Ведьма на выданье

В некотором роде мне даже повезло стать ее ученицей, хотя язык у нее был острый, характер несносный, а рука, что я нередко на себе испытывала, тяжелой.

Вообще-то о призвании лекарки, как и о жизни в отряде кондотьеров, я с детства не мечтала. Жила себе спокойно, до десяти лет, в нормально деревенской семье, как могла, помогала по хозяйству — ничего интересного в общем. Нормальная жизнь крестьянской дочки у меня была, покуда герцог наш, семью семь похабных хворей на него, не поссорился с соседями. Война, как водится, подкралась незаметно, вместе с парой дюжин фламандских наемников, которым чем-то очень приглянулась наша деревня. Мужиков, кто сопротивляться надумал, естественно, перебили, баб и девок, кто не сбежал или не спрятался — по закону войны. Вернее по кустам.

Наемникам, им плевать, старая ты, молодая ли, красивая или страхолюдина редкая — дырка есть, значит пойдешь в дело. Вот и я одному... глянулась. Подхватил поперек туловища, да под раскидистые яблони поволок, и прощай бы мое девство, кабы в тот самый момент, как он портки спустил, в деревню не влетели всадники да Валетты.

Капитан, конечно же, мужик неплохой, да только в жизни б не полез в драку, если бы именно в нашу деревню не отрядили его отряд для постоя. Мы-то сами ему что? Прах, бауэры тупые, только на то и пригодные, чтобы его отряд кормить. Говорили, что когда сигнор Джованни увидал над деревней дым (какой же грабеж без пожара?), он на миг застыл в седле, словно мраморное изваяние, удивленно поглядел на ехавшего рядом лейтенанта Ринальди, и полным изумления голосом произнес: "Винченцо, да нас грабят". "Поразительная наглость, сигнор. — ответил лейтенант. — Будем дожидаться пехоту, или положим мерзавцев сами"?

Положили — полтора десятка тяжелых кавалеристов, это вам не толпа перепуганных замордованных крестьян. Ох, и визжала же я, когда насильник вдруг булькнул что-то невнятное, и рухнул на меня, придавив к земле всем весом, а вокруг раздались злые вопли, ржание коней, и отборная италийская ругань. Лучше б молчала, дуреха, конечно. Никто, разумеется, особо не следил, кого именно и куда растаскивали фламандцы, так что мне б тихонько уползти бы, да молчать себе в дальнейшем, да только задним умом крепки мы все. Не сообразила, испугалась — какой с меня спрос-то, соплюхи зеленой?

В общем, когда извлекли меня из под покойника, доказывать кому-то, что ничего он со мной сделать не успел, было бесполезно. Для всех я была уже девка порченная, к замужеству не пригодная — хоть иди да топись. Тут же и доброжелатели нашлись, которые внятно и доходчиво мне все это объяснили. Так что, когда в деревню подтянулись пехотинцы и обоз, я сидела в самом темном уголке нашего сарая, и тихонько выла от горя — слез уже не было, только ком в горле, да лед в сердце. Там меня и нашла Хельга, которую, вместе с парой маркитанток, староста определил на постой к нам. Не знаю уж, что она во мне такого разглядела, однако тем же вечером категорически заявила моим родителям, что забирает их дочурку Клархен себе в ученицы. Учитывая то, что выбор был небольшой, те дали свое согласие, и даже собрали для меня кой-какие вещички.

Так я попала в отряд к кондотьерам.

* * *

Аккуратно втерев мазь в спину и отливавшую всеми оттенками фиолетового попку Гансика, я накрыла его теплым покрывалом.

— Полежи так минутку, пусть мазь впитается, — приказала я, — Понял?

— Угу, — похоже мальчишка готов был размурлыкаться как котенок, — Клархен... Ты добрая.

— Никому не говори об этом. — усмехнулась я, и, присев на табурет, начала зашивать его рубаху. — Тогда все побегут ко мне за бесплатными мазями и притираниями.

— Хорошо, — кивнул мальчик, и поудобнее растянулся на сундуке — Не скажу.

Нет, вы посмотрите, лапа какой. Вежливый, со всем соглашается... Ой, не к добру этот шкода вдруг шелковым стал!

— Кла-а-архен?

— Что?

— А почему люди говорят, что ты ведьма?

— А потому, что так оно и есть. — вздохнула я. — Ведьма-травница.

Вот интересно, кто ж это такое говорит? Может этот кто-то моему последнему ухажеру и шепнул на ушко что-то про меня?

— Да ну. — Гансик смешно сморщил нос. — Разве ж ведьмы такие? Мне мама на ночь сказки рассказывала про ведьм, я помню. Ведьма всегда старая, страшная, живет за городом, в лесу, а в избушке у нее кругом дохлые летучие мыши и сушеные жабы. А еще ведьмы детей едят, вот.

Ну, вы посмотрите какой том "Malefic Maleficium" выискался! Хоть сейчас в университетскую вивлиофику сдавай.

— Жабы и мыши у меня, положим, тоже есть. — хмыкнула я. — Прямо в том сундуке, на котором ты лежишь, хранятся.

Мальчонка слегка вздрогнул.

— Травами переложены душистыми, чтобы вонь в лавке не стояла. — объяснила я. — А насчет старой и страшной... Хех, хорошо, что ты это мне сказал, а не моей наставнице. Она б тебя так выдрала, что ты бы очень сильно пожалел о том, что есть она тебя не будет.

— Значит, в сказках все вранье? — вздохнул мальчишка.

— Ну, все — не все... — я неопределенно покрутила рукой в воздухе, потом вздохнула, и решила сказать правду. — Ведьмы, как и люди, разные бывают. Есть такие, что людей едят, многие детскую кровь пьют, чтобы сохранить или вернуть молодость, некоторые мальцов да девчоночек... гм... рано тебе про такое. В общем, неприятных типов среди ведьм и ведьмаков хватает, куда же без этого? А поскольку люди предпочитают помнить про причиненное им зло, а не про сделанное добро, получается, что слухи про нас ходят самые жуткие. Ну, это еще ничего — вот про магов что рассказывают...

— Все равно, ты не такая. — упрямо мотнул головой Ганс. — Ты никому никогда злого не делаешь, наоборот, лечишь.

Хм, медикуса в Кирхенбурге отродясь не было, так что пару раз пришлось мне местных с их похабными хворями пользовать (простуду лечить любой дурак умеет, тут и ведьма не нужна), но оголец-то откуда про это знает?

— И кого же это я лечу? — осторожно закинула удочку я.

— Сейчас — меня. — хмыкнул Гансик. — А еще ты фрау Хелену, купчиху, от бесплодия вылечила. Все про это знают.

— Вот же дура языкастая. — вздохнула я. — Не делай людям добра, и не получишь полный кошель неприятностей. Если падре Лебенау узнает, что я влезла в промысел Вездесущего, то устроит мне такую сладкую жизнь...

— Он знает. — сказал Ганс. — Падре говорит, что все в руках Вышнего, и если б не было его воли, ты бы ничего сделать не смогла, а значит, на самом деле от бесплодия купчиху вылечила не ты, а Он. — вот же старый лис! При всей наше обоюдной нелюбви и мне умудрился не подгадить, и повернул все так, что я, вроде бы, не при чем, а он на коне.

— Раз падре это говорит, значит так оно и есть. — хмыкнула я.

— Это хорошо. — изрек Гансик. — Я, когда вырасту, тоже тогда ведьмой стану.

Ну и что прикажете делать с эдакой непосредственностью? Лично я — поперхнулась и уколола иголкой палец. Ответить, впрочем, ничего не успела.

— Клархен, а зачем ведьмам сушеные жабы? — тут же переключился на другую тему Ганс. — В Меровенсе, говорят, жаб едят, но свежих...

— Бородавки сводить, зачем же еще? Ну, или насылать...

Мальчонка покосился на меня одним глазом.

— А ты умеешь?

— Будут бородавки — придешь, проверишь. — сухо ответила я.

Не хватало еще, чтоб такие шкеты в моем умении сомневались.

— Да не сводить. — прыснул Гансик. — Я же знаю, что ты Клауса-трубочиста от них вылечила. Насылать.

Мндя, герр Шорнстейнфегер и впрямь год назад напоминал жабу, вследствие чего жена собиралась давать ему полную отставку. Не могу сказать, что без бородавок он стал сильно красивее, но хотя бы похож на человека.

— Умею. — вздохнула я. — Даже все утро думала, не наслать ли этакое счастье на одного нехорошего человека.

— Знаю я этого нехорошего человека. — фыркнул мальчишка. — Не иначе тот Гейнц-гуртовщик из Альтенкирхе, что последнюю неделю поблизости крутился. Его молочница Элиза у тебя увела. Между прочим, так ей и надо! На улице говорят, что Гейнц часто пьет по черному, и девушек своих колотить начинает. Гнилой человек, чес слово! Даже нищий Йохан ему не доверяет.

Да уж, это аргумент, однако. У Йохана на людей чутье, как у собак на мясо. Интересно, и почему я про своих бывших ухажеров такие подробности последней узнаю? Предупреждал бы хоть кто, что ли... Ну, да, конечно — так я, дура, кого и послушала.

— Ты из-за него не расстраивайся. — продолжал меж тем Гансик. — Этот крендель тебе в женихи — ну никак.

— Ну, еще скажи, что вырастешь, и сам на мне женишься. — не то, чтобы я расстроилась, но съязвить сочла необходимым. Не хватало еще, чтоб мое разбитое сердце соседские малолетки склеивали.

— Я не успею. — вздохнул Ганс. — Ты раньше замуж выйдешь.

— Это за кого же интересно? — порой взрослая и безошибочная логика этого мелкого ехидины меня поражает. — Что-то не наблюдаю очереди из желающих.

— Это потому, что ты в лавке все время сидишь, и ничего-то не знаешь! — торжественно произнес мелкий. — А к нам в город, между прочим, приехал настоящий медикус и алхимик! Бургомистр предложил ему у нас поселиться, и тот, вроде как не отказался. Красивый, стройный, умный, холостой — хватай, пока не увели.

Вот откуда у восьмилетних пацанов такие познания берутся?

— Алхимик? — обречено переспросила я. — Невысокий, темноволосый, с глазами цветом аки василек?

— Ага. — кивнул Гансик. — Откуда знаешь?

— Встречались уже. — ох, ну что за невезуха-то такая? Конкурентов мне только в нашем городишке и не хватало. — Понимаешь ли, алхимики, они... Они всё свой философский камень ищут, так что на женщин им с высокой колокольни наплевать. Не интересно, ну конечно и некогда. Да и на кой оно мне? Была я уже замужем...

Елочки пушистые, да что у меня за день откровений такой сегодня?

* * *

Марко был самым молодым, и единственным симпатичным десятником в отряде ди Валетты. Высокий, статный, смуглокожий, с черными, словно ночь, глазами — по нему сохли девки везде, куда только не приходили кондотьеры. А приходили мы много куда.

Дела капитана в те времена шли превосходно. Удача сопутствовала старому лису, он ни разу не нанялся к проигравшей стороне, умело маневрируя умудрялся избегать серьезных столкновений, споро поспевал на грабеж, и смог позволить себе увеличить отряд до сотни копейщиков и трех десятков кавалерии. Он даже нанял гадалку и боевого мага. Маг был, прямо скажем, так себе. Слабенький. Пара мелких молний, да магический щит были пределом его возможностей. Еще он наколдовывал амулеты на все случаи жизни, но что-то я не замечала, чтоб они кому-то помогали. Впрочем, маг был скорее оружием психической атаки и показателем успешности капитана, чем серьезной боевой единицей.

Хельга, которая и сама была спецом по талисманам, пообщалась с магом, затащила разок его в постель, и больше он свои поделки не изготавливал. Для солдат нашего отряда, по крайней мере. А вот с гадалкой у моей наставницы вышла настоящая вражда, плавно переходящая во взаимную ненависть. Невозможно знать и уметь все, тем более — все хорошо. А вот фрау Хельга мнила себя во всех областях ведьмовского мастерства светочем и истиной в последней инстанции. Желающих поспорить, обычно, не имелось, хотя гадала, например, она прямо отмечу, погано.

Так что, если мага-мужчину она еще согласна была терпеть, появление гадалки расценила как плевок себе в лицо. Ума не цапаться с капитаном ей хватило, но вот на бедную старушку Франсуазу Хельга ополчилась со всей неистовостью своего пламенного сердца и вредного характера. Вражда доходила, порой, до смешного — так, например, мне было строжайше запрещено приближаться к палатке Франсуазы и разговаривать с ней, причем под предлогом того, что "порядочным девицам, особенно входящим в брачный возраст (было мне тогда уже тринадцать лет) никак невозможно общаться со всяким отребьем, проходимцами и шарлатанами, как эта..." — далее следовал такой набор эпитетов, каковой, как раз, порядочной девице-то слушать и не пристало.

Впрочем, надо отдать моей наставнице, прыщ ей на шею, должное: несмотря на то, что у кондотьеров в отряде царили достаточно вольные нравы, Хельга, гоняла от меня мужиков так, словно она была наседкой, я яйцом, а они — хищники повышенной прожорливости, так что того, кто рискнул бы распустить руки... Скажем так, ему вряд ли кто позавидовал бы. По молодости лет я предполагала банальную ревность старухи к молоденькой фрёкен, однако оброненная однажды Хельгой фраза, "мы тебя, детка, обязательно выдадим замуж за приличного мужчину", заставила призадуматься как над мотивацией ее поступков, так и над собственным будущим.

Собственно, о грядущем замужестве я даже и не помышляла. Кто, спрашивается, какой идиот, возьмет в жены девку из кондотьерского обоза? Да никто. Однако я знала свою, дай ей Вышний лишая, наставницу. У Хельги слово и дело расходились настолько редко, что можно сказать — никогда. Шутить на такую тему она бы тоже не стала.

Поразмыслить над словами Хельги, правда, мне удалось не сразу. Фраза была произнесена в непосредственно близости от Франсуазы, которая, поглядев на нас своими белесыми глазами выдала убойный ответ: "Это кондотьеры — приличные мужчины? Да ты с ума сошла, Хельга".

Далее женщины сцепились между собой в словесной перепалке по принципу "А ты кто такая?!!", после чего, о чудо, не вцепились друг другу в волосы, как не раз уже бывало (Франсуаза, хоть и старуха, тот еще фрукт была), а решили соревноваться в гадальном мастерстве, причем прямо там, на месте. Дело происходило в оживленном трактире, так что тут же собралась толпа любопытствующих, и началось яростное битье об заклад.

Обе соревнующиеся уселись, — невиданное дело! — за один столик, извлекли те из гадальных принадлежностей, что у них были с собой, и началось...

Сначала к столику прорвался трактирщик.

— Шесть пфеннигов. — заявила Франсуаза.

— Семь. — ответил тот. — Три тебе, три твоей сопернице, один мне, как хозяину, и гадание бесплатно.

— Не больше трех вопросов на таких условиях. — ответила Хельга. — Тебе в том числе.

— Идет. — радостно ответил бочкообразный трактирщик. — Мне и нужен-то ответ на один вопрос всего.

— Тогда проверь их, не мошенницы ли. — крикнул кто-то из зрителей. — Ты хозяин, тебе и ответ держать, если что.

— Верно. — степенно кивнул трактирщик, не обращая внимания на то, как перекосились на "мошенниц" Хельга и Франсуаза. — Твоя правда. Ну-ка, бабоньки, сколько у меня детей?

"Бабоньки" быстро раскинули карты, руны и кости.

— Трое. — первой ответила Франсуаза.

— Семеро. — произнесла Хельга.

— Точно. — хмыкнул трактирщик. — Трое.

— Так ты только про законных детей спрашивал? — удивилась моя наставница.

— Мужи-и-и-ик. — задумчиво произнес кто-то из публики, а трактирщик горделиво улыбнулся.