Дочь фаворита Елизаветы.

Войдя в небольшую каморку, служившую ему кабинетом, Степан Фёдорович составил послание. Писать и читать он выучился вместе с барином, будучи его дядькой. Не то, чтобы писал он быстро, но старательно и доходчиво. В комнате внизу спал скороход Тимоха, этот дюжий двадцатилетний увалень, который в наш век обязательно стал бы пожарным, всему на свете предпочитал сон. Зато разбуди его в любое время и дай ему послание, с приказом вручить точно в руки, вмиг справиться.

Тимоха, получив послание, побежал по знакомому адресу. Последние два года он бывал здесь, не то, чтобы часто, но и не редко. За туповатой Тимохиной физиономией жил недюжинный, но чрезвычайно ленивый ум, а так же великолепная память. Он знал, например, правда исключительно по слухам, что адресат его, человек сугубо учённый, Академик. По тем же слухам, коим во все века верили на порядок выше официальной пропаганды, отцом Михайло Васильевича Ломоносова был царь Пётр.

Как уже было сказано, ежели поспать всё равно не дают, бежав рысью, со свитком в руке, Тимоха мог предаваться тому, что в наше время назвали бы "разбором полётов" или аналитическим мышлением. Так вот, сопоставив известные ему версии происхождения академика, в Петра, как отца будущего великого учённого, он верил. Этому способствовало то, что по всем слухам, кроме Михайло, у Холмогорского черносошного крестьянина Василия Дорофеевича Ломоносова, детей не было, хотя пережил он трёх жён.

Жил он в доме у дяди до тридцати лет и, хотя достался ему от отца надел в 34 сажени, отделяться от дяди не спешил. Но был в ту пору рядом с Холмогорами царь Пётр, в 1710 провёл он на строительстве корабля целых два месяца безвылазно. И приглянулась ему сиротка, отец которой, дьякон села Николаевские Матигоры, почил прошлым годом. Кто царю отказать может? Мало таких людишек. О том, что байстрюк у него ещё один скоро появиться, Пётр узнал из письма настоятеля Антониево-Сийского монастыря под Холмогорами, куда и перебралась сиротка, являясь дальней роднёй предстоятелю. В ответном письме Пётр приказал особо не распространяться, но разрешил истратить немного монастырских денег "чтобы лоботрясом не вырос и делу выучился".

Творческое переосмысление прочитанного вылилось в визит предстоятеля к его давнему знакомцу с детских лет Луке Леонтьевичу Ломоносову. Визит этот был давно ожидаем обеими стариками коим перевалило за шестой десяток. Взял он, как всегда, подарки другу и семье его: жене Матроне, сыну Ивану, двум дочерям Марье и Татьяне. Изготовили их в находящейся тут же при монастыре школе иконной живописи. Будь сыну Ивану не двенадцать, а, хотя бы, пятнадцать... Был бы у нас не Михайло Васильевич, а Михайло Иванович...

К счастью для потомков Иван Лукич отцом петровского байстрюка не стал, выпала эта честь племяннику Луки Леонтьевича Василию Дорофеевичу. в семье, да и в округе, уже во всю гулял слух, что детородное хозяйство Василий застудил. Работать оно работало, вот только детей уже не давало. Так что к позднему вечеру, оставшись втроём, дядя, племянник и предстоятель заключили сделку. И, о чудо! Милости посыпались как из рога изобилия! К рождению сына Василия Дорофеевича Ломоносова, женатого на Елене Ивановне, в девичестве Сивковой, стараниями растрясённой мошны монастырской братии, стояло крепкое хозяйство.

Поставил Василия Дорофеевич, как положено крепкому хозяину, дом: избу, клеть, сарай для скота, овин, крытое гумно, хлебный амбар, баню. Кроме того, вырыл на дворе небольшой пруд для рыбы (единственный на Курострове). Он теперь владел пахотной землей, рыбными промыслами на Мурманском побережье. Через пару лет, опять же не без божьей помощи, через пять лет, он первый из жителей сего края состроил и по-европейски оснастил на реке Двине, под своим селением, галиот и прозвал его Чайкою, ходил на нем по сей реке, Белому морю и по Северному океану для рыбных промыслов и из найму возил разные запасы, казенные и частных людей, от города Архангельска в Пустозерск, Соловецкий монастырь, Колу, Кильдин, по берегам Лапландии, Семояди и на реку Мезень.

С детства будущий Академик был не похож на окрестных мальчишек, а почему так, не ведал. Слух о его истинном происхождении настиг его гораздо позже, в Москве, и чуть не привёл к смертоубийству. Духовник Петра, Феофан Прокопович, на последней исповеди царя, дал тому слово, ежели что, помочь своему холмогорскому байстрюку. Он и помог, вывез из селения тайно желающего учиться недоросля, выбил ему стипендию в Москве. Когда, на второй год обучения, сокашники узнали о происхождении "дылды", тоже уберёг. Терпеть возле себя посмешище мальцы были ещё согласны, а вот Байстрюка Петровича... Подговорили своих дядек и братьев из местных, но, к счастью, один из "народных мстителей" по пьяни проболтался. Феофану Прокоповичу, глава Синода, не сплоховал. Не доводя до греха, отправил Михаила в Киев, а после в Петербург.

Несчастливыми сороковыми Михайло Васильевич был обязан смерти своего покровителя, но выдюжил, не прогнулся перед немчурой, за что скороход Тимоха его искренне уважал. И вот как уже два года Академик Ломоносов стал непотопляем, потому, что заручился в своих планах поддержкой всемогущего Фаворита. Чего изволите Иван Иванович? Часы новые с механикой? Али другое чудо? Нет, захотел Иван Шувалов Московский Университет построить. Остаться, как говориться в памяти потомков.

А проект, досконально проработанный Ломоносовым, принёс на подпись своей Высочайшей покровительнице. Сказывают, что Шувалов нарочно выбрал этот день для поднесения государыне проекта; 12 января, на память св. великомученицы Татьяны, была именинница мать его: он хотел обрадовать ее новым назначением своим в должность куратора русского университета.

Намаявшись, нашёл Тимоха адресата лишь к трём часам дня. Снабжённый наказом и деньгами, он не слушая академика, тут же нанял извозчика, и, меньше чем через час, плотно поев, видел очередной сон. Степан же Фёдорович не прогадал. К приходу Михайло Васильевича боярышня проснулась, и с готовностью показала странному дяде, с трясущимися, как в лихорадке руками, возможности сотового телефона.

Правда, тут надо оговориться, мелодии она менять ещё не умела, но вот картинки уже научилась. До восьми вечера, когда подтянулись к столу братья Шуваловы, Михайло Васильевич уже знал, кто такой Шрек, единый в трёх частях, чем орки отличаются от гоблинов и узнал Правдивую Историю Красной Шапочки. Наводящие вопросы Михайло Васильевича были точны, отработанна эта точность была на целом поколении студентов. Сделанные им выводы были недалеки от реальности.

Немного не учёл он ёмкость батарей не новой Нокии. Когда он демонстрировал на остатках аккумулятора возможности телефона, из ста картинок мультяшных героев успели изобразиться только пять. После он показал так же самописное прозрачное перо, и блокнотик , найденные в кармане у девочки. Она сама сидела в соседней комнате, удалённая туда, после ответов на вопросы присутствующих.

Надобно сказать, что в тот вечер за столом собралось четверо очень подходящих ситуации людей. Первый был учённым, он пояснил потенциальную полезность Наташи, ведь даже из детских сказаний будущего он многое почерпнул для себя. Вторым был Иван Иванович Шувалов, бессменный Фаворит Императрицы в последние 6 лет. Почти бессребреник, доказав неоднократно личную преданность императрице. Третьим был его брат Пётр, редкий мздоимец, но и редкий организатор. Будь то военное производство, или собственные коммерческие предприятия, он всё доводил до конца. И не его вина, что тратил он быстрее, чем зарабатывал.

Последним был брат Саша, с 1746 года начальник Тайной розыскных дел канцелярии. Это КГБ тамошнее, с сильным богословским уклоном. На работе Александр Иванович не "горел", предпочитая заниматься коммерцией. Узнавая о махинациях какого-либо купца-однолошадника, то есть купца всего с одним кораблём и плохоньким покровительством, он предлагал оное уже от себя. Весу в нём было поболее, чем в управляющем брата, поэтому и брал он четверть.

К полуночи, когда Наташа уже давно уснула, спор начал стихать. Пётр, захвативший инициативу, продавил, всё же, своё решение. Государыне-Матушке пока молчок. Пару лучших работников из ведомства Александра Ивановича дать в помощь Степану Фёдоровичу. Наташа становиться внебрачной дочерью Шувалова, имя родительницы, обязательно из хорошего, но обедневшего и почти угасшего рода, подберут в архивах Тайной Канцелярии.

Далее было решено, что дальнейшее предприятие по использованию информации "оттуда" должно быть коммерческим. Пётр сейчас испытывал большие трудности с подготовкой хорошей артиллерии, так что "при раскрытии заговора молчания" готов был взять "всё на себя". Мол, ради блага отечества, ради лучших пушек. Под "благое дело" Пётр брал на будущее товарищество ссуду в сто тысяч у контролируемого им Дворянского банка. На него произвела неизгладимое впечатление "молния" на джинсовой курточке. После того, как Михайло Васильевич осмотрел эту вещь, и сказал, что сделать такую вещь быстро под силу лишь мастерам Петербургской Академии.

Так что постановили, что "Кумпанейство по производству разностей для украшение платьев и не только", с утра начнёт действовать. Каждому из братьев в нём доля по 3 десятых, у Михайло Васильевича одна. В начале, пока не погасят первую ссуду, на военном казённом заводике, который продадут товариществу за гроши, как сгоревший, начнется выпуск "молний" из золота и серебра. Делаться всё будет силами мастеров Петербургской Академии, и других златокузнецов, купленных и переманенных. Свою долю в предприятии Иван Иванович согласился взять лишь после того, как ему предложили тратить все будущие прибыли на благоустройство Московского Университета.

Пока же Ломоносову надлежит получить у "Натальи Шуваловой" как можно больше сведений, чтобы на деньги, полученные от производства "молний", делать "пушки будущего". Последний вопрос поднял Михайло Васильевич, справедливо заметив, что гешефт с мастеров Академии сейчас имеет лишь его давний недруг Шумахер с родственниками. Тут уже дело было сложнее, но рассудили, что "виновных" сначала надо арестовать, а уж удержать их "в тёмной" подальше от университета, Шуваловым веса хватит.

Дочь фаворита Елизаветы Глава 2

В ней читатель узнает о многом, в том числе о паре кастрюль и что Бисмарк всегда прав. А так же о том, что хорошее вино, это не только гордость Франции, но и скрытое психологическое оружие лягушатников.

Вот так, незаметно, дорогие мои читатели, и подкралось утро следующего дня. Все четверо "заговорщиков заночевали здесь же, на Невском, но с утра разлетелись по оговоренным вчера делам.

Академик поехал домой, но в полдень должен был вернуться обратно с семьёй. Так как дочь Михайло Васильевича по годам годилась в подруги нашей "Гостье из будущего", то было решено, что Ломоносовы поживут во дворце "пока не надоест". В Академию было решено сегодня не соваться, так как имеющих значение научное событий там не будет. Там, если всё получиться, там будет править бал не слово "Знание", а "Слово и дело".

Иван Иванович, наш любезный хозяин, первым делом подарил "за труды" своему управляющему полтора десятка червонцев, которые завалялись у него в кошеле, ожидая момента, когда бы ими осчастливили какого-либо начинающего художника. После он, слегка перекусив, направил свои стопы к подножию трона, так как неофициальная должность фаворита не позволяла ему надолго удаляться от взора Государыни-матушки.

Петр Иванович отъехал "на битву" в приподнятом настроении. Что бы ни говорили об этом выжиге, а небольшие аппаратные интриги с хорошими дивидендами после он обожал. Сегодня ему предстояло не допустить к "академическому вопросу" ни Воронцова ни Бестужева, до момента "добровольного признания" подследственных. Разумовских опасаться не стоило, ибо они до сих пор, всем кланом, переваривали своё богатство, и в политику старались не лезть. Кирилл Разумовский так и останется президентом Академии, так же как раньше будет просто "зицпредседателем", просто красивой вывеской. Хозяйственная власть должна перейти Ломоносову и осуществляться им через нескольких более-менее честных людишек, коли таких не найдётся, их подкинет Александр Иванович из своего ведомства.

Сам же начальник Тайной канцелярии "горел с утра на работе". Что бы не говорили об этом угрюмом субъекте, прежде всего на свете он ценил не деньг, а "семейные ценности". Что это означает? Маму так любил? Или Папу? И маму, и папу, и братьев, в общем, весь "Семейный Клан". И если семья сказала "надо", то остановить любезного Чекиста в отстаивании её нужд не могло остановить и второе пришествие. Безусловно, присутствовали в нём и меркантильные мысли, так как если удастся сделать в России модными эти новые женские "безделушки", то курируемые им купцы первыми получат сверхприбыли "за кордоном".

Но вернёмся к нашей Наташе. Как только она 2изволила встать и спросить маму", перед ней возникла жена управляющего, Серафима Егоровна. Она "совершенно случайно" спряталась в одной из комнат недалеко от кабинета и, напрягая слух, различила лишь пару фраз. Но одно из сказанного, а именно: "Дочь Вани", было понято ей однозначно и воспринято, как руководство к действию. Более того, с утра, хотя "большая четвёрка" ещё не кому ни сказала о своём решении "удочерить" блудную "Алису Селезнёву", о её новом статусе уже знал весь дворец. Кто проболтался? Серафима Егоровна? Или другие уши услышали им не предназначавшееся? Нет. Просто весь вчерашний день по дворцу ходила "закваска слухов" о новой девочке, слухов было несколько. А полуночные распоряжения Серафимы Егоровны окончательно склонили чашу весов к варианту "пропавшая дочь". И дальше народное мифотворчество пошло развиваться в этом направлении...

Так вот, о Наташе. Проснулась она, кровать незнакомая, мамы рядом нет. Подумала, не заплакать ли? Но решила, что она уже большая девочка. А когда тётя нарядила её в платье, как во второй части "Принцессы-Лебедя", плакать ей вовсе расхотелось. Экскурсия по дворцу прошла "на Ура", все вокруг внимали замечаниям молодой госпожи. Дракона на дворцовой верхотуре она, правда, не нашла, но зато нашла ведьму в подвале. Старая прачка чуть не грохнулась в обморок, когда этот румяный ангел с радостным криком: "Нашла!", застыл рядом. За её спиной возникла всё пребывающая свита любопытных. Старая женщина, потерявшая в петровских войнах двух сыновей и мужа, окончательно уверилась, что будет немедленно выброшена на улицу и зимы уж точно не переживёт.

Но молодая госпожа, подозрительно оглядев прачечную, задала жене управляющего сакраментальный вопрос. Какой Вы думаете? О погоде поинтересовалась? А может о ценах на сено? Нет, её мозг был занят более приземлёнными материями. Вопрос был таков: "Почему она одета не во всё чёрное, и где её волшебная палочка?". Бабка Анюта ничего не поняла, Серафима Егоровна то же. Но Наташа, давно привыкшая к тупости взрослых, и к тому, что её задумок ни кто сразу же не понимает даже среди сверстников, разложила всё по полочкам. Замок есть? Есть. Дракона не? Нет. Зато есть Ведьма! Так что через полчаса они сидели втроём с Анной Степановной и Серафимой Егоровной в малой гостиной, и пили чай. Баба Аня, ой, простите, уже Анна Сергеевна, была одета теперь во всё чёрное, присутствовал и её "волшебный инструмент". Палочка сея, которую дворня в порыве вдохновения от рёва Серафимы Егоровны "нашла немедля", была явно вынута из какого-то предмета мебели.