Искра

Сжав зубы, я выбралась из-под ящиков, встала, исподлобья глядя на этого скота. Из глубокой царапины на щеке текла кровь.

Прищур кокни не сулил ничего хорошего.

— Потом с тобой поговорим, — пообещал он, спрятав руки в карманы. — Пошла, — указал он подбородком на узкий проход между домами.

Повернуться к нему спиной я не решилась, в темный лаз нырнула боком, зашагала вдоль стены, собирая на спину склизкий мох. Крыши над головой почти смыкались, срывающиеся с черепицы капли били по плечам, по стриженому затылку — не увернуться. Джереми не отставал, мягко ступая тяжелыми ботинками в двух шагах позади меня. От его глумливой усмешки не осталось и следа.

Я ускорила шаг, почти побежала к белому просвету между домами. Надо было в толпе, на петушином кругу...

— Куда так резво? — Затрещал натянутый пиджак.

Лаз вывел нас на Маршалси-роуд. Заново отстроенная после летнего пожара улица тускло блестела решетками на окнах домов, металлической оковкой дверей магазинов. Ползущие по стенам плети дикого винограда в преддверии снега горели охрой и лихорадочно-красным. У ворот особняков размахивали метлами дворники, у черных входов толпились мальчишки, предлагавшие рыбу и мясо. Люди победнее ходили за покупками самостоятельно: тетушка-гусыня в капоре, похожем на печную трубу — двигаясь в потоке, она едва не размазала меня по торцу здания. Женщина с острым лисьим лицом, тащившая в одной руке сумку, а в другой — зареванного мальчишку лет четырех, сосущего большой палец. Чья-то горничная в сером форменном платье, выглядывающем из-под плаща, обгоняя ее, пренебрежительно фыркнула; шляпные коробки в руках служанки доставали ей до самого подбородка.

Людей — чистокровных людей, вроде меня — здесь было значительно больше, чем в Уайтчепеле, и даже гоблинами почти не воняло благодаря сильному ветру. Гремели по камням экипажи, цокали копыта лошадей, щелкали кнутами кучера и извозчики, а звериный рев, доносящийся из парка Минт-стрит — там шла травля — пробирал до самых поджилок.

В той, другой жизни, медвежьи арены я ненавидела, а крови, своей и чужой, боялась до истерики.

Джереми постоял, минуту раздумывая, посмотрел, как я болезненно щурюсь, и направил меня вверх по улице.

— Работаем вместе.

'Вместе' означало, что Джереми, будто бы разглядывая вывески, заступал намеченной жертве дорогу, а я, не успев затормозить, сталкивалась с выбранным им человеком.

...однажды, когда я еще носила короткие платья и ленты, на прогулке в Гайд-парке нам с тетушкой заступила дорогу разыскивающая сбежавшего пса женщина, а спустя секунду налетел мальчишка с книгами под мышкой. Извинился, раскланялся, подобрал учебники и сбежал. А у тети Скарлетт пропал кошелек, она потом долго вздыхала, что даже не представляет, где могла его выронить, а дядя Чарли ворчал, что с годами жена становится все рассеянней, и не пеки она такие вкусные пироги, давно нашел бы себе другую...

Деньги я отдавала Джереми, а кошельки сбрасывала в сточную канаву.

Место, выбранное кокни, было отменным. Саутворк — район развлечений: здесь театры, рынок Барроу, медвежьи арены и петушиные ямы, на каждом шагу — лавки и пабы, и, несмотря на одиннадцать часов утра, народ бурлил. Пока — мещане, но ближе к вечеру в Саутворк съедутся аристократы в бархатных масках. Им скучно в рафинированных Мэйфери, Блумсберри и Мэрилебонде, не хватает остроты в Сохо, и они тянутся сюда, как мухи... на то самое. Им любопытно.

Джереми, сделав мне знак, заступил дорогу юнцу в пиджаке с эмблемой Оксфордского Университета.

— Простите, — буркнула я студенту и, лишив его пары шиллингов, перебежала на другую сторону улицы, присела у стены часовой лавки, делая вид, что завязываю шнурки. Джереми, пропустив гремящий колесами экипаж, пересек мостовую в сотне футов от меня.

Ругая мужей, мимо прошли две женщины с тяжелыми корзинами, из которых свисал лук-порей и шеи неощипанных кур. Я отодвинулась, давая дорогу. От таких ведьм лучше держаться подальше, им сглазить, как высморкаться. Злые, визгливые, громкие...

Громкие! Ну конечно!

Как мне сразу в голову не пришло?! Если вот такая... поднимет крик, у меня появится отличный повод удрать от Джереми, не погонится же он за мной впереди констеблей! В том, что от полицейских сбегу, я не сомневалась. Приходилось уже. Деньги сейчас есть — кокни еще не отобрал — достать еды, отсидеться, пока меня не перестанут искать, где-нибудь на чердаке, добраться до пригорода, сменить одежду, сесть в дилижанс, и...

Несмотря на холод, в горле пересохло.

Я поднялась, отряхнула колени и пошла навстречу Джереми, указавшему на франта с закрученными проволочными усами. Лавируя среди спешащих, субботне-прогуливающихся, просто глазеющих по сторонам жителей Ландона, я догнала женщин с корзинами и запрыгала перед ними, не позволяя себя обогнать.

Намеченный Джереми мужчина был высоким, странно-загорелым для осени. Он вышел из лавки оружейника, постоял минуту, глядя на грязно-белое небо, и, проверив время, двинулся вниз по улице. Цепочка брегета, тускло поблескивая, свисала из кармана его пальто.

Только бы не облажаться!..

Джереми отделился от стены, двигаясь наперерез загорелому.

Я на ходу несколько раз сжала руки в кулаки, разгоняя кровь, встряхнула запястьями и резко остановилась. В спину врезался сухой костистый кулак.

— Стал, как столб! — прокаркала та, что ругала мужа, приютившего кузину-бесприданницу.

Я зашипела, проглотив проклятие. Джереми, будто невзначай, толкнул франта плечом, а я, став боком, продемонстрировала ведьме с корзиной, как вытаскиваю из чужого кармана часы.

Ее вопль, наверняка, было слышно даже на окраинах.

— ВО-О-ОР!.. Мистер, вас ограбили, мистер!

— Держи вора! — присоединилась к ней подруга.

— Вор!.. Полисмен! ВО-ОР!

Бежать!..

Я поднырнула под чьей-то рукой, обогнула франта, оттолкнула Джереми — его лицо налилось кровью — и бросилась прочь. Бежать! Бежать!..

Лица вокруг слились в одно большеротое пятно. Ботинки громко стучали по настилу тротуара, хриплое дыхание вырывалось из легких. Бежать!

— Держи вора!

Впереди, на перекрестке, раздался пронзительный свист констебля. Я резко свернула и выскочила на дорогу, едва не угодив под копыта. Лошадь, запряженная в ландо, громко заржала, встала на дыбы. Ругающийся кучер огрел меня кнутом. Боль оглушила, ослепила. Взвизгнув, я покатилась по камням, по луже на обочине, зашарила руками, пытаясь встать, и закричала, когда жгучее заклинание оплело меня сетью, а потом рывками, ударяя о колеса, о камни, потащило обратно.

Перебирающий руками загорелый маг был похож на паука, подтягивающего муху: тонкие пальцы, острые клыки, усы-жвала... Он еще полюбовался, как я, подвывая, бьюсь в сетке, оставляющей частые алые квадраты ожогов на животе, на спине — пиджак и свитер задрались — и сделал пасс.

— Я смотрю, за тринадцать лет здесь ничего не изменилось, — усмехнулся он. Наклонился, отобрал у меня часы. Щелкнул крышкой, проверяя циферблат. — В Хиндостане ворам отрубают стопы и ладони, а потом вешают их на шею, как ожерелье, — вперился он в меня взглядом. — И заставляют носить, пока вор не сдохнет, надышавшись миазмами. Жаль, что мы не в Хиндостане.

Образовавшая круг толпа почтительно внимала каждому его слову, а меня трясло. Маг! Настоящий маг!

— Я с удовольствием сдам воровку полиции, — донеслось откуда-то сзади. Голос был знакомым — низкий, хрипловатый — 'Сбегать из дома нехорошо'. — Мне тоже от нее сегодня досталось.

Маг кивнул.

— Забирайте. ...Твое счастье, что не разбила часы, — поджал он тонкие губы, протирая серебряную луковицу тонким платком. Скомкал ткань, брезгливо швырнул ее мне в лицо. Я дернулась, уворачиваясь, и наши взгляды на мгновение встретились.

Маг вдруг ругнулся, прошипел что-то на непонятном языке. Пальцы с длинными острыми ногтями сжали свитер у меня на груди.

— Встала! — С неожиданной силой мужчина поднял меня на ноги, дернул за вихры, оттягивая голову назад. Мелькнули усы-жвала, жестокий рот.

Я зажмурилась.

— Глаза открыла! — стиснул он мой подбородок.

Зрачки у мага вспыхнули, загорелись красно-желтым.

— Потрясающе... — выдохнул он, обдав меня запахом мяты и рома. И, кажется, крови.

Я закусила губу, сдерживая всхлип. Колени подгибались, дрожали, и если бы не тихий рокот людей вокруг, нетерпеливое сопение того, кого я обокрала на пароме, не приближающийся полицейский свисток, то было бы слышно, как стучат мои зубы.

Констеблю хватило всего одного взгляда, чтобы узнать мага.

— Ваша светлость, — поклонился он. — Благодарю вас за помощь. Если соблаговолите написать...

— Не соблаговолю. — Глаза мага потухли. Криво улыбаясь, он оттянул шейный платок, продемонстрировав метку Королевского Гончего. — Девчонку я забираю, а вы займитесь ее подельником. Вот им. — Лежащий у стены Джереми был не то без сознания, не то парализован. — Где-то здесь еще один пострадавший, примите показания у него. Доброго дня.

Маг сжал мое плечо, и мир завертелся каруселью портала.

3

[...]

4

Без мага в комнате стало жутко. Щурилась желтыми стекляшками глаз тигриная голова, угрожающе блестели кинжалы в руках танцующих статуэток — казалось, фигурки следят за каждым моим шагом. От чугунной каминной решетки все еще шел жар.

Я закрыла лицо ладонями, не в силах поверить, что все это происходит со мной. Всего восемь часов назад меня избил Арчер, пять — чуть не изнасиловал Джереми. Час прошел с тех пор, как я — чудом ли? — избежала Ньюгейта, и десять минут, как заключила сделку с дьяволом.

И снова, как в тот день, беспомощность и скулящий страх. Только теперь я знаю, что их нужно давить и никому не показывать. И не плакать. У меня снова будет дом. И сад. И розы. Обязательно тускани. [Tuscany, сорт красных роз с бархатными лепестками]

Горячая капля расчертила щеку, упала на воротник.

Я прерывисто вздохнула и приказала себе успокоиться. Лишь бы маг не обманул, лишь бы меня потом отпустили. А сейчас нужно поесть, — оторвала я руки от лица. Пожив на улице, я хорошо усвоила, что нужно есть, пока дают.

Так и не рискнув наступить на тигриную шкуру, я обошла ее по широкой дуге и опустилась на колени перед низким столом, пододвинула поднос. На восьмирукие статуэтки при этом старалась не смотреть.

По серебряным крышкам блюд шла затейливая вязь виноградных лоз с тяжелыми выпуклыми гроздьями — я потрогала их пальцем. Точно такой же узор украшал черенки вилки и ножа, ложку, выплетал косы на сахарнице. Красиво...

В нос ударил ароматный пар — я сняла одну из крышек — и рот моментально наполнился слюной. Крепкий говяжий бульон был похож на янтарное озеро с черными островками гренок — я опустошила горшочек, даже не почувствовав вкуса. Жадно съела шепардский пирог, пальцем собрала с тарелки последние мясные крошки, выпила подряд три чашки чаю с топленым молоком и поняла, что сейчас лопну.

С трудом двигаясь, я оперлась о кресло. От сытости и тепла разморило: веки отяжелели, голова то и дело падала на грудь — я вздрагивала и просыпалась.

Мага все не было. Прошла четверть часа, час. Два. По окну, по балконной двери поползли морозные узоры, за стеклом заплясали снежинки. В углах поселились тени, только зубы оскаленной тигриной головы белели в полумраке. Кажется, даже фосфоресцировали. Я отвернулась и от шкуры, и от статуэток, похожих сейчас на гидр, прижалась щекой к сиденью кресла и закрыла глаза. Как мне думалось — ненадолго, просто чтобы не смотреть на хиндостанских божков, но когда на столик с громким стуком опустилась чашка чая, за окном занимался рассвет.

— Вставай. Переходим через двадцать минут.

Холодная вода для умывания и крепкий, как деготь, напиток взбодрили. Я даже умудрилась отдохнуть, хоть и спала полусидя. Вчерашняя истерика, спровоцированная появлением Сьюзан, побоями и домогательствами, прошла, но страх перед будущим, даже не завтрашним — сегодняшним! — днем, засел глубоко внутри. Я давила его, убеждая себя, что людей хуже Арчера и Безносой просто не бывает.

'Мой друг — неплохой человек'.

— Одевайся, — указал маг на теплые чулки и кофту. Рядом, в коробках, лежал капор, аккуратно сложенное пальто с пушистым воротником и перчатки поверх, у кресла стояли ботинки. Все, в отличие от надетого на мне платья, совсем новое.

— Мистер Уилбер, — спрятала я руки за спину.

— Да? — Маг поднял голову, продолжая перебирать амулеты в шкатулке.

— Сколько времени мне нужно будет провести с вашим другом?

— Недолго, — сказал мужчина, выбирая между гладким кольцом и перстнем.

— Мистер Уилбер...

— Что?

— Я смогу получить рекомендательное письмо? Потом, — быстро добавила я, глядя на вытягивающееся лицо мага.

— Рекомендательное... что? — спросил он, будто ослышался.

— Письмо... Для работы...

— Чтобы ты в первый же день обчистила хозяев? Да еще прикрываясь моим именем? — Между тонкими пальцами засверкали молнии, выбранный перстень вспыхнул зеленым. — Долго думала?

— Я не...

— Не думала? — оборвал меня Уилбер. — Это заметно. Одевайся!

Маг был уже полностью готов к выходу. Плотные брюки, высокие начищенные сапоги, рубашка и теплый свитер — он будто собрался на зимнюю охоту. Выбивалась только клипса с крупной белой жемчужиной на мочке левого уха.

Спрятавшись в ванной, я натянула колючие чулки, закрепила подвязки. Ботинки чуточку жали, в кофте сразу стало жарко. Вернувшись, подхватила пальто, плотный капор с широкими полями и засеменила за Уилбером, запустившим над лестницей блуждающий огонек.

Портреты встретили меня буравчиками глаз и поджатыми, как у мага, губами. Свет бликовал на золоченых рамах, на инкрустации, выхватывал нахмуренные брови и схлопнутые веера, и казалось, напудренные лица поворачиваются мне вслед.

Внизу нас ждал дворецкий; лампы в этот раз не зажигали — видимо, опасаясь разбудить мисс Шелл хлопками, — на высокой тумбе за спиной хиндостанца горела высокая толстая свеча. Молча поклонившись, дворецкий помог надеть пальто — сначала мне, потом Уилберу, подал магу шляпу. Ленты на капоре я завязывала на ощупь.

— К обеду меня не ждите, — сказал маг.

— Да, господин.

Снежное покрывало двора расчертили черные дорожки следов, изо рта при дыхании шел пар. Примыкавший к особняку сад ронял с веток белые искрящиеся пушинки — они вальсировали, то взмывая вверх, то снова опадая. Аккуратные округлые кусты самшита превратились в шары сахарной ваты, решетка ограды за ночь оледенела, и теперь блестела в лучах уличных фонарей. Улицы Уайтчепела в это время уже запружены народом, а здесь — в Вестминстере? или Гринвиче? — только-только просыпаются слуги.

Маг собрал в горсть снег с каменной вазы у входа в особняк, сжал его в кулаке и поморщился, вытер ладонь о рукав.

— Верхом ты, конечно, не ездишь?

— Нет, сэр.

В детстве, в Эденбурге, у меня был пони. Гнедой, с маленькими ушками, длинной мягкой челкой и грустными глазами — мне было стыдно на него садиться. Ему же, наверное, тяжело...