Именно поэтому Манчи не мог поступить со здешними городами так же, как и с имперскими крепостями. Царство Юнь нуждалось в этих городах, нуждалось в их жителях, в крестьянах и мастерах, которые смогли бы на первых порах сохранить наследие имперского владычества и влиться в состав единого народа юнь.
Впрочем, речь шла только о простонародье. Имперская поместная знать энь-гун, военная элита и торговые дома должны были быть уничтожены, и это предрекало судьбу Циндао, древней резиденции рода Юэ, и, конечно же, Таури, города островов и каналов. Морская база Южной эскадры, где также располагалось одно из знаменитых училищ хайтинов, должна была быть уничтожена полностью и без остатка. Только ее падение обусловило бы полную и безоговорочную победу в этом походе. Но сказать проще, чем сделать, и еще во время подготовки к вторжению генерал Манчи изначально предполагал, что в этом конкретном случае дело не обойдется без длительной осады и блокады с моря. Другие крепости и крупные поселения имперского юга тоже заслуживали должного внимания, и потому цели для каждой из шести армий были определены отдельно.
Дробление сил было бы опасно в другой ситуации, но Юнь прекрасно понимал, что у Империи сейчас просто нет достаточного числа наличных сил, чтобы противопоставить хоть что-то его собственным войсками. Хотя разгоравшаяся междоусобица на закатной границе и завершилась мирными переговорами, имперские псы оттянули туда слишком много солдат. Куда больше стоило опасаться вольных крестьян, чья непочтительность к правам высших каст, могла подвигнуть их на всякую недостойную глупость. Дабы избежать возможных атак на тыловые обозы и разведывательные отряды, Манчи разработал для каждой армии свой порядок движения и контроля над территорией, чтобы не опасаться случайных выступлений поданных Единого Правителя, кипящих ненавистью к "подлым захватчикам".
И все-таки силы генерала представляли слишком удобную цель для удара, и Юнь искренне надеялся, что не все полководцы врага окажутся такими же холоднокровными, как и он сам. Соблазн собрать гарнизоны и ополчение внутренних провинций, ударить по копошащемуся на юге противнику, смешать его планы, бить войска по отдельности — нет, Манчи вынужден был признаться, что и сам не устоял бы против такого искушения.
Он ждал этого хода — стремительного и яростного удара, который поначалу добился бы тех результатов, что так желали имперские командиры, а затем был бы встречен жестким фронтальным "блоком" одной из двух армий, которые командующий Юнь пока что берег в резерве. Седьмая и восьмая группа войск, они были собраны в тайне даже от некоторых членов генерального штаба, передвигались лишь в арьергардах других армий, числились тыловыми частями и пока усиленно играли роль тех сил, которым предстояло сформировать гарнизоны в уже занятых землях. Они действительно могли ими стать, если приманка, подброшенная имперским военачальникам, не вызовет у тех интереса. Но если все-таки вызовет...
Потеря любой отдельной группы ничего не значила. Врага, рвущегося к Таури или к Циндао, встретила бы одна из "скрытых" армий. После чего вторая ринулась бы на север в ставшие беззащитными Маннай и Фуокан, чтобы сеять пламя и разрушение. Возможно, этот грабительский рейд позволил бы им добраться до границ самой древней Хэйан, впервые побеспокоив столичную провинцию Империи вражеским вторжением со времен последнего Единого Правителя династии Цы. Но это был, конечно, самый удачный и оптимистичный вариант, хотя и разорения нескольких центральных провинций было бы достаточно для того, чтобы государство противника не смогло бы так скоро оправиться.
Генерал медленно передвинул по карте пару фишек. Диспозиция выкладывалась в идеальную картину, которую он когда-то давно представлял себе лишь умозрительно. Юнь подготовился ко всему, и ждал теперь ответного хода. Только одно беспокоило Манчи, и с этим вопросом он сам ничего не мог пока поделать.
Вести из вражеской столицы уже добрались до этих мест. Военный переворот устроенный тайпэнто Мори прогорел. В буквальном смысле. И роль тайпэна Ли Ханя заметно подчеркивалась во всех слухах и домыслах, что гуляли относительно того, что же на самом деле случилось в тронном зале Золотого Дворца. Никогда прежде Юнь еще не приходилось состязаться с полководцем, умеющим подчинять себе демонов и заживо сжигать своих оппонентов в черном пламени карающего огня. И он не знал, чего именно следует опасаться. Досье на Ли Ханя, представленное расторопными ребятами Фанга, содержало на удивление мало информации. Историю о том, как юный дзи оказался на месте своего хозяина и спас целый город, Манчи слышал и раньше. Во всем южном царстве трудно было бы найти того, кто ее не слышал. На подмостках Ляоляна уже даже репетировалась пьеса, посвященная тем событиям, а откровенные истории о похождениях бесстрашного юноши пересказывались шепотом на женской половине каждого знатного дома. Но и не меньшей популярностью среди молодых юнь пользовались и рассказы о ручных къёкецуки Ханя. Причем о прекрасных и смертоносных демонах куда чаще заводили разговор в тесных мужских компаниях после изрядной порции осхе или пшеничного пива.
Действия молодого тайпэна не позволили Нефритовому Трону оказаться в пучине анархии и хаоса внутренней смуты. Центральное правительство Империи, главный узел той самой великолепной бюрократической машины, что держала в своих руках всю эту гигантскую страну, остался в целости и сохранности. Закатная армия тайпэна Кара Суня возвращалась, а передовые ертаулы манеритов и тиданей вообще могли оказаться в Нееро уже через несколько недель. Это было опасно, но лишь в том случае, если Манчи не успеет реализовать свое текущее преимущество в численности и быстроте. Легкая кавалерия степняков серьезный противник в поле, но она не может штурмовать бастионы, защищенные лучниками и метательными машинами.
С другой стороны, так или иначе, тайпэн Ли Хань был обязан еще проявить себя в предстоящих боевых действиях, и генерал Манчи не собирался совсем уж ничего не предпринимать по этому поводу. Письма к царскому двору, в генеральный штаб и сразу двум поверенным тайного совета были уже отравлены, а в них потомок прославленного рода излагал свои опасения, ничуть не кривя душой, и с полным основанием требовал оказать ему помощь в решении этой проблемы. Юнь было все равно, кого привлекут для этого дела — придворных чародеев, наемных убийц, разведчиков Фанга или кого-то еще. Главное, генерал хотел быть уверен, что никто и ничто не помешает разыграть эту партию так, как будет нужно только ему одному.
Лучи восходящего солнца бросили первые пятна света на стены походной палатки Манчи, и полководец радостно улыбнулся наступлению нового дня. Лето только вступало в свои права, и до первых снегов оставалось достаточно времени, чтобы исполнить то, что он клятвенно обещал правителям Юнь посреди небывалой роскоши парадного зала ляоляньской резиденции правящего дома. Если все сложится успешно, то свое следующее лето генерал Манчи планировал встретить уже на дороге к имперской столице.
Глава 1.
В ночные часы большинство улиц древнего города, несмотря на яркое освещение, были достаточно немноголюдны. Исключение составляли лишь кварталы развлечений, принадлежавшие торговым кланам, и парки в районах, примыкавших к центру столицы. В подобных местах время под звездами безраздельно принадлежало закусочным, чайным, театрам, цирковым аренам, и, конечно же, публичным и игорным домам. А изменить этот порядок, установившийся столетия назад, уже давно не могли ни война, ни эпидемия, ни самая разрушительная природная катастрофа. Казалось, в этом даже заключается часть той воспетой поэтами незыблемости и монолитности, которая всегда ассоциировалась у жителей имперских провинций с самим именем величественной Хэйан-кё.
Южные ворота Медного Тигра запирались каждый день сразу после заката, а их стража в последние недели была особенно строга и бдительна. Недавнее нападение отряда бандитов, затронувшее ворота Бронзовой Черепахи и прилегающий к ним квартал Инаса, где массово селились чужеземные торговцы, еще было очень свежо в памяти у офицеров столичного гарнизона. Мятеж проклятого тайпэнто Мори, окончившийся по милости предков небесным воздаянием предателю, тоже не давал хранителям городского спокойствия лишних поводов для небрежения своими обязанностями. Так что не было ничего удивительно, что припозднившегося всадника, подъехавшего в поздних сумерках к огромной каменной арке, прячущейся в глубине многоярусного барбакана, встретили грубым окриком и десятками стальных наконечников стрел, смотревших на одинокую фигуру из многочисленных узких бойниц.
Отношение караульных мгновенно переменилось, едва в желтом свете фонарей сверкнула бледно-молочными отсветами полированная нефритовая пластина. Аккуратные темные иероглифы, что украшали поверхность камня, были вытравлены кислотой и заполнены особым лаком, секрет которого в Империи знали писцы лишь только одной организации. Красные прожилки, появлявшиеся на черных черточках при застывании редкого состава, были таким же бессменным атрибутом тайной императорской службы, как и черные восковые печати с "пустыми" гербами, украшавшие донесения и доклады всех ее наблюдателей.
Гулкий цокот подков по булыжной мостовой быстро потонул в других звуках, едва всадник промчался под гранитными сводами и свернул на один из малых императорских проездов, что, подобно знаменитому Юсудзаки О-ки, вел к древней площади Цы-Сэн и священному Кругу Предков. Протянувшись на карте города идеально прямыми линиями, эти улицы делили столицу на четыре неровных части, но только Юсудзаки О-ки имел свое собственное название, а другие так и оставалась по сей день безымянными. Гонец Всевидящего Ока направлялся сейчас в самое сердце Единого Государства, и последним препятствиям на его пути была череда коротких задержек, случавшихся у кордонов из деревянных рогаток, с некоторых пор появлявшихся теперь на улицах с заходом солнца.
В то же самое время в одном из совещательных залов, спрятанных в недрах Золотого Дворца, шесть человек и существо, не имевшее ничего общего с природой плотского мира, рассматривали "южный" участок гигантского макета, представлявшего собой невероятно точную и детализированную карту самого большого известного государства, существовавшего на сегодняшний день. Стены помещения, где проходило собрание, были отделаны чайным шелком и панелями из красного дерева, украшенными филигранной резьбой и мелкими самоцветными камнями. Их стоимость могла сравниться лишь с изяществом исполнения, которое проявили лучшие мастера Империи, выполняя один из бесчисленных заказов придворного цзун-гуна. Дорогая мебель, изысканная в своей простоте и качестве, была выполнена в том же стиле, идеально вписываясь в интерьер. Отсутствие окон скрашивали несколько невероятно реалистичных пейзажей, чьи холсты были заключены в затейливые ажурные рамы и надежно скрыты под тонким стеклом.
Сиккэн Сумиёси Тэн, первый человек в иерархии дворцовых чиновников и второй человек в государстве, считавшийся таковым не только по статусу, но и по реальному положению вещей, сидел в плетеном кресле чуть в стороне от рельефной карты и, поджав недовольно губы, массировал переносицу большим и указательным пальцами. Здесь, вдали от официальных докладов и церемониальных приемов, в кругу тех, с кем можно было быть самим собой, Всесильный Тэн не прятался под каменной маской отчуждения и слоем актерского грима. Двадцать пять лет, проведенных на этой службе, испещрили лицо сиккэна морщинами и пигментными пятнами, а серебряная седина все быстрее покрывала собой его некогда густые темные волосы. Рукава сапфирного каймона Сумиёси были испачканы в густых чернилах и сильно измяты, противореча тому образу безупречного начальства, что сложился за долгие годы у его подчиненных. Но этот момент был одним из тех немногих, когда верховному чиновнику Империи было наплевать на то, какое он производит впечатление.
Еще два человека в таком же синем облачении служащих и в круглых шапочках, увенчанных драгоценными камнями, заняли места с другой стороны стола. Джэнг Мэй, верховный распорядитель военных запасов, полный и длинноусый мужчина средних лет, перебирал и раскладывал по стопкам бумажные листы из массивных коробок, обтянутых акульей кожей. Количество архивных ящиков с отчетными документами императорских военных складов значительно превышало две полных сотни, и на полу рядом с чиновником высилась настоящая баррикада, разобраться в содержимом которой было бы под силу далеко не каждому бюрократу. Второй человек, чьи черты лица были настолько неброски, что случайному взгляду было попросту не за что зацепиться, напротив пребывал в безучастном спокойствии, лишь прислушиваясь к разговору и делая изредка глотки из большой фарфоровой пиалы, наполненной ароматным чаем. К"си Вонг, глава тайной императорской службы, хорошо знал свое дело и проявлял активность только тогда, когда в этом действительно возникала необходимость.
Трое оставшихся людей принадлежали к числу личных вассалов Императора, о чем говорили их расшитые суо и тяжелые обоюдоострые мечи, висевшие в богатых ножнах на роскошных поясах. Лишь один из полководцев выделялся на общем фоне отсутствием привычного оружия, являвшегося обязательным атрибутом каждого, кто приносил присягу перед Нефритовым Троном. Да и его облачение, из добротного прочного полотна, сшитое умелыми руками, бросалось в глаза своей серой невзрачностью. На нем не было ни украшений, ни родовых гербов, ни "трофейных знаков", столь любимых среди молодых тайпэнов, а ведь по возрасту этот парень как раз попадал в число последних.
Впрочем, эти вопросы могли возникнуть только у того, кто не знал имени человека, склонившегося сейчас в раздумьях над картографическим произведением искусства. Во всяком случае, в пределах имперской столицы трудно было бы отыскать кого-то, кому не было известно имя Ли Ханя, опального тайпэна, убийцы главы дома Мори, спасителя Ланьчжоу и дзи-клятвопреступника, а согласно многоголосой народной молве еще и колдуна-демонолога. Последний слух весьма красочно подтверждал факт присутствия на собрании седьмого участника.
Глаза Куанши рад-Шаарад, младшего сына командующего четвертой проклятой армии Ло-тэн, наблюдали за происходящим из-за узких прорезей рогатого шлема, сверкая двумя огненными бездонными провалами. Багровый доспех из ороговелой кожи и тяжелый прямой меч из неизвестного металла, подвешенный у чудовища на перевязи из живых "осколков" душ, выглядели настолько инородно и чуждо этому месту, что не оставляли никому ни малейших сомнений в природе происхождения Куанши. Однако само появление демона на военном совете не было чьей-то прихотью или желанием произвести некое впечатление, как решили поначалу тайпэны Ши Цзянь и Васато Вань.
Далеко не сразу эти опытные полководцы, которым было поручено сформировать коллегиальный совет по вопросу отражения агрессии со стороны Юнь, смирились с мыслью, что их третьим соратником в порученном деле станет безродный Хань. Лишь явственные заслуги и безграничное доверие со стороны их общего повелителя позволило наследникам старых знатных семей взглянуть на Ли без сословной спеси и презрения, соглашаясь с его правом находиться здесь. Но вот новость о том, что молодой тайпэн фактически станет номинальным голосом другого существа, совсем уже не пришлась по вкусу вассалам Императора. Разумеется, главным, что взбеленило военачальников, в особенности Цзяня, чьи предки из рода Ханкой сражались против солдат Шаарад еще в далекие времена падения династии Цы, было именно то, что этим "кем-то другим" должен был стать истинный демон.
