Но ребята из интерната... Как к любым новым воспитанникам — к ним присмотреться бы, притереться, и лучше — в спокойной обстановке, а не в "условиях, приближенным к боевым", в "поле", так сказать, если применять военную терминологию. К концу второй недели этакого отдыха, на который я опрометчиво согласился, рассчитывая на серьезное вознаграждение и приятное времяпровождение на берегу озера, почти нетронутого цивилизацией, я превратился в форменного неврастеника. С солдатами было проще. Даже с разнузданным коллективом милицейского взвода ППС, командование которым имело место быть в моей богатой биографии... но эти... Посудите сами. Одно только и утешает — не скучно ни разу. Вот.
Во-первых. Вместо пяти человек старшеклассников из нашей школы, в облоно Челябинской области мне дополнительно навязали — иначе и не скажешь, пятнадцать ребятишек из детского дома "Звезда". Как сами понимаете из названия — заведения с военно-патриотическим уклоном. Такое заведение подразумевает у ребят хоть какие-то начатки дисциплины. С-чаз. Разбежались — и тут земля закончилась. К ним, обещали мне в администрации, прилагались в комплекте еще две воспитательницы и инструктор... с которыми мы должны были встретиться на озере Тургояк, в лагере труда и отдыха около острова Веры, в день прибытия. То есть — на двадцать ребят — аж пять взрослых педагогов, считая Эльвиру. Расклад нормальный — на четырех воспитуемых аж по целому воспитателю! Лафа! Скажу сразу — никого я не встретил. Подозреваю, что наплевав на возможные неприятности по службе, слишком хорошо зная все о своих подопечных, достойные труженики на ниве педагогики решили тихо откосить от почетной обязанности и явочным порядком добавили к своим отпускам лишние деньки. Попозже, когда я познакомился с ребятишками поближе, они рассказали мне, куда подевались горе — воспитатели, и я почти перестал ждать пополнения. А уж когда с нами произошло Это, — назовем его Происшествие, — так и подавно.
Я этих учителей почти понимаю. И не осуждаю — достойные деятели педагогики твердо знали, что их питомцам абсолютно ничего не угрожает. Ни при каких обстоятельствах. Верно, вы помните анекдот про тещу в клетке с тигром? Пусть, мол, тигр разбирается с тещей сам — сам затащил в клетку, значит сам и виноват. Ну вот, в нашем случае — тигр это я. Сам организовал поездку — сам и пожинай ее плоды. С бесплатными приложениями в виде свалившихся на голову мелких "звездюков". А этакий собирательный образ тещи — это все мои любезные воспитанники, весьма способные устроители всяческих каверз.
Естественно, первоначально эта первобытная орда попыталась "поставить меня на место". Ну... не знаю. С моими учениками-то у нас все уже устоялось — мы и в походы ходим вместе, и клуб исторического фехтования на пустом месте создали, сами сделали и оружие и доспехи, реконструировали древние технологии, к примеру — как сделать примитивные гончарные изделия, даже металл плавить и лить пытались — без особого успеха, но все-таки. Кузнец из пригородного совхоза — большой любитель исторических реконструкций, сказал, что на "три с плюсом для раннего средневековья — пойдет", только не уверен я что губчатые отливки молотков и кривые ножики нашли бы потребителя в том самом раннем средневековье. Но ему виднее. Впрочем — дело в опыте, конечно, а на первый раз трудно ожидать чего либо дельного. Но пацаны были в восторге — как же, сами с усами — отлили, отковали, и почти без помощи взрослых.
А еще исторические пьесы мы сами писали, и ставили их в школьном театре. Получалось здорово. Ребята увлечены и скучать не приходилось никому. Если бы тащил все один — о сне забыл бы. Но — хотите, верьте, хотите — нет, весь груз тащили сами ребятки мои, лишь изредка обращаясь за ценными указаниями, да выставляя меня "живым щитом" в чиновных кабинетах, когда надо было пробить разрешение на аренду, например, помещения для проведения слета любителей истории. Первоначально директор и завуч смотрели искоса на наши занятия. Но после того, как наши ребята заняли первое место на конкурсе военно-исторического фехтования на мечах, когда наша команда стала первой в выставке — соревновании военно-исторического костюма, а "Гамлет", поставленный нами с помощью настоящего энтузиаста самодеятельного театра — бодрого старичка — актера, руководителя городского театра "Муза", неожиданно взял на межобластном фестивале детско-юношеских коллективов первый приз, конечно — мнение руководства изменилось о нас кардинально. Великого Шекспира мы изрядно разбавили сценами боев на мечах, алебардах, одели артистов в исторические костюмы, пошитые девчатами клуба, а войско вышло не в пошлом картоне, а реальных, пусть самокованных, доспехах. О нашем клубе "Наследие" заговорили, стали писать в газетах, а руководство школы, ес-сно, стало получать бонусы за хорошую организацию воспитательного процесса. Еще — коридор школы украсили разнообразные грамоты и призы, выставленные на обозрение. Да ладно, не за славу работаем, нам идея дорога, и дорого, когда жить не мешают.
Вот, в порядке осуществления режима наибольшего благоприятствования, нам и позволили на деньги спонсоров совершить турпоход на Южный Урал, к знаменитому острову Веры с древними мегалитами, расположенному на озере Тургояк в Челябинской области. Планировалось провести почти все лето в этой красивейшей местности, совмещая приятное с полезным — рыбную ловлю и отдых с учебой и помощью местной археологической экспедиции. Ну вот, если с моими разбойниками — все устоялось, вопросов ни с дисциплиной, ни с распорядком дня не возникало, то... Навязанная мне группа из интерната с военно-патриотическим уклоном, вначале выкидывала коленца полным составом, отличаясь редкой изобретательностью по части отравления жизни ближним. Мелкие инциденты я и не считаю — соль вместо сахара в чай на "педагогическом столе" — мелочь, внимания не заслуживающая. На крики и требования о проведении, так сказать расследования и примерного наказания виновников путем направления в лагерь для малолетних преступников, я реагировал тирадой в стиле "сам дурак, значит есть за что", и быстренько ретировался к подчиненным — безобразникам, пообещав, правда, разъяснительную работу провести.
С помощью нехитрых методов расследования, определил ближайшего на момент совершения "преступления века" к месту происшествия, им оказался господин Антон Иванович Рябчиков двенадцати годов от роду, воспитанник интерната 'Звезда', вельми гораздый на всяческого рода каверзы и пакости субъект, чистосердечно и признавшийся под давлением неопровержимых улик. За улики пошли, в частности — показания поварихи, видевшей его на раздаче, и остатки соли в кульке, в самый трагикомический момент "расследования" выпавшей из его кармана, после чего он и сознался, "под давлением неопровержимых доказательств" в совершении данного правонарушения. Деяние сие, с точки зрения заместительницы директора лагеря, где нас разместили первоначально, — совершенно вопиющее и ни к какие рамки не вписывающееся, он "содеял" вкупе с господином Финкелем, Романом Эммануиловичем, шустрым его приятелем и погодком, между виртуозной игрой на гитаре и скрипке разнообразившим свой скудный досуг изобретением способов избавления от скуки окружающих и приятелей. Причем Рома признался уже сам, заявив, что шутили вместе — вместе и ответят.
Нахалы стояли рядком и зыркали на меня бесстыжими зенками, ожидая ответа на сакраментальный вопрос: "И чо вы нам теперь сделаете? Детей бить низ-зя, а в интернат Вы нас одних не отправите..." Глядя на эту парочку, Антон Ким, отличающийся острым, как бритва языком от своего брата, не преминул беззлобно заметить: "Дмитрий Сергей-ч, глядите — как иллюстрация к статье о смычке американского капитала с сионистами стоят — рожи хитрож... Один черный, другой белый — два веселых гуся! Хоть картину в тему пиши! Теперь нам всем из-за них покоя лагерные не дадут, будут носы совать...
Рябчик, к слову, от папы — студента из жаркого Сенегала, что ли — точно он и сам не знал, откуда, имел антрацитово-черный цвет кожи, а Финкель... ну, и так понятно на кого он был похож... Кем был — на того и похож. Ангельскую внешность мальчика из приличной еврейской семьи, с тонкими чертами породистого лица и прекрасными темными семитскими очами — глазами их просто не повернется язык назвать, портил развивающийся горб, полученный мальчиком в детстве в результате автоаварии, унесшей его отца и маму, и приведшей неисповедимыми путями в интернат "Звезда".
— Верно, — ответил я им,— не отправлю. И не подумаю даже — потому, хотя бы, кто будет нам бытие разнообразить мелкими пакостями, ума не приложу. А так — все в порядке, и цирк не уехал, и клоуны на месте.
— И чо?
— А ничо. Вот вам, голубчики, на выбор два варианта. Продукт портить нельзя — это сколько же вы, пакостники, ценной соли впустую перевели? А чайник ценного чая? Вот, что бы добру не пропадать, вы его сейчас и до-употребите по прямому назначению.
— Это как это? — опешили фулюганы.
— А вот так. Во-внутрь употребите, с удовольствием, или без — мне безразлично. Вы ведь добились того, что все вожатые, из тех, кто сидел за столом с вашим кулинарным творчеством ознакомились? Добились — попробовали почти все. В чайнике еще половина осталась — вот ее вы и поделите между собой по-братски, и выпьете поровну — что бы обидно не было никому.
— Да ее же пить нельзя! Завопили диверсанты.
— Да что вы говорите? А как же она в чайнике оказалась? Выходит, вы, господа, на манер партизан Отечественной решили персонал лагеря отравить? В эсесовцы их записали?
— А что они.... Протянул Рябчик.
— Что — что они? Душат души прекрасные порывы? Итак, либо вы сейчас же допиваете свой эксклюзив — до дна, господа гусары, до дна-с, либо...
— А что — либо? Обрадованно встрепенулись деятели антипедагогического террора.
— Либо я попрошу в медпункте клизму, и на глазах ваших товарищей, перед лицом, так сказать, как говорили в стародавние времена, сделаю вам клизму тем же напитком, — устроит, узники совести, герои подполья, такой вариант развития событий? Что бы балбесы не сомневались в моей решимости устроить им "клизьмование", скроил самую зверскую физиономию из имевшихся у меня в коллекции — образец "волк у стада невинных овечек", где я — разумеется, волк, овечки — ну, тут понятно кто.
Узники совести пригорюнились, но пересчитав в компьютерах, что в верхней части организма находятся, возможные варианты, а так же последствия второго варианта в виде резкого падения авторитета, понуро кивнули вихрастыми головами, шагнули к столу, где в стаканы были разлиты остатки злополучного содержимого чайника. Зажмурившись, пацаны похватали стаканы, и на выдохе, заранее приготовившись, наверно, к противному вкусу, хватили... по стакану нормального слегка теплого, правда, несладкого чая, замененного по моей просьбе в том же пищеблоке, потихоньку Федором Автономовым — старшим из ребят, моим помощником в кружке исторического фехтования.
Полюбовавшись на слегка очумевших диверсантов, я, изобразив церковно-диаконский бас, спародировал что то наподобие молитвы:
— И увидел ангел Божий, что раскаялись засранцы, и не стал он их казнить поносом и блевотой, претворил им чай соленый во стаканАх в обнаковенный. Аминь.
Вся компания, собравшаяся вокруг, и внимательно наблюдавшая за ходом экзекуции, покатилась со смеху. Немного погодя и проморгавшись, к общему смеху присоединились и виновники. Посмеявшись немного, я жестом остановил ребят и порекомендовал окружающим обдумывать последствия своих поступков, и примерять их на себя, прежде чем совершить. Напомнил и слова Писания, хоть и не шибко верующий человек, о том, что относиться следует к людям так, как хотел бы, что бы относились к тебе самому, и — какой мерой меряете, так и вам отмерено будет. Думаю, парни задумались хотя бы.
Под влиянием моих ребят, рассказавших интернатовским о наших занятиях, включившись в процесс тренировок и совместных игр, соревнований, уже на третий — четвертый день, ребятишки стали настоящим коллективом, связанным единой целью и сверхзадачей в части максимального использования возможностей отдыха на природе. Тут были и походы по окрестностям — берегам озера, и ночевки в лесу, песни под гитару — как же без них? В течении каких-то десятка дней это уже была не разношерстная толпа с разными интересами, а маленькая популяция чрезвычайно деятельных организмов, начисто отделяющая себя от остального мира и крайне нелицеприятно реагирующая на любые поползновения на свободу своих членов от других представителей человеческого сообщества своего и старшего возраста.
Конечно, рознь была, и притирались ребята трудно — у моих ребят были те, кого, несмотря ни на что, ни на какие обстоятельства, разлучившие их, любили и ждали ребята из интерната "Звезда" — родители. И часто мелкие ссоры вспыхивали только из — за слов: "Да что ты понимаешь, в этой жизни! Вот — были бы живы (или — рядом) мои папа и мама.... А ты — на всем готовом, неженка, жизни не знаешь... " — и так далее, и тому подобное. К чести "моих," получивших не только устные от меня пояснения, но и пару легких оплеух от Эльвиры, по случаю — ребята поняли тонкую грань, черточку, струнку которую нельзя задевать и тревожить при общении с ребятами — сиротами. Эта тема семьи и дома. И быстро общение пошло на лад. Пусть уровень "моей" команды по физической подготовке был гораздо выше, ведь они в основном все без изъятия занимались серьезно спортом, танцами, просто развивались гармоничнее, что ли, так вот у интернатовских подкупало серьезное отношение к жизни, ответственность за свои слова и дела, за товарищей. Там, где мои домашние могли забыть, не сделать, воспитанники "Звезды", если дали — даже под давлением — слово, делали все, что бы его исполнить. Как же так? Я же слово дал! И этим сказано все. Так что учились и учили друг друга потихоньку. Постепенно все подружились, и чем дальше — тем больше становились одной семьей — пусть шумной и безалаберной порой — но всё таки семьей. Через несколько дней пошли обмены даже мелкими вещами, которым мои почти всегда цены не знали, а воспитанники ценили высоко — девичьи фенечки, какая-то одежка по мелочам. Удивил Федор Автономов. Он взял шефство над Финкелем и Рябчиком. "За проявленную взаимовыручку и героизм в борьбе с угнетателями, " — шутил он. У пацанов появились до тех пор ими невиданные вещички типа ножиков — мультитулов, вещи весьма ценимой всеми мальчишками планеты Земля от Тома Сойера до наших дней, и даже — завидуй, братва, — Федька приобрел им пусть недорогие, — но настоящие мобильные телефоны! Поступок свой он объяснил мне, жутко стесняясь и потупя взор:
— Дмитрий Сергеевич. Вы не подумайте — они не просили у меня ничего. Но я подумал — у них нет никого и ничего. А у меня — есть все, чего душе угодно, и мне нетрудно им радость доставить. Пусть балуются, а после каникул, если что — позвонить в случае чего смогут, я помогу — чем могу, опять же. Очень уж хорошие пацаны, хоть и шебутные ...
— Да я и сам вижу — мальчишки правильные, пусть и побезобразничать мастаки. Не оставляй их — если хочешь в будущем иметь настоящих друзей, а не тех, кто на тебя как на источник денежный смотрит. Сам знаешь — друзей купить нельзя. Это тебе и отец скажет. А настоящая — на всю жизнь зачастую в детстве только и куется. Ну, может, в армии, или институте. Но самая крепкая — точно, с детства, и если она не из меркантильных интересов — то тогда — точно, на всю жизнь.
