Григорий Давыдович, добрый вечер. Это Николай Завадский... Спасибо, взаимно... Я обдумал ваше предложение, и готов сделать свое. Мы готовы продать вам песню за пять тысяч рублей. В случае выхода Эдиты с "Семейным альбомом" на "Песню года", вы нам будете должны еще три тысячи. Песню должна исполнять только Пьеха, и никто другой. Если эти условия будут нарушены, то никакого дальнейшего сотрудничества между нами никогда не будет!..
Дальше некоторое время в коридоре стояла тишина. И снова напористо зазвучал голос Николая:
— Я все это хорошо помню, вы говорили. И эти доводы мне не кажутся убедительными! Поэтому наше предложение такое, как я его изложил! И иного, извините, не будет. Подумайте — у вас есть два дня. Потом мы предложим эту песню другому ленинградскому исполнителю. До свидания!
И трубка тут же ударила по рычагам.
Появления Николая в дверях пришлось ждать не меньше минуты. В комнату он вошел с испариной на лбу.
"Бедняга. Тяжело ему это далось..." — сочувствие неожиданно закралось в сердце.
Николай смущенно и виновато смотрел на нас от дверей.
Неожиданно Димон несколько раз хлопнул в ладоши — сначала подхватил я, а затем и Леха!
Из взгляда Завадского вина стала уходить, а на лице появилась легкая улыбка.
— Молодец! — припечатал Димон. И добавил, гад такой, — Все выполнил точно!
Не давая Завадскому осознать услышанное до конца, я запрыгал вокруг него "в восторге":
— Отлично, Коля! Ты был непреклонен и великолепен!
— Молодец! — добавил свой голос в общий хор и Леша, — Теперь ждем два дня, и смотрим на результат.
Два дня ждать не потребовалось.
Клаймич позвонил на следующий...
* * *
...С того дня события закрутились с головокружительной скоростью.
Сначала в сопровождении Лехи я съездил в ВААП, и зарегистрировал несколько новых текстов. Прошлый визит в эту достопочтенную организацию проходил под непосредственным руководством Бивиса.
Как я понял, заместитель руководителя ленинградского ВААПа — Захарская Лариса Львовна — была должным образом проинструктирована, как ей следует относиться к "молодому дарованию" и его текстам. Причем проинструктирована с таких верхов, инструкции которых "простой смертный" нарушить не осмелится. Ну, если он в здравом уме и не менее здравой памяти! А поскольку Лариса Львовна — солидная дама постбальзаковского возраста, со следами ярко-красной помады на губах и зубах — отличалась редким здравомыслием, то никаких проблем в мой первый визит и не произошло.
Точно так же обошлось без сюрпризов и сейчас. Правда, "товарищ Захарская" оказалась слегка шокирована, когда поняла, что я принес на регистрацию тексты не одной-двух песен, а целого десятка — но мужественно скрыла свое удивление.
Вернувшись в коммуналку, я сообщил Лехе, что он, Завадский и Димон приглашены к нам на ужин. Моей мамой. Настоятельно!
Собственно, эта встреча назревала уже давно... Нет, мама, зная Леху, никого ни в чем плохом не подозревала — просто мои постоянные отлучки допоздна и рассказы о новых знакомых и записях новых песен логично подвели к тому, что она решительно захотела со всеми "новшествами" познакомиться лично.
Завадский, которому я позвонил от Лехи, согласился сразу и с большим энтузиазмом! Он вообще-то давно выразил надежду на знакомство с моей мамой, горя желанием "пасть на колени и расцеловать те руки, которые вырастили такого сына!" (см. Полное собрание "Пьяных откровений Н.Завадского в ресторане "Арагви", т.3, стр.476). Хех!
Димон тоже был заметно воодушевлен предстоящей встречей после мечтательных заверений Лехи, что все будет очень вкусно. Меркантильные проглоты!..
Затем я набрал номер Шпильманов. К счастью, младший из них — Борис — был дома. Меня он узнал сразу, общался крайне дружелюбно, мою просьбу помнил — и сразу подтвердил готовность посодействовать. Впрочем, не будем забывать и об оставленных трехстах рублях...
Как говорили в "лихие девяностые": "Лучшее проявление дружбы — стопроцентная предоплата!".
Только я повесил трубку, как черный аппарат мерзко затрезвонил на весь коридор. Скорее от желания прекратить омерзительный звук, чем осознанно, я схватил трубку и гаркнул в нее:
— Алло!!!
Захлебывающийся от волнения голос Завадского лишил меня на пару мгновений дара речи:
— Витя?! Хорошо, что ты... Клаймич сейчас звонил! Они согласны!!! Он сказал, что они принимают условия! Говорит, что нужно встретиться! Мы им должны запись и текст с нотами передать... Готов встречаться сразу! Что мне ему сказать?! Алло? Витя! Ты меня слышишь?!
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
