Миша-Мишутка Романов

Местным городовым и другим властям объяснить ситуацию.

Лаврентию, со товарищи, прибыть завтра к воротам. Ну, всё, спать.

С одеждой для всей этой банды, как ни странно, проблем не было.

Старьё братьев было воспринято ими на ура и стоило мне только одной истерики при Матушке.

Неделя ушла на притирку. И вот мы в парке. Я с игрушечной сабелькой.

Сзади марширует, с палками в руках, квадрат 4 на 4.Впереди на дереве Усач

прибил игрушечный щит. Левой, левой, раз, два, три...

Все встречные крестятся.

Глава 3

Территория Российской Империи

Земля. Санкт — Петербург.

01.1881-01.03.1881

Приближалось первое марта. Приближался Екатерининский канал.

Дедушка в принципе мне нравился. Но вот генеральной линии его спасение

не соответствовало.

За январь и февраль мои ребятишки работали в основном филерами и пиарщиками.

Слухи разносили. Теперь каждая собака в столице была наслышана о том,

что душа великого тёзки основателя вселилась в младшего Романова.

Теперь я местная достопримечательность. К нашей армейской базе бегают толпами глазеть.

Это навело на интересную мысль. В первых, издал газету — так не газета — листок.

Усач под письменную гарантию матушки купил дышащую на ладан типографию.

Организовал производство. Сотню в неделю от продажи ежедневной копеечной

"Имперской Правды" теперь имею.

Вторая задумка — трижды ко мне братья в карете приезжали.

Их, в принципе можно и потом, не форсируя. Но можно...

Вышел через самого старшего — Гришку силача на одного народовольца.

Я всё же бывший телохранитель и убийца. На курсах дело "первого марта"

разбирали. Сам потом кое-что почитывал. Заговорщиков знал поимённо.

Так что пару записочек от сочувствующего углём на десятирублёвых купюрах

подкинул. Ни чего конкретного, мол, работаю в охране, но сочувствую делу.

Это их немного напугает, но сведения правдивые.

Будет только одна деза — первого марта. Ко мне на базу в

этот день поедет не мой отец, а братья. Если план сработает,

а я даю где-то четверть шансов, то валить народовольцев придётся всех.

И нить надо тянуть от тех, кто будет нападать на карету возле базы.

Если дело будет только на канале — нужно будет по-тихому снять

того с кем контактировал Гришка. Лучше пожар, чтобы все следы полностью.

А у меня впереди годы и не Ники не Георгий не куда от меня не денутся.

Папашу в этот день я буду беречь от внеплановых глупостей лично.

Он плюс старый реакционер Победоносцев — сохранят для меня империю.

А часы тикают.

День приближается.

Газета моя поёт дифирамбы Освободителю, называет его отцом нации, намекает

что хочет, мол, отменить совсем выкупные платежи за землю. И моего

отца тоже не забывает. О бомбистах, мол, недоноски не на что

не способные турецкие шпионы.

Хотят, мол, Народной неволи и кровавой бани по образцу французской революции.

Ну, вот и день Х.

Утром проснулся в шесть. Начал с гимнастики до семи. Отослал Лаврентия к нашим — готовится.

План был простой — все мои плюс типографские плюс разносчики газет плюс люди усача

собираются на армейской базе. Часам к 10 к АБ подтянутся все — чтобы, если всё пойдёт по плану, взять бомбиста.

Взял в руки сабельку, любовно заточенную Оруженосцевым до остроты скальпеля.

Голову отрубить с одного удара нельзя, а вот палец — вполне. Заглянул в окно.

Снег падает в зелёной тиши парка кровавыми хлопьями. Встряхнул головой—

-нет, ну привидится такая чушь.

Снег скоро должен кончится. Во всяком случае при покушении снегопада точно не было.

Вспомнил как, проснувшись, заглянул в глаза Лаврентия — страха там не было

только преданность.

Вошёл дядька усач — вот этот ни чего не знает, но дергается. Чует что-то.

Повязку теребит. У него, Лаврентия и у всех остальных моих повязка на правом плече

на чёрном фоне золотое солнце —

пересечённое серебристой детской сабелькой. И девиз — Вернём Россию.

Ну что — время скоро ни чего не смогу остановить даже Я.сейчас ещё

в силах — но не буду. Стрелки забиты.

Братьев я заманил просто — ещё две недели назад объявил учение своей

дружины.

Драку на палках с местной уличной шайкой.

Восемь парней от пятнадцати до восемнадцати лет.

Одежду им подкинул, червонец дал. И пообещал ещё десять, если побьют моих ребят.

И для народа вчера в Правде рекламку тиснул.

А братья всё через мать узнали — загорелись посмотреть. Примчатся обязательно.

И карета единственная для них осталась — легкая. У другой колесо чинят,

но она другого цвета. В записке для Воли я описал первую.

С отцом решил не оставаться не маленький он. Даст бог выживет.

С дедом всё по плану. Он уже выехал, ну и мне пора. Начнем, помолясь.

Усач посадил впереди себя на коня. По дороге ещё раз обдумываю план засады — три места.

3десь карета почти останавливается. Ну что, всё тихо. До времени

перевода стрелок два часа. Решил проводить акцию в одиннадцать.

Вот я и на месте. Толпа на пустыре недалеко от дома — уже подтягивается.

Взял у Усача часы — полчаса до начала. Сутолока.

Лаврентия я отослал к точке два, очень мне она понравилась. В прошлом

был случай — с парой несогласных адыгов разбирался бомбой — бабушкой

нынешних пиротехников — РПГ-1 называлась. Широкий рулон скотча,

веревочка, граната под машину — дешево и сердито. И там тоже остановился на точке

два — а ведь могли до тех девок в этот день и не поехать. Но место было удобным.

Смотрю на часы — до боя двадцать минут. Нет, к бою я готовился,

ребята так вообще уверены в победе. Но победа в этой крысиной драке меня не интересует.

Я жду взрыва и Лаврентия. Он должен взять бомбиста — арбалетом.

Арбалет он с Гришкой изготовил в тайне от других наших.

Стреляет коротким тупым болтом. Не убивает, но вырубает начисто.

Вот он на чердаке рядом там и ждет. Хорошее место — сам пристреливал.

Есть контакт. Все разворачиваются в сторону взрыва. Многие ничего не

понимают — но не мой эскорт. Те, сразу, бегут к лошадям.

Мы — один казак, несостоявшиеся противники, моя банда — бежим в ту же сторону.

Да этот казак не усач как куль с картошкой меня несет. Уха у него нет — правого.

На полдороге сзади из проулка выскакивает Лаврентий. Кивает два раза — значит, стрелу подобрал.

Великолепно — а, поди, ты сработало, не дал бы и рубля за этот план.

Подбегаем — карета на боку. Рядом копошатся казаки. Кого-то вытаскивают из кареты.

Человек пять держит под руки бомбиста-гимназиста.

Подбегаю к телам. Григорий, брат мой пусть земля будет тебе пухом.

А Николя — живучий зараза. Глаза только нет одного, и посекло сильно.

Ну ладно — один не двое — но тоже ничего, пора играть.

Рву на себе волосёнки, Мишутка Григория любил, хватаю шашку.

Ору, кто меня любит — со мной. Бежим к пятёрке казаков с террористом,

усач бежит справа, Лаврентий слева.

Давим сопротивление силой, без боя. Просто я киваю Усачу и он с другими

казаками просто вырывают парня.

Я спрашиваю таким писклявым ментовским голоском — имя, фамилия.

Удивлён, потом узнал эмблему, сплюнул. Попал мне на штанишки, зараза.

Командую — на колени его. Ставят. Гришка-силач и ёще пара ребят тащат колоду.

Не большую — из ближайшей поленницы. Ложат руку парня. Тот что-то понял —

упрямится. У нас с Лаврентием это обговорено. Бьёт палкой по костяшкам.

Ещё раз. Разжал на мгновение кулак — сразу рубанул. Два пальца долой. Шок.

Кулак даже сжать забыл. Смотрю на казаков, бледные, но держат крепко.

Ещё взмах. Большой палец. Пытается поджать остальные. Рублю грязно —

то есть безымянный и мизинец долой — но счастью кисти.

Отдаю сабельку Лаврентию, он счищает снегом кровь, достает точило.

Вжик, вжик.

Велю перевязать. Чем-то руку ему перематывают. Один из казаков достаёт

Из-за пазухи фляжку — выливает на кисть.

Вжик, вжик.

Проходит пара минут — вроде взгляд у парня просветлел. Орет поменьше.

Посмотри, говорю, на карету. Глядит. Показываю на вторую руку — говорю —

следящая. Потом ноги. Потом портки сниму, чай там тоже палец имеется.

И руку другой себе в локте сгибаю для ясности. Имя, фамилия.

молчит. Говорю Усачу — Вторую руку. Орет, скажу, всё скажу.

Говорю, скажешь, всё скажешь. Беру у Лаврентия сабельку и повторяю операцию.

Повторяю потом ноги, потом сам знаешь.

Мать спрашиваю, есть аль сестрёнка, по глазам вижу что есть.

Отдам, говорю своим на потеху, потом сделаю то же что и с тобой. Так что говори побыстрее.

С пол часа я его слушал, Лаврентий и один из пацанят рядом были — тоже слушали.

У них из всех наших, после меня, лучшая память, особенно у Ваньки. Ивана нашего Сусанина.

Это я ему такую фамилию выправил, мол, врагов моих будет сусанить, восьмилетка.

Память — короче — зверь.

Вжик, вжик.

Задаю под эту музыку вопросы, вроде не врёт.

Про те адреса, что я знаю, сказал и что не знаю пару выложил. Живенько парень колется.

Усач, услышав про государя, бледнеет.

Своим бывшим противникам говорю — давайте студента и на базу.

Лаврентия с одним казаком во дворец за грамотной няней, принадлежностями для письма и подмогой.

Рядом казаков тридцать не занятых работой.

Разделяю на тройки. Ванька сообщает адреса. Выбираю из пацанов, тех кто

знает конкретные адреса, если народовольцы будут драпать.

Сообщаю приметы. Приказываю сразу без разговоров в лоб давать и связанных на базу.

Ну, всё я на базе. Появляется Усач с новостями.

С дедом всё по плану — при смерти. Велю Усачу быть рядом с отцом — мол, раз

деда достали то и его могут. Студент ведь признался, что думал тот в карете.

Попросил прислать мне толковых людей из охранки. Ускакал.

Прибывает одна из троек — удачно. Беру сабельку и по схеме.

Рядом студент беспалый — так что всё скоренько и без шуток.

Прибавляю ещё адресок. Отсылаю тройку на новый адрес.

Приезжают, колются, отсылаю по другим адресам — конвоир, короче.

Приехали три жандарма — смотрят на меня как на тибетского Будду.

Или ламу, короче не знаю, как у них там называется.

Один, по пузу видно, начальник — вякнул, мол, я не прав и он берёт расследование в свои руки.

Кивнул казакам — без слов взяли и на колени. Провел тыльной стороной на бровями, сабелька там чуть измазана в двухнедельном дерьме,

и за порог — в снег.

Повернулся к остальным, спрашиваю, будем работать, те кивают.

Подрядил жандармов отчёты их менторские писать, мол, чистосердечно такой-то

признался в содееном, и прочая лабуда.

Теперь стараюсь, если клиент грамотен, пишущую руку ему или ей не портить.

Что бы под протоколом расписывались. К одиннадцати вечера взяли всех кроме одного.

Ушел. Ну, пусть побегает.

Спать.

Глава 4

Территория Российской Империи

Земля. Санкт — Петербург.

01.03.1881— 12.03.1881

Утро. Холод.

Странно — топят у нас во дворце вроде хорошо.

Нет, я не во дворце — свет слишком мутный — я на базе.

Вчера вроде всё по плану было. Что же я упустил?

Отец — теперь он главный.

Так, мои безрукие трофеи, количеством 15 душ, заперты напротив.

Вчера заплатил родственникам моего арендатора 50р. Все дружно смылись к другим родственникам.

Оставили мне прекрасную тюрьму.

Встаю, вывожу всех кто в доме во двор. Во дворе уже эскорт — оперативно.

Подсадили меня к Усачу. Приказал забрать трофеи и бумаги тоже. Лаврентия со товарищи отправил своим ходом.

Вот и дворец. Зал. Какие-то толстые крутые рожи в мундирах.

Дед, говорят, только час назад представился. Тушу убитого медведя похоронная комиссия делит.

Мои парни втолкнули в зал народовольцев. Посадили меня на стол, положили передо мной подписанные признания.

Киваю одному из бомбистов. Колется, бледнея, по полной, всё как оговорено.

Я ему жизнь обещал, приватно конечно. Сабельку глажу, когда запинается. Киваю, мол, стой.

Беру ту из бумаг, которую он только что озвучил. Даю ближайшему дядьке,

Говорю, передай отцу. Передает по цепочке, мельком взглянув.

Передаю остальные — читайте, мол, господа хорошие.

А сам сажусь по-турецки с таким видом, что могу и просидеть хоть век не сдвинусь.

Сижу глазёнками на всех сверкаю, сабельку из ножен вынул и перед собой положил.

Вот заговорили, зашушукались, цвет нации. На меня типа внимания ноль.

Ну ладно, звонким голоском говорю Усачу — как, мол, поставлены поиски беглого народовольца.

Усач что-то бормочет. Отец на меня смотрит, у него затравленный взгляд.

Я ему говорю — всю семью потерять хочешь?

Враг государев — один из подлых убийц на свободе. А ты сидишь, разговоры разговариваешь?

Усачу и команде приказываю — держите бандитов. На колени их матёрых.

Одного, тот, что говорил много, по горлышку. Спрашиваю — где же друг ваш сердешный?

А, чтобы память подстегнуть поворачиваюсь к усачу. Говорю, а сходи-ка милый друг, к

двум моим жандармам — пусть узнают имена всех их родственников.

Дедов ихних, детей ихних. И, улыбаясь, с сабельки кровь стряхиваю.

Не успел он до дверей дойти, все 14 разом вспоминать стали, один громче другого.

Все дружно сошлись во мнении, что мог побежать к бабе своей — Агрепине.

Усачу говорю, пошли троих проверить, не соврали, ироды?

Поворачиваюсь к безрукой братии, смотрят со страхом и надеждой, мол, рассказали всё.

Говорю, ладно верю. И взмахиваю сабелькой по количеству комбатантов противника.

Усачу говорю — сведения готовь на всех их родственников. Это я так сказал для понта — сведения

на всех ещё вчера подбиты.

Усачу говорю — подсади на стол. Прошелся до отца. Тот в шоке на сабельку смотрит.

Я ему под нос пять бумажек на подпись — ну он их и подписал.

Сверху там бумага лежала к казначею на 1000 червонцев — сказал ему, что, мол, моих людей поощрить надо

за работу, а остальные паровозиком — чуть сдвигая верхний лист.

Как пятую подписал, хотел прочесть я документы, цапнул и в папочку —

зелененькую. Усачу говорю, снимай. Слез со стола — всем по-доброму киваю — говорите, мол, дальше без меня.

Пошёл я 10000 расходовать. Прибыл на базу с деньгами, отдал команду.

Завертелось где пожар, где несчастный случай, где ограбление.

К вечеру в городе шесть адресов неподчищенными остались.

Отравил по каждому адресу самых ответственных, из своих, в масках.

Так что к утру город мои ночные братья — это 16 моих,8 тех которые палками нас отлупить хотели,

и 10 волков постарше. Троих из мальцов отправил в уездные городки

дал им для понту по паре казаков, но и действовать приказал самим.

За Володей Ульяновым Гришку послал. Пусть земля будет тебе пухом

несбывшийся вождь народов. Троим, раздал по штуке на расходы