Академия проклятий. Урок третий: Тайны бывают смертельными.

— Темных, вам, — пробормотала я, глядя на пушистую красавицу.

— И тебе, Дэюшка, — мурлыча, ответила кошка, обходя меня по кругу, — а теперь вставай, со снегу, а то поцарапаю.

Встала.

— Возрожденный дух, — прошептала я непослушными от мороза губами.

Кошка мягко оттолкнулась от земли и прыгнула ко мне на руки, поймала я ее по привычке как-то.

— Скажи Эрисе, что идешь к бабушке, — приказала кошка, тычась носом мне в шею. Она всегда так делала, но раньше меня это не пугало, а вот сейчас...— Не бойся меня, Дэюшка. И к бабушке идем, нервы успокоишь, сама успокоишься, да меня выслушаешь.

Я обняла кошку, прижимая покрепче, подошла к двери, крикнула:

— Мамочка, я к бабушке сбегаю, — да и ушла, не дожидаясь ответа.

Выйдя за околицу, пошла по дороге, утопая по колено в свежевыпавшем снегу, и не удержалась:

— А папа где?

— Так встречает тебя, на заставе, — сообщила Царапка, — они ж не знали, что ты с охраной приедешь, а не почтовым дилижансом, вот с мужиками и отправились. Не переживай, за ними уж поехали.

Я невольно улыбнулась и подумала, какой у меня замечательный отец все же. И мама, и сестры с братьями, но уж никак не тетя!

— Ты изменилась, Дэюшка, — вновь заговорила кошка, — глаз больше не опускаешь, голосом говоришь не тихо, как трава шуршит, а уверенно, да и спину ровно держишь.

— Так ты тяжелая! — возмутилась я.

— А то, — кошка фыркнула, обдав мое лицо облачком теплого пара, — беременность изображать дело трудное.

И тут я понимаю, что не было у нас котят каждый год!

— Не стой, Дэюшка, поспешай давай, времени то нам много не дадут, а в доме не наговоришься, там ушей сейчас, что умертвий по весне... неупокоенных.

'Поспешать' было сложно, но я все же заторопилась. До конца улицы взмокла в итоге, и к бабушке ввалилась без стука, открыв щеколду на калитке.

Дверь в избу открылась сразу же, и перекрывая вой метели, раздался бабушкин чуть хриплый голос:

— Дэюшка, ты?

Вот откуда она всегда знает, что это я пришла?

— Я, бабушка!— Царапка улетела в сугроб, я не хотела с ней так, просто мимо узкой тропинки промахнулась, — Темных ночей, бабуль!

И с разбегу обняла сухонькую старушку, у которой, несмотря на возраст, объятия были сильными и крепкими.

— Дэюшка, кровиночка моя, — пробормотала бабушка, — уж как добралась, доехала?

— Хорошо, бабушка, все хорошо, я дома.

И почти успокоилась, на миг поверив что все по-прежнему, а тут из сугроба:

— Косорукая ты, Дэйка! Или злая! Ты злая, или косорукая?

— Уймись, Цара, девочка промахнулась, а ты и рада в сугробе поваляться, уж я то видела, что хвостом в полете махнула.

Я от бабушки отпрянула, смотрю удивленно, а кошка пышный хвост трубой, и мимо нас в дом вошла.

— И ты заходи, — бабушка за плечи обняла, и к двери подтолкнула, — нечего на морозе стоять.

Я зашла, в сенях разулась, по теплому деревянному полу в светлицу вошла. У бабушки дом очень старый, не знаю сколько ему лет, но таких домов во всем Загребе не найдешь — всего три комнаты, да в один этаж, и печь здесь не дом греет, а стену. Очень старый дом, но пахло здесь всегда травами, да чаем травяным, а уж когда бабушка пекла булочки, мы через всю деревню запах чувствовали и к ней бежали.

— Не стой, садись, — бабушка к столу подтолкнула, — и раздевайся, тепло у меня.

Пока пальто, шапку и шарф снимала, бабушка налила нам чаю, Царапке в блюдечко сметаны набрала, и теперь сидела и просто смотрела на меня.

— Ты изменилась, — вдруг сказала она, — взгляд другой, осанка, и даже улыбка. А еще в глазах твоих любовь светится, Дэя. Любишь ты кого-то больше жизни, да гордости, да желаний своих. Скажешь мне имя счастливчика?

Тут я шарф выронила и, бледнея, испуганно воскликнула:

— Счастливчик!

Бабушка удивленно смотрит, а Царапка на стол запрыгнула, сметану лизнула и недовольно так:

— Что с ним сделается? Поохотится в лесу, да и к тебе утром вернется, смерть-то ему уже не грозит.

Тут бабушка не выдержала:

— Опять духа привела! — и смотрит на меня так... гневно.

— Что значит 'опять'? — переспросила я, присаживаясь на скамью.

— А я, по-твоему, из лесу приковыляла? — Царапка фыркнула. — Ты меня принесла, мелкая была, годка три всего, а мимо котенка не прошла. Ух и ругалась Эриса, мать твоя, да Орон поддержал, говорит: 'Прокормим, зато у Дэюшки сердце доброе, пожалела котенку'.

Смотрю я на Царапку — вымахала она знатно, но все равно не помню, чтобы ее домой приносила.

Кошка словно поняла, о чем я думаю, уставилась на меня желтыми глазами, и объяснять начала:

— Возродиться не каждый дух может, силы много уходит, а если маг за тобой следует, да изматывает, тут уж прыгнешь и в котенка новорожденного, лишь бы слабый был, чтобы его дух изгнать, место в теле занять. Но и опасностей много — маг по следам идет, а маги они от своего не отступаются, да и выжить надо — перерождение сложный процесс, тело в которое вселишься, гибнет зачастую. И тут уж забота требуется, а еще больше тепло чужой души, той, что теплом поделится. За мной два мага шли, Дэя, да магистр. Силы во мне много было, да напрыгаешься из тела в тело и как свеча на ветру гаснешь... Тот котенок был моим последним шансом, а сразу после перерождения бежать пришлось, да так, что лапы в кровь, а маги на ящерах, и маяк их вел точно... Мне повезло дважды, Дэя, твой отец взял дочку за зимними ягодами, да у дитя было доброе сердце. Ты меня спасла, детскими ручками подняла с трудом, и под шубейку спрятала. Теплом ты поделилась со мной и маги след потеряли. А как домой принесла и увидела Эриса одежду и шубейку кровью испачканные, требовала выбросить меня, а ты не дала. Второй раз теплом со мной поделилась, душевным теплом. И я выжила.

Все равно не помню ничего совсем. Царапка же ближе подошла, улеглась на столе, мордочку мне на ладони положила и продолжила:

— Думала я окрепнуть, сил набраться и уйти из вашего дома, но... — кошка на миг глаза зажмурила, как умеют только кошки, — ты росла, добрая и умненькая такая, жаль тебя стало.

— И что? — внезапно какая-то подозрительность проснулась во мне.

Царапка мне в глаза посмотрела, не мигая и глаз не отводя, да и призналась:

— Если бы я ничего не сделала, судьба твоя в Загребе бы сложилась. Кем бы стала, Дэя? В четырнадцать заневестилась, в пятнадцать посватана, в шестнадцать жена. Не по тебе судьба такая!

И тут меня как обухом по голове:

— Загрызень!

Царапка глаза прищурила и как зашипит:

— Ты меня за кого принимаешь? Я тогда всю шкуру чуть не стерла, отца твоего за порог не пуская! Сама ты меня наверх унесла! Да и не поддается загрызень магии, иначе отвела бы его от Орона, как всегда делала, зазря что ли самый удачливый охотник в округе?

— Прости...

— То-то же, — буркнула кошка, — а вот к лорду-земли вашему я тебя направила.

— Зачем?

— А я, Дэюшка, не лекарь, помочь Орону не смогла бы, да время истекало, а погибни твой отец...

Знаю что дальше, мы бы к тете с дядей переехали.

И тут в разговор вмешалась бабушка:

— Долго молчать будешь, Дэя? Кто он, расскажи нам, будь мила.

Я осторожно стянула перчатку с левой руки, черный бриллиант ярко сверкнул в свете горящих свечей, я почему-то начала улыбаться.

— Даааа, — протянула Царапка, — это мы крупную рыбку подцепили!

Быстро натягиваю перчатку обратно.

— Прости, — кошка руку лапой накрыла, — не хотела обидеть. Так как звать его?

Бабушка спрашивать не стала, ладонь мою к себе потянула, сняв перчатку, в кольцо вгляделась.

— Никак маг, — прошептала она, — сильный да родовитый. Уж не императорских ли кровей?

И взгляд такой встревоженный.

Увиливать я не стала, сказала как есть:

— Племянник императора, лорд Риан Тьер...

Царапка свалилась со стола. Бабуля так и застыла, даже рот от удивления открылся, зато потом понеслось:

— Да ты что, Дэюшка! Сам племянник императора! Да как же это?! Да нашла-то где?

Пожав плечами, я промолчала, потом осторожно руку у бабушки забрала, но перчатку натягивать не стала — пальцы медленно прикоснулись к камню, такому же черному и мерцающему, как и глаза магистра. В очередной раз поняла, что скучаю...

— Да не молчи ты! — Царапка вылезла из-под стола, прыгнула на скамью, оттуда обратно на коронное место. — Где встретились.

Скромно потупив глазки, честно призналась:

— А я его... прокляла...

Царапка повторно свалилась на пол. Оттуда от туда, из-под скамьи донеслось:

— Я пока тут посижу. Дальше то что?

Ответить я не успела. Дверь распахнулась, впуская ледяной порыв ветра и поднятый начинающейся метелью снег, и вошел отец. С радостным криком 'папа' я бросилась к нему, с лету попала в крепкие объятия.

— А я на заставе ждал, — отец стиснул так сильно, что дышать стало тяжело, — Дэюшка, солнышко мое, соскучился до смерти.

Тут бабушка пробурчала:

— Орон, задушишь девочку, объятья то у тебя медвежьи, — это она так, для порядка, а сама еще чашку достала, чай налила, да папе к чаю набрала меду — он любит. — За стол садись, небось с обеду голодный, с такой то прорвой народа.

— Голодный, мама, — покорно согласился отец, он вообще бабушку любит и уважает.

— А чего раньше не зашел?!

Бабуля тут же встала, поспешила к печи, и вскоре на стол, подвинув чашку и булочки, была поставлена миска с мясной похлебкой, и ломоть хлеба. И посмотрев на это дело, я жалобно сказала:

— Тоже хочу, я правда на постоялом дворе обедала, но от твоей похлебки не откажусь.

Мне тут же тоже насыпали, правда в тарелку, я меньше отца ем, с этим не поспоришь.

Скинув кужух, шапку и теплую безрукавку, отец сел за стол, начал быстро есть, явно торопясь меня обо всем порасспрашивать, и тут бабуля выдала:

— Орон, а что никак Руи не угомонить?

Отец есть перестал, тяжело вздохнул, и нехотя сказал:

— Я с ней разберусь. Сам. Единственное что — хороший мужик Радган. Хороший, хозяйственный, смелый и благородный, а без благословения главы рода Дэя дом родительский покинуть не может. Потому и терплю... — папа ко мне повернулся. — Ты с женихами познакомишься, посмотришь, коли люб кто будет так тому и быть, а если нет... разгоню всю эту...

Ругаться при нас с бабушкой отец не стал, но места пауз явно были заполнены отборными выражениями. И тут я на бабулю смотрю, она на меня, и она же и сказала:

— Орон, опоздали вы, со сватовством-то, ты на Дэюшку погляди — глаза сияют, щечки розовеют, а сердечко уже ей не принадлежит...

Вот после этого у папы аппетит пропал напрочь. Он от себя даже миску с недоеденной похлебкой отодвинул, ко мне всем телом развернулся и тихо произнес:

— Просто скажи мне, что это не какой-нибудь лорд!

'Лорд' — это у папы после всего случившегося слово ругательное. Я и постаралась мягко обойти происхождение лорда директора, туманно заявив:

— Это маг. Один из лучших... — под пристальным взором папы добавила, — в Ардаме.

Папу информация не впечатлила, он насупился, вглядываясь в меня серыми как лед на реке глазами, и продолжил допрос:

— А он... о твоих чувствах знает? — и так как я тут же покраснела, торопливо добавил. — Дэюшка, ты у меня сокровище, но мало кто из мужчин способен это разглядеть. И если тебя не оценили, ты мне только скажи, я этого мага...

— Он сделал мне предложение! — выпалила я прежде, чем папа развил тему убиения лорда Тьера.

У папы на лице такое недоуменное выражение появилось, а потом он грустно спросил:

— А ты?..

— Я... согласилась, — ну да, знаю, без разрешения родни и в частности тети Руи права я не имела, но... — я люблю его, а он меня... кажется.

— Кажется? — папа невесело усмехнулся и протянул: — Дааа, повезло кому-то. Мужик хоть достойный?

— Достойнее не бывает, — протянула бабуля.

Но папа моего ответа ждал, я и ответила:

— Он добрый очень, хотя с виду не скажешь, но если помощь нужна он не пройдет мимо.

Папа кивнул, произнес:

— Да, достойный человек.

— И он очень благородный, и заботливый.

— Тоже хорошо, — папа сурово ждал продолжения.

— И, — я невольно улыбнулась,— он ответственный очень. Если ему поручат дело, он его выполняет на совесть.

Некоторое время в бабушкиной избушке только свечки потрескивали, да в печи огонь гудел, значит мороз ночью усилится, а потом папа сказал:

— Вот начни ты говорить, что он сильный маг, или красивый там, я был бы против, Дэя. Но ты в человеке главное увидела — добро в его сердце, да ответственность за свою силу, значит мужик достойный. Когда знакомить будешь?

Папа, одним словом.

— Через пять дней он должен приехать, пока занят очень, — призналась я.

— Угу, — отец задумчиво кивнул, — магов и карету он нанял?

— Он.

— Ответственный мужик, — уважительно произнес отец, — тебя намного старше?

Никогда не задумывалась о возрасте лорда Тьера, но точно знаю, что:

— Старше... — осторожно призналась я.

— Богат? — ну и вопросики у папочки.

— Ддда... — кажется и про лорда придется сказать.

— Ну, — отец притянул обратно миску с похлебкой, — главное, что не лорд. Вот был бы лорд, Дэя, я бы его и на порог не пустил, а так видимо мужик хороший.

Мы с бабушкой переглянулись.

Бабуля осторожно и сказала:

— Орон, не все ж лорды плохи-то, и среди них достойный люди встречаются...

— Нет! — отец даже ложку на стол бросил. — Нечего дочери охотника делать за лордом! Может сам лорд и достойный человек, да ни семья, ни родные ни общество не примут никогда девушку из простой семьи работяг. Так что за лорда бы никогда не отдал. А если маг, да человек достойный, от чего не согласиться.

Он вернулся к похлебке, я осторожно натянула перчатку на руку, но молчать не стала:

— Папа... он лорд... — на отца не смотрела, но почувствовала, как он мгновенно напрягся, и все равно сказала, — и ты, конечно, прав — мне тяжело будет жить с тем, чье положение столь высоко, только... Риан никогда не даст меня в обиду никому, даже императору.

И выговорив все это, я уставилась в свою тарелку с похлебкой, ожидая слов отца. Хоть каких-то слов. Папа помолчал, а затем хрипло начал рассказывать:

— Лорд Градак не только с нами так поступил, Дэя. В Загребе не афишировалось, но когда лорд директор из твоей Академии этим делом занялся, вскрылось девять... Девять подобных договоров, Дэя!

Я дышать перестала.

А папа продолжал:

— То, что вашу академию перевели в военные, и вся эта кутерьма с честью адептов академии, это благословение Бездны, Дэя. Уж не знаю, как ваш директор узнал об этом, но за что зауважал мужика — лорд Тьер не только твое дело отстоял. Когда вскрылось, что поверенный чиновник уже заключал подобные договора, ваш лорд Тьер он же все дела поднял. Он взял офицеров Дневной стражи, сейф был открыт, документы опечатаны. — Отец сжал кулаки, — Девять девчонок, Дэя, в лапах этой мрази побывали! Ты могла стать десятой!

Я потрясенно смотрела на отца, бабушка тоже, из-под лавки выглянула Царапка.