Воды Мары

За эти одинадцать лет конфликты бушевали по всѣй планетѣ. Объединённая Америка — союз США, Канады и Мексики, спасая свої жизни, вторглась въ Южную Америку, которая мгновенно сплотилась въ Гишпанскій союз, ведущую роль въ котором стали играть Бразилія и Аргентина. Итогом их войны стало появленіе пиратского регіона, который охватил всю Мезоамерику, северные части Южной и Карибскій бассейн. Здѣсь по окончанії войны стали править балом разные шайки бандитских хунт, которые постоянно грызутся за любой ресурс и по сѣй день. Тем не менѣе промышленная мощь Объединённой Америки, даже после изверженія Йеллоустона и начала ледникового периода позволяла сокрушить арміи Союза. Союз это понимал и заключил договор о взаїмопомощи съ нашей страной, которая къ тому времени какъ раз раздавила последние войска ЕС и ассимилировала послѣдних европейцев въ свой состав. Согласно этому договору устанавливался торговый договор на поставки для ГС продукціи тяжёлой промышленности и вооруженія, а РФИ отходили Галапагосы и давались скидки на закупку продовольствія. Таким образом три оставшихся года войны были потрачены арміей РФИ на разгром остающихся армій Объединённой Америки и присоединеніе къ своей территоріи Аляски, калифорнийского автономного округа и техасской автономной области. Остатки вооруженных сил и патріотов ОА бѣжали въ Австралію и Гвіану.

Собственно эти двѣ страны сохранили свою независимость, оставшись единственными странами съ германо-романскими езыками на государственном уровнѣ: англоезычной (Австралія) и французкоезычной (Гвіана). Правительство этих стран мудро решило не вмѣшиваться въ новый міровой порядок, подавив пару восстаній бѣженцев, требующих реванша. На ближнее столетіе они утратили всякую опасность. Хоть Австралія и получила въ свої руки остатки флота ОА, но свой кусок 'нового пирога' откусила осторожно съ оглядкой на РФИ и ГС. Через полтора года после Третьей Міровой была провозглашена Республика Австралія и Океанія, собрав подъ собою кромѣ Австраліи: Новую Зеландію, Новую Гвинею, Макронезію и Полинезію, включая остров Пасхи.

Конечно, новый климат определил формирование четвёртого гиганта политической арены — Федеративная Южно-Африканская Республика, сложившаяся изъ стран южной Африки, которые возглавила бывшая ЮАР. Чёрный континент стал театром войны между бѣженцами съ севера и мѣстным насѣленіем. И эта война носила болѣе религіозный характер, нежели стратегическій. Мусульмане-фанатики съ севера столкнулись съ не менѣе фанатичными католиками юга, подогретыми итальянскими бѣженцами. Жестокость крестовых походов на сарацин померкла перед этим. Исход этого столкновения религій был решён, когда одна изъ атомных субмарин ОА зашла въ порт Кейптауна. Власти ФЮАР захватили подлодку. Ракетный удар был сокрушительным, всѣ 12 ядерных и 1 нейтронная бомбы были изпользованы по назначенію. ФЮАР обрушила удар на мусульманские святыни, не смотря на то, что одна изъ них находится рядом со святынями иудеев и христиан. Также бомбардировке подверглись самые крупные экономическіе центры мусульман и столица Мадагаскара. После этого морально и духовно сломленные бѣженцы съ севера были выдавлены обратно и разтворились въ новых пустынях и джунглях. Правда, такое решеніе для побѣды, едва не схлестнуло ФЮАР съ РФИ, но предупредительный император РФИ очень быстро провёл политику экономической невозможности войны съ ФЮАР среди своїх мусульманских подданных. Впрочем это не отмѣняло того факта, что любители повоевать съ неграми могут самостоятельно дѣлать это, однако РФИ снимает свою отвѣтственность за них, какъ своїх подданных.

Таким образом РФИ, ГС, РАО и ФЮАР поделили планету, оставив за бортом политики Гвіану, Пиратскую Область, арабские острова и джунгли Сахары. И пока что въ этом новом мірѣ установилось хрупкое спокойствіе, нарушаемое лишь стихійными бѣдствиями и буйством ураганов Гольфстрима и муссонных дождей Тихого океана. Проблемы и трудности, помимо войны, поспѣшили доставить сѣбя новым лидерам планеты во всѣй красѣ. Экономическій и производственный спад был очень вѣлик, что касается невоенного сегмента экономики. И какъ всѣгда бывает после войны, начался демографическій взрыв. Что на ближайшее будущее составляло краеугольный камень непріятностей, ибо нехватка рабочих рук усложнялась огромным количеством дѣтских ног, которые пока что ещё подъ стол пѣшком забѣгали. Словом куча дѣл ждала своего решенія во благо будущего поколенія, требующего жрать каждый день.

Благо народы Имперіи всѣгда отличались упорством и трудолюбіем. Однако бывает время, когда трудолюбіе сложно воплотить, поелику есть сдерживающій фактор. И этим фактором для нас являлись трубы для воды и силиконовый плитопрокат для стѣн. Постройка гидропонной фермы стала костью въ горлѣ. Съ нею наш посёлок не только смог бы обеспечивать сѣбя круглогодично свѣжими продуктами, но и снабжать ими ту же военную базу рядом съ нами. Со всѣх сторон сплошной профит. Мало того, что решим свою личную проблему съ ѣдой, но и сможем выполнить самый главный пунктик имперской доктрины развития на ближайшую десятилетку. Въ свою очередь это поможет нам избавится отъ ежеквартальной въѣдливости имперского госаппарата, который лишній раз однообразно повторял одно и то же.

Наша семья всѣгда на дух не переносила чиновников и бюрократію въ любом відѣ, но статья "уклоненіе от профессиональных обязательств въ условіях ЧС, послевоенного періода и военного времени" чётко и ясно разсматривала оное дѣяніе какъ уголовное и подпадающее подъ категорию "особо тяжких". Следствіем: въ этой статьѣ въ одном изъ её пунктов касательно отягчающих обстоятельств стояла ссылка на "измѣну Родине", которую также могли впаять за здорово живёшь. А поелику у нас какъ раз шёл послевоенный період, а наши со свояком военные профы и званія равнялись необходимым гражданским бюрократическим должностям, то пришлось, скрепя зубами, идти въ чиновники низшего звена — руководство посёлка.

Подобная "радость" обеспечила нам ещё одну причину жить на отшибѣ. Жители посёлка нас прекрасно понимали и лишній раз не безпокоили. Закон конечно суров и т.д. но справедлив. Головы въ конечном счётѣ болят у нас со свояком, но спокойная жизнь своей семьи для нас дороже.

Вотъ и сейчас мы бьёмся, по суті, лбами об гранитную стѣнку суровой дѣйствительности. Хорошее решеніе не желает находится, хоть ты тресни! Въ досадѣ свояк трёт виски, судя по его лицу, въ попыткѣ избавится головной боли. Я же пальцами выбиваю ритм одной извѣчной пѣсенки про деньги. Всё, такъ больше нельзя!

— О, Боги, и ради вотъ этой недодѣланной фермы я прошёл через осаду Амура! Да чтоб её! — карандаш въ моей рукѣ посылаю въ столб бесѣдки. Отъ прямого попаданія деревяная основа трескается на щепки

— Такъ! Родосвѣтъ, я такъ больше не могу. Мы уже долбанные двѣ недѣли не можем найти ни чёртовы трубы для водопровода, ни этот плитопрокат ещё, мать его молекулярную наизнанку! — Я откровенно закипаю какъ чайник на плитѣ.

— Клянусь, что если эта гнида изъ военной канцеляріи Антонъ Смирновъ ещё раз будет нам угрожать особыми мѣрами — я его сам поставлю къ стѣнке или прямо на мѣстѣ ему пущу пулю въ лоб. Хрѣнов он — скунс чинушный! Повылазили выродки послѣ войны! Отсидѣлись за нашими спинами! Прятали свою сраку, пока мы на Кавказѣ и у Амура кровь лили и въ окопах мёрзли! Твою жеж мать наоборот!

— Если он отъ нас не отстанет, Ярославъ, то я ему сам, какъ ты любишь говорить, содержаніе желѣза въ организмѣ повышу. Прямым вводом, гдѣ-нибудь въ тёмном переулкѣ. А может попросить Колю Одноглазого, чтобы эта мразь случайно упала головой на молоток пять раз? — на лицѣ у Родосвѣта читается 'вышка', уже выписанная этому провѣряющему, черти того дери!

Мысль конечно хорошая, но какъ бы нам не хотѣлось смерти этого тыловика, что уже вторую неделю мурыжит всѣ посёлки въ районѣ съ провѣркой по выполненію аграрного плана въ Алтайском краѣ, но придётся пока терпѣть. Въ конце-то концов эта гадина изъ тыла не может не понимать, что он тут умничает въ районѣ, гдѣ живут одни ветераны битв на Кавказѣ и у Амура. Да тут у нас и тѣх, кто Америку штурмовал — много ветеранов. Уууу. Паскудство какое съ этой службой и провѣрками! Хотя эта тыловая крыса должна чувствовать своей шкурой, на кого ему можно орать, а кто за вопли съ него шкуру срежет цѣликом и у сѣбя подъ двѣрью постелет, чтобы ноги вытирать. Въ итогѣ машу на свояка рукой, мол, оставь пока въ покоѣ. Не надо дерьмо трогать, чтобы не воняло. У свояка на лицѣ такое выраженіе, которое предвѣщает Смирнову самую жаркую сковородку въ пеклѣ.

— Слышь, Род, мы, по-моему, уже гоним! Я бы такой, что щас бы пострѣлял по убѣгающим врагам.

У свояка лицо начинает двигаться. Вижу работу мысли. Богам только вѣдомо, что, там у него за внутренній разговор идёт между его тараканами. Минута проходит. Другая. Наконец он выдаёт.

— Яр, ты время видѣл? Может просто посидим, чаю попьём?

— Ладно, ты прав. Не хочу будить наших. Им спросоня станется съ танком на перевѣс прискакать. Лучше нам ножи покитать! Чай закончился. Хотя на лавках вродѣ дѣти пачку сока забыли съ ужина? Погляди вон там, справа отъ сѣбя.

Свояк достаёт съ боковой лавки пакет сока. Сбоку надпись, которая гласит, что это упаковка томатного сока. Отлично. Кружки мигом наполняем соком. Тут не кстати вспомнились тѣ, кто не дожил до конца войны. Моё лицо мрачнѣет.

— Что случилось Яр? Снова паришься за завтрашнее выступленiе перед чинушами? Я могу тѣбя прикрыть и сходить сам! — Свояк буравит мѣня взглядом, но я держу лицо такъ, чтобы он не мог смотрѣть мнѣ въ глаза.

Поднимаю свою чашку на уровень глаз.

— Нѣт... За тѣх, кого съ нами нѣт. — Быстро выпиваю свою чашку. Томатная кислинка вкуса — то что надо подъ такое настроеніе. Свояк вслѣд за мной поднимает свою чашку и через миг молча выпивает сок. Родосвѣтъ молчит, но я знаю, что он сѣйчас вспоминает свою мать и сослуживцев.

— Ладно, Род, не бередь Душу. Просто я сѣйчас вдруг такъ ярко вспомнил своїх друзей вирусологов — Альберта и Вику. Всѣм надо пасть им въ ноги въ благодарность за вакцину против 'русской чумы'. Они умирали въ жутких муках, но оба продолжали работу надъ вакциной. Прошло десять лет, а будто всё было вчера. Бiологическая опасность пятого уровня, полный карантин, нас — куча придурков съ иммунитетом къ этой заразе, и почти вымершая лабораторія. Кромѣ мѣня и Ольги Кучковой никто съ научным оборудованіем сложнѣе лупы до войны не сталкивался. А ещё там были их дѣти... Но у них, слава Богам, был иммунитет къ чумѣ.

— Ольга Кучкова? Это часом не та, которая теперь помощник главы министерства образованія?

— Она самая. Это она дѣтей Альберта и Вики усыновила. Хотя я хотѣл их къ нам забрать. И не смотри на мѣня такъ. Ты живой, потому что их родители пожертвовали своей жизнью ради вакцины.

— Мы живы ещё и потому, что ты нам переливал свою кровь, когда вернулся съ того бункера. И потому что каждый изъ нас выполнил свой долг, какъ мог и какъ умѣл. Мнѣ вотъ вспомнилась осада Амура. Сколько там было крови. Вся рѣка была красной. И берега тоже.

— Я тоже помню тот перевал на Кавказѣ, будто это было вчера. Страшно было, но выжил всё-таки. И ты выжил. Этот мір выжил, потому что тѣ, кто хотѣл мирной жизни, выжили. Былого не воротить — надо жить здѣсь и сѣйчас. Кому жаловаться на убитых? Нам ли?

Родосвѣтъ задумчиво вертит въ руках свой кортик. Его лицо — маска жнеца смерти, забирающего души на ту сторону. Сама смерть клубиться въ бездонных омутах, что въ слабом свѣтѣ лампы кажутся вратами бездны. Впрочѣм у самого такой настрой, что, наверное, я сѣйчас сам выгляжу такъ, что демоны начнут истерить.

— Ярославъ, а скажи, какъ ты смотришь на то, чтобы завтра мотнуться до нашей военной базы на рюмку чая къ генералу Шугилову? Он вродѣ свой въ доску мужик! Может что нам и присовѣтует?

— Родосвѣтъ, ты же знаешь, что генерал нас такъ просто не отпустит? Я конечно понимаю, что мы его давно не видѣли, но решать нашу проблему через него мнѣ честно сказать стрёмно. А если просто попировать, то я только за. Завтра поглядим. А пока давай пойдем, сходим къ рѣкѣ. Я хочу покидать ножи по доскам, а сѣгодня какъ раз полная луна. Давай, давай!

На лицѣ свояка выражается глубокое сомнѣніе. Приходится подначить его парой хлопков по предплечью. Ему неохота, но всё равно он поднимаемся, и мы идём къ тропинке, ведущей на рѣку. Погода стоїт чудесная, только раздражает ночной ветерок. Очень тоскливо мнѣ, когда такой вѣтерок дует — глушит порывами своїми всѣ тихіе звуки. Послѣ всѣх ужасов войны начинаешь нервничать, когда въ ушах стоїт шумовая неразбериха. До сих пор не могу отдѣлаться отъ чувства, что за мною кто-то крадётся.

Внѣзапный порыв вѣтра проходит, и на самой грани слышимости я успѣваю различить звук плевка дротика. "Твою мать!" — это послѣдняя мысль, пронёсшаяся въ головѣ, когда я падаю на зѣмлю, глядя какъ передо мною валится, держась за шею, свояк.

Ярославъ

Пробуждение моё можно назвать самым мерзким. Банально на мѣня вылили вѣдро колодезной ледяной воды, и я очухиваюсь, обнаружив, что привязан за руки и за ноги къ дубовой рамѣ. Подвигав руками-ногами, понимаю, что не вырваться, попался въ капкан. Въ головѣ шум отъ той дряни, которую мнѣ вкололи дротиком. Во рту привкус крови. Тѣло отзывается болью въ рёбрах, судя по всѣму эти ублюдки мѣня напинали, пока я был въ отключкѣ. Кому же я такъ 'перешёл дорогу', что на мѣня объявили охоту? А вотъ собственно и 'охотники'. Я нахожусь на полянѣ перед нашим семейным капищем. Вокруг горят костры. Передо мною рядком лежат связанные родичи съ кляпами во рту. И нас окружают люди въ камуфляжѣ. Лица их закрыты. Но их запах, особенности жестов и выговор выдавают въ них американцев. Суки! Какъ они пробрались сюда! Я окончательно проникаюсь мыслью, что нас не похищать пришли, а убивать. Но вотъ только у кого хватило смѣлости зайти такъ далеко? Эти охотники по факту самоубійцы, раз решили прийти и "нашуметь" прямо посреди имперіи.

— Я вижу, ты проснулся, Оборотень? — раздаётся грубый голос съ боку.